Браслет певицы - У. Уилер

Он ждал телефонного звонка от Флитгейла – у археолога телефонного аппарата не было, он должен был позвонить ему из аптеки на углу Дорси-лейн сразу же после ухода секунданта князя Урусова и сообщить о месте и времени проведения поединка. На примете у Суона было два отличных сержанта – Шелтон и О’Брайен, он должен был успеть подготовить их к этой операции и распределить роли. Вероятно, ему придётся съездить на место дуэли (скорее всего, она состоится где-нибудь за городом), и разведать местность.

В утренних газетах было напечатано, что мадам Мелисанда фон Мюкк поёт прощальный спектакль через две недели, а рождественские концерты она будет давать уже в Берлине. Естественно, фон Мюкку надо было вернуться в Германию и отчитаться о проведённой операции, каковы бы ни были её результаты. Суон до сих пор не мог совершенно удостовериться в том, была ли эта операция успешной или провальной. Чета фон Мюкк в свете не появлялись, Мелисанда сидела дома тише воды, ниже травы, выезжала только на репетиции и спектакли, а после спектаклей никого не хотела видеть и покидала Оперу, даже не приняв обычных посетителей, вроде членов Королевского оперного общества или Лондонского Гайденовского клуба. Фон Мюкк позволил ей сменить аквамарины на бриллианты, и на время спектакля и вечерами собственноручно запирал их в шкатулке супруги или в сейфе своего кабинета. Это то, что Суон знал доподлинно. Он не мог знать, но догадывался, что Мелисанда была ни жива, ни мертва от страха. И совсем уж он не мог знать о том, что Мелисанда уже поостыла в своих мечтах о заснеженной России, Императорском театре и титуле княгини; при всей своей впечатлительности Мелисанда была довольно практичной особой, и хотя и теперь её охватывало жаркое волнение от одного воспоминания о молодом русском князе, всё же она вполне отдавала себе отчёт в безумности предприятия. Записку она сохранила, ведь это было так романтично, но увы…

Но ещё Суон точно знал, что и сам фон Мюкк нигде, кроме театра, не появлялся; в клуб, членом которого являлся, не выезжал уже вторую неделю, а все письма, которые отправлялись из дома, были адресованы в Королевскую придворную оперу на Унтер-ден-Линден в Берлине. Письма были аккуратно перлюстрированы, но на первый взгляд, не содержали ничего, кроме скрупулёзного перечня всех условий гастролей Мелисанды и уточнений к этому списку, включавшему размер и обстановку гримуборной, количество персонала, прикреплённого к примадонне, и состав оркестра. Означало ли это что-то большее, чем обсуждение контракта – было неясно, но более фон Мюкк ни в какой переписке не состоял и ни с кем подозрительным в Лондоне не встречался.

От всего этого настроение у Суона совершенно и окончательно испортилось, а уж когда дежурный сержант сообщил ему о каком-то посетителе, инспектор стал мрачнее тучи.

– Дорогой инспектор Суон. Так вышло, что в Лондоне у меня нет человека, которому я мог бы довериться в деле чрезвычайно щекотливом. Не окажете ли вы мне честь быть моим секундантом на поединке с мистером Флитгейлом?

Князь Урусов, в инвернесском пальто, с лайковыми перчатками в руках, смотрел на Суона с необычайной любезностью.

Это был великолепный удар. Флитгейлу крупно не повезло: с таким противником, как Урусов, Суон не желал бы скрестить оружие. Выдержка и хладнокровие князя были поистине убийственными. Как там сказала Ива? «Я нашла его примечательным человеком, артистичным, умным и решительным, несмотря на внешнюю нервозность». Внешнюю нервозность. Кажется, нужно было уже привыкнуть относиться к словам Ивы со всей внимательностью. Суон был не только видавшим виды полицейским, он был старым солдатом, и человеком, пережившим не одно потрясение в своей жизни. Он был оглушён, но на его лице не дрогнул ни один мускул, он даже не моргнул, глядя прямо в глаза Урусову.

– Я – офицер полиции, сэр… – ответил он значительно и членораздельно, предоставляя Урусову возможность самому сделать выводы из этого очевидного утверждения.

– Я так и думал. Полагаю, вы приготовили для себя другую роль в этом увлекательном спектакле? – спросил Урусов после недолгого молчания, в течение которого он пристально, но без малейшей эмоции смотрел Суону в глаза.

– Я бы предпочёл вообще не участвовать в подобных мероприятиях, – также спокойно и многозначительно отозвался старший инспектор.

В кабинете повисла напряжённая пауза, и прервал молчание русский князь. Он первым отвёл взгляд, с интересом посмотрел в окно и довольно неожиданно, приятельственным тоном проговорил:

– Прекрасная погода. Вероятно, последние солнечные дни перед наступлением зимы. Не желаете ли прогуляться, дорогой инспектор? Думаю, в Кенсингтонских садах сейчас должно быть очень мило. Мой экипаж к вашим услугам.

Через пятнадцать минут дороги, прошедшей в полном молчании, джентльмены вышли у ворот парка. Фонтаны уже были укрыты на зиму, Суон и Урусов медленно прогуливались по хорошо вычищенной дорожке с романтическим видом на величественный, но изящный дворец за гладью пруда. Князь поигрывал щёгольской тростью, рассеянно оглядывал пустынный сад, а потом заговорил тихим, ровным голосом.

– Нейтралитет Германии в русско-японском конфликте не может ввести в заблуждение никого. Сейчас кайзер активно стравливает две наши страны, с одной стороны – приберегая силы, а с другой – присматриваясь к военным потенциалам возможных европейских противников. Ни для вашего военного руководства, ни для наших секретных служб это не секрет. Поэтому, несмотря на ситуацию сего момента, наши стратегические интересы, в общем-то, совпадают.

Русские секретные службы вышли на фон Мюкка в Петербурге, прошлой зимой. Там он встретился со своим агентом, весьма высокопоставленным офицером Генерального Штаба и большим любителем оперы, устроившим для Мелисанды несколько домашних концертов. Нам удалось… убедить этого человека в неблаговидности его поведения, и вовремя получить в свои руки очаровательную сигаретницу с шифрованной запиской. Надо отметить, что шифр этот весьма примитивен, если знать ключ. Скрипичный ключ, инспектор, – Урусов улыбнулся. – Шифр основан на видоизменённой нотной записи латинскими литерами, а для его прочтения необходимо транспонировать текст на условное количество тонов, указанное в записке. Впрочем, ваши коллеги тоже быстро разгадали этот немудрёный метод. Тогда же было решено пока не пресекать деятельности фон Мюкка, а постараться проследить его связи в России и других странах. Некоторых агентов удалось перевербовать, а некоторых пришлось ликвидировать.

Также этот штабной господин сообщил нам, что в Лондоне у барона есть очень высокопоставленный агент из Адмиралтейства. На Фигилберта мы вышли не сразу, но к лету у нас уже не оставалось сомнений в том, что господин барон работает на немецкую разведку.

Я прибыл в Лондон с единственным заданием – либо перевербовать Фицгилберта, либо устранить его. По возможности мне надлежало также перехватить шифрованное сообщение и ту информацию, которой Фицгилберт снабжал немца. Перевербовать барона не удалось, но я надеялся предпринять ещё одну попытку. Мне надо было как-то войти в светские круги, и войти, не возбуждая никаких подозрений, так что мне пришлось играть роль медиума. Уверяю вас, старший инспектор, что этот сеанс у Бёрлингтона был для меня дебютом в этой роли, и я был готов к провалу. Но стоило рискнуть, особенно – учитывая, что удалось нечувствительно заманить Фицгилберта на сеанс, а любезный граф Бёрлингтон сделал за меня часть работы, пригласив Мелисанду. Я предположил, что на сеансе, который был устроен для меня графом Бёрлингтоном, состоится передача сообщения. А когда увидел браслет на руке примадонны и заметил некоторый интерес к нему в обществе, то быстро догадался, что это – лучший контейнер для шифра. Мадам Мелисанда сама предоставила удобный случай, расположившись рядом со мной за столом, остальное было уже делом ловкости рук. И, признаюсь, я сделал свою работу не совсем чисто. Подавая мадам манто и поправляя на ней меха, я снял браслет с её руки. Полагаю, что Мелисанда восприняла моё лёгкое прикосновение как знак расположения к ней. Мне показалось, что мой манёвр не остался незамеченным и Фицгилбертом. Тогда мне пришлось действовать незамедлительно. Этот мизерикорд я носил с собой с самого приезда в Лондон. Когда с места поднялся полковник Брюстер и началась эта суета, я задержался за креслом Фицгилберта и быстро нанёс удар кинжалом.

Да, я сильно рисковал. Но всё обошлось, более того, – подозрения пали на Брюстера. Вы ведь подозревали его, не так ли? Впрочем, я не льщу себе надеждой, что меня вы не держали под подозрением, несмотря на все мои усилия развеять их. Но не только ваши подозрения, сэр, пали на полковника, но и самого фон Мюкка. Собственно это, да ещё и неуёмная болтливость полковника, привели его к столь плачевному финалу. Очевидно, вы уже рассмотрели эту версию, и она кажется вам достаточно убедительной. Так что я не солгал вам, инспектор, – я не убивал Брюстера. Я вообще ни разу не солгал вам. Но ваши действия делают честь британской контрразведке, вы очень быстро разобрались в этой истории и обнаружили агента фон Мюкка.