Она читала на ночь - Наталья Солнцева

Для начала Егор Иванович решил подумать. «А что мне нужно от этой Миленко? – спросил он себя. – Ну, во-первых, с ней интересно. Во-вторых, для нее не имеют значения мои деньги. В-третьих, она красивая женщина. А может быть, я просто хочу ее? Хочу эту рыжеволосую мадонну с раскосыми глазами?»

Господин Шахров впервые осознал, что на сей раз сила ему не поможет. Он не хотел в это верить. Он отказывался признавать, что надежный, испытанный способ здесь бессилен.

– Я заставлю ее! – твердил Шах. – Я заставлю ее быть со мной. Во что бы то ни стало. Я ни за что не отступлю. Какой-то Чигоренко ничем не лучше меня. Я могу стереть его в порошок, уничтожить. Чтобы и духу от него не осталось.

Перед ним, как всегда в минуты холодного бешенства, возникло запрокинутое, мертвое лицо отчима, острый кадык на покрытой щетиной шее, грязный ворот тулупа, синий в морозной ночи снег…

Глава 22

Ксения сжилась с «Сиреневым ароматом ночи», втянулась в его призрачную реальность. Она увлекала ее, уносила прочь от неразрешимой проблемы отношений с Филиппом, позволяя переключиться на странные и вместе с тем увлекательные события в далекой вселенной, созданной воображением автора.

Она начала ловить себя на том, что с нетерпением ждет вечера, когда сможет забраться в постель, включить бра, открыть книгу и погрузиться в выдуманный кем-то мир…

– Ты нашел решение?

Атток пристально смотрел на Лейтара, ожидая немедленного ответа на поставленный вопрос. Каждая минута промедления могла стоить Лейтару всех прошлых заслуг. Приближенный смотрел на своего правителя и не видел его: перед глазами стояла блестящая пелена. Мощный поток энергии, исходящий от взора Аттока, поглощал и растворял внимание Лейтара. Воин огромнейшим усилием воли преодолел охватившее его смятение, не позволяя себе поддаться страху и растерянности.

Величайший вновь заговорил:

– Среди кортиосцев нет ни одного воина, который не знает, как победить. Ты должен найти способ уничтожить Фария и всех его приспешников. – Да, великий Атток! Я сделаю это.

Впервые Лейтар сказал слова, в которые не верил. Он никак не мог смириться с тем, что Атток недоволен им, что он заслужил немилость правителя. Его безупречность пошатнулась, дала едва заметную, но очень опасную трещину. Хуже всего были сомнения, которые поселились в глубине души отважного военачальника: почему империя Кортиоса держится на таком всепоглощающем насилии? Зачем без конца уничтожать другие цивилизации, зачем вести непрерывную войну?

Однако перед лицом Величайшего Лейтар не мог показать своих тайных мыслей.

Атток склонил голову в знак того, что он слышит речь, достойную его внимания. Глаза правителя сверкнули холодным желтым блеском. Не чувствуя под собой ног, Лейтар покинул зал башни.

Великий Атток любил проводить время наедине с самим собой, предаваясь раздумьям. Неудавшаяся попытка завоевать Цоуфис не обескуражила его, а только лишь раздосадовала. Впрочем, благодаря временному поражению, кортиосцы узнали о новом оружии врага. И это хорошо. Кортиос станет еще сильнее!

Он вспоминал рассказ Лейтара, представлял Цоуфис, и в его воображении одна за другой возникали заманчивые картины. Он видел себя хозяином Кольца планет, которые станут опорой в развитии цивилизации кортиосцев. Это будет первый шаг к главной цели – стать властелином Эльсинии. Мысли и мечты Величайшего текли подобно волнам – неторопливо и величаво… как вдруг натолкнулись на невидимую преграду.

«Фарий! Кто он? Почему позволяет себе дерзкое неповиновение? Какие силы на его стороне?» – спрашивал себя Атток.

Ни одна из привычных схем не годилась для того, чтобы покорить жителей Цоуфиса. Они не желали признавать выставленное напоказ ослепительное могущество кортиосцев! Атток недоумевал. Неужели обитатели Кольца Аллоиса не видят его воинов в кошмарных снах? Неужели настойчивые потоки страха не распространяются над Цоуфисом? Ну ничего! Это легко исправить. Скоро все они будут трепетать и дрожать от ужаса при одном только имени Аттока!

– Кошмары, оцепенение и страх! Вот их удел! – злобно прошипел он.

Хортис рисковал. Вопреки всем кортиосским принципам, он затеял свою собственную игру. Перед ним стояли две цели, одна из которых – устранение Лейтара – казалась ему легкой, а вот другая…

Хортис впервые услышал рассказ о супермощном оружии, уничтожающем все вокруг, от старых пилотов. Они говорили, что существует способ сконцентрировать внутреннюю энергию Хонкона в плотный сгусток, который обладает непреодолимой волей к разрушению. Старики шептали, что это оружие использовать опасно: злая сила темной планеты – они называли ее Хо, – вырвавшись наружу, может уничтожить не только врагов, но и самое себя вместе со всей цивилизацией Кортиоса.

Хортис был не из робких, поэтому ужасы, которые рассказчики приписывали Хо, лишь позабавили его. Каких только баек не наслушаешься от любителей бороздить необозримые пространства Эльсинии! Но именно мысль об этом сверхоружии пришла Хортису в голову, как только он начал обдумывать вторую часть своего грандиозного плана – уничтожение Фария.

Аттоку он решил ничего не сообщать. Лучше сразу доложить об успешно проведенной операции, принести Величайшему победу на блюдечке. Тогда Атток оценит храбрость предводителя космозахватчиков и сам призовет его на место ненавистного Лейтара. Хортис играл с огнем, но чувство опасности было для него привычным и даже вызывало приятное возбуждение. Он желал как можно быстрее осуществить задуманное.

Решение было принято – он уничтожит Лейтара и Фария одним ударом, чего бы это ему ни стоило.

Настало время действовать.

Филипп явился домой чернее тучи.

Первой его мрачное настроение заметила Ганна. Вчера она, сославшись на недомогание, отпросилась домой.

– Что с тобой, Ганна? – забеспокоилась Юля. – Давай давление измерим. Я тебе лекарство дам. Куда ты пойдешь? До твоих Дубков добрых полтора километра шагать. Ложись лучше, отдохни.

Но Ганна неожиданно заупрямилась.

– Нет уж, – заявила она. – Мне домой надо. Хата больше месяца без присмотра. Беспокоюсь я… вот и захворала.

На самом деле хата волновала Ганну в последнюю очередь. Она решилась тайком от Юлии Марковны разобраться, что происходит с хозяином. А для этого нужно было наведаться к Михеевне. Вот только жива ли бабка? Ей, должно быть, годков девяносто стукнуло. Могла и помереть.

Но Михеевна, к счастью, пребывала в добром здравии. Она сидела на завалинке и грела на солнце старые косточки.

– Доброго здоровьица, – поклонилась Ганна, подходя к покосившемуся, крытому соломой домику Михеевны.

– Слава тебе, Господи, – прошамкала беззубым ртом бабка.

Она еще больше усохла с тех пор, как Ганна последний раз ее видела. Из-под низко повязанного белого платка на гостью смотрели два хитрых черных глаза.

«Чур, чур меня», – подумала про себя Ганна, мысленно осеняя себя крестом. Она побаивалась Михеевны, но больше обратиться было не к кому.

– Мерзну я, – пожаловалась бабка, плотнее запахивая старый жакет. – Кровь вялая стала.

Ганна не нашлась что ответить и протянула Михеевне завернутый в чистую тряпицу кусок сала и испеченный утром пирог.

– Это гостинец тебе, – сказала она.

– Пойдем в дом, – прошамкала Михеевна, сползая с завалинки. – Там расскажешь, с чем пожаловала.

В доме стоял полумрак. Маленькое окошко было прикрыто старой вышитой занавеской. По стенам висели рушники, в красном углу у огромных темных икон теплилась лампадка.

Михеевна уселась на длинную деревянную лавку.

– Ну садись, что ли, – сказала она Ганне. – Чего стоишь, как сирота неприкаянная?

Ганна робко примостилась на краешек лавки, вздохнула.

– Я к тебе за советом. Про одного человека узнать хочу. Вот, гляди, – она положила перед бабкой фотографию Филиппа. – Это он.

– Ладно, – кивнула Михеевна. – Скучно мне. Давай побалуемся. Неси свечки!

Она показала на старый, темный от времени деревянный шкаф. Ганна поспешно вскочила, принесла все необходимое и уселась напротив.

Бабка что-то быстро и глухо забормотала, зажгла свечу и начала водить ею над фотографией.

– Женатый! – сказала она. – И еще раз женатый. Ребенок есть… мальчик. Болеет. Но это ничего, пройдет.

Ганна не знала о первом браке Филиппа и залилась краской. Ей казалось, что она подслушивает чужие тайны. Слова Михеевны неприятно поразили ее.

– А ты его любишь! – вдруг заявила бабка, прищуривая глаза. – Любишь…

Сказанное как обухом по голове ударило Ганну. Она вся вспыхнула и затряслась от возмущения. Совсем старуха из ума выжила, раз болтает такое!