Черный мустангер - Майн Рид

Монгуба, как нарочно, казалось, плыла никогда так медленно: несмотря на все усилия гребцов дерево едва двигалось.

Ветра не было, и парус не только не был нужен, а даже мешал, поэтому негр, по приказанию Мэндея, ослабил веревки и потихоньку опустил парус.

Когда они отплыли еще на полмили, то увидели, что начинает светать; над верхушками деревьев затопленного леса загоралась заря, за которой, как это всегда бывает на экваторе, почти тотчас должен был наступить день.

До лесной опушки оставалось еще не меньше полумили, которые нужно было пройти во что бы то ни стало до наступления дня. Солнечный свет начинал пробиваться сквозь зеленую листву, и огни становились все бледнее. Еще десять минут — и станет совсем светло.

Треванио и мэндруку работали веслами, как люди, которые боятся за свою жизнь и жизнь своих товарищей.

Казалось, что даже само солнце помогало беглецам; яркие лучи его вдруг потускнели, и снова наступила предрассветная полутьма. Впрочем, это, может быть, произошло потому, что монгуба в это время уже вошла под густо нависшие над водой ветви. Но как бы то ни было, вокруг них было темно, и, к своему счастью, они входили в устье небольшого игарапе.

Устье игарапе походило на маленькую бухту, окаймленную деревьями, густые ветви которых переплетались, образуя вход в зеленую пещеру, обещавшую довольно надежное убежище. Было так темно, что беглецы не могли даже рассмотреть, как далеко простиралось это случайно открытое ими игарапе. Сначала индеец, а за ним и Треванио опустили весла и стали исследовать бухточку.

Царившую кругом темноту освещали только летавшие над водою светящиеся мухи. По счастью, мух этих было здесь множество, к тому же они принадлежали к самой крупной породе светляков, известной под названием cocuyos (clater noctilucus). Если держать такую муху над страницей книги, то можно даже читать. А так как мухи то и дело сновали по всем направлениям, то, благодаря отбрасываемому ими свету, путешественники вскоре рассмотрели, что игарапе, в сущности, было небольшим заливчиком, окруженным со всех сторон затопленными деревьями.

Постепенно, по мере того как солнце поднималось все выше и выше, яркий свет его проник сквозь листву; теперь уже и без помощи светляков видно было, что игарапе углублялось не больше чем на сто ярдов в лабиринт ветвей и растений-паразитов. Выбраться из этой бухты можно было, только покинув монгубу и вновь отправившись странствовать по деревьям или же выплыть в озеро.

Ни то ни другое нашим героям не годилось; они уже слишком хорошо знали, что собой представляет путешествие по ветвям, к тому же в этом случае нужно было бы расстаться с монгубой, благодаря которой им удалось переплыть озеро; расстаться с ней без крайней необходимости не желал даже мэндруку.

Вернуться же на озеро — значит наверняка отдаться в руки людоедов; солнце светило ярко, и как только они выйдут из-под навеса, из малокки их обязательно кто-нибудь увидит.

У дикарей были лодки, привязанные к стволам деревьев, как раз под помостами жилищ. Мэндруку и Ричард видели эти лодки во время своей разведки; как ни грубо сделаны эти челны, они во всяком случае лучше сухой монгубы, и каннибалы на них в десять минут догонят беглецов, а что погоня будет, в этом никто и не сомневался. Оставалось только одно, — провести весь день в этом так счастливо найденном убежище, в надежде, что никто из дикарей не появится в этом месте.

А там, когда стемнеет, можно будет сделать попытку потихоньку проскользнуть вдоль опушки и к утру уйти подальше от малокки людоедов, — придется, конечно, всю ночь, не переставая, поочередно поработать веслами.

Решив поступить таким образом, путешественники подтащили монгубу в самый темный угол бухты и сипосами крепко привязали ее к дереву; сами же как могли разместились на нижних ветвях того дерева.

Перспектива провести в такой обстановке целый день не имела в себе ничего привлекательного, и при этом еще каждую минуту приходилось ожидать, что вот-вот покажется краснокожий людоед и громким криком подаст таким же, как и он, людоедам сигнал, извещающий их о счастливой находке.

Само собою разумеется, приняты были всевозможные меры предосторожности, чтобы не быть открытыми. Решено было даже не разводить огонь на плавучем дереве. А огонь между тем был бы очень нужен, хотя бы для того, чтобы приготовить завтрак; но так как дым мог выдать их присутствие, то все решили, что в этот день будут есть вяленое мясо. Хотя сами путешественники и сидели в темноте, но перед собою они видели свет, проникавший к ним под деревья.

Положение их похоже было на положение человека, запертого в пещере или гроте и видящего перед собой океан. Глаза их беспрестанно были устремлены на вход в их убежище в надежде не увидеть там ничего нового. Им не было надобности следить за тем, что делается в лесу: за ними и по бокам от дерева, на котором они разместились, стояла крепкая стена из древесных вершин, покрытая к тому же лианами, точно настоящей зеленой тканью, казавшейся непроходимой даже для лесных зверей.

А если нельзя тут пробраться зверю, то нельзя будет пробраться и человеку. Поэтому-то взоры всех были устремлены только на озеро.

Временами у них завязывалась оживленная беседа, хотя все одинаково старались говорить по возможности тихо.

До полудня не случилось ничего особенного, и все начали надеяться, что каннибалы их не заметят, по крайней мере в этот день, а завтра их тут не будет.

Тишина и спокойствие ничем не нарушались и потом. Только иногда какая-нибудь птица пролетала через озеро, пересекая блестящую полосу, освещенную солнцем. Затем показалась пара морских коров и спокойно стала есть водоросли у самого входа в бухточку.

Все это позволяло надеяться, что вблизи на озере нет ни одного человеческого существа.

Насытившись, одна из коров уплыла, а другая осталась и, по-видимому, заснула. Вид спящей коровы был слишком заманчивым зрелищем для старого мэндруку; ему стоило больших усилий удержаться, чтобы не напасть на корову, если не с ножом, то с копьем из пашиубы. Но мэндруку поборол искушение и, хотя не без сожаления, ограничился тем, что смотрел, как животное сладко спит на солнышке.

К несчастью как для наших путешественников, так и для морской коровы, и другие глаза следили за животными и так же хорошо заприметили, что оставшаяся на месте корова предалась послеобеденному отдыху. Ни Мэндей, ни его товарищи и не подозревали этого обстоятельства; они так долго смотрели на морскую корову, что наконец перестали замечать ее. Вдруг они