Спорим, тебе понравится? (СИ) - Коэн Даша

И Вероника стала другой. Смелой. Потому что где-то там был парень с глазами цвета шоколада, который мысленно поддерживал и верил в то, что его девочка больше не чья-то игрушка для жестоких игр.

Уже нет.

— Последние времена, — шепчет побелевшими губами бабушка и оседает на банкетку, хватаясь за сердце и хапая воздух короткими, рваными вдохами. Крестится.

— Ты..., — голос мать подвёл, и она поперхнулась, а затем и вовсе хрипло закашлялась, не в силах, очевидно, словами объяснить весь тот спектр негативных эмоций, который у неё вызвал мой внешний вид. Наверное, именно поэтому она решила просто набрать в лёгкие побольше воздуха и проораться как следует. — Да ты обезумела, Вера?

Схватила меня за грудки и со всей дури потянула на себя, настолько резко и сильно, что я чуть не споткнулась о порог, а затем с грохотом захлопнула за мной входную дверь так, что она чуть не слетела с петель.

— Алечка, — вновь перекрестилась бабка, — ремень нести?

— Неси! — взревела мать, а я только понуро опустила плечи.

Но в следующее мгновение снова их расправила и задала вопрос:

— А может опять горох?

— Да как ты смеешь? — и ладонь матери со звонким щелчком опустилось на моё лицо. — Бесстыжая!

Но я только повернулась к ней другим боком, как было рекомендовано в святом писании, и дрожащим голосом спросила, глядя прямо в её налитые яростью глаза.

— Вот так бить будешь, мам, да? Без суда и следствия? Ну давай, я не стану противится твоему злу и уже, как видишь, подставила вторую щеку.

— Заткнись! Довела мать до белого каления, так ещё и умничать удумала? Неделю будешь грехи отмаливать у Господа нашего, срамная девка!

— М-м, ну как скажешь...

— Мерзавка!

— Штаны спустить, чтобы повысить эффективность порки? — приподняла я вопросительно одну бровь, сдерживая нервную дрожь во всём теле.

— Ты посмотри-ка, Алечка, она ещё и огрызается! — снова появилась бабка в прихожей, держа в руках средство будущей экзекуции — портупею отца с металлическими бляшками.

Злобное шипение. Замах. Тело окатило ледяной волной страха.

— Ничего подобного! — крикнула я и закрыла рукой лицо, ожидая удара ремнём, но его почему-то не последовало, когда я сказала то, что, как мне показалось, будет моим козырем.

И не ошиблась!

— Бог явился мне мысленно! Сам Господь Бог, слышите? Я уже шла после факультатива по химии домой, как вдруг будто бы кто-то потянул меня за руку, и я развернулась, а затем и подняла голову вверх, а там...

Затихла, проверяя реакцию, произведённую на своих родных, и возликовала. Их лица вытянулись от шока, но в глазах сквозила такая больная вера в высшее чудо и в их превознесённого кумира, что они готовы были слушать мои басни Крылова до последнего вздоха, только бы я продолжала говорить о том, чего и в помине нет.

— Ну? — прикрикнула на меня бабка и я, сглотнув, продолжила.

— Там был билборд.

— Что это такое? — нахмурилась она.

— Реклама, — благоговейным шёпотом подсказала ей мать и кивнула мне, приказывая таким образом продолжать.

Что я и сделала.

— Там, на этом билборде были дети. Больные дети, мама. Лысые дети, бабуль. Маленькие совсем, — я так вошла в роль, что даже прослезилась, — ещё не видавшие жизнь, но уже потерявшие здоровье, волосы, веру в завтрашний день... веру в Бога! Но Господь безгранично великодушный! Вы ведь знаете, да?

— Да, он такой! — в который раз перекрестилась бабушка.

— Вот! И он послал им меня, буквально подтолкнул в спину, и я не смела пойти против его воли. Я сделала так, как он хотел, и, слыша его голос вот тут, - постучала по виску и продолжила, - я села в кресло парикмахера и отрезала свои волосы. Мне они, что грязь тогда, когда могут послужить во благо безгрешным ангелам, уходящим в агонии смертельной болезни из этого бренного мира. Не с голой головой, но в парике из моих волос.

— Благодать, Алечка! — ещё раз осенила себя крестным знамением бабушка, но на этот раз уже трижды.

— Х-м, — потянула мать, но ремень от себя откинула, — допустим, не врёшь ты мне. И что это был за салон такой?

И я тут же выпалила название того места, в которое привёз меня Ярослав. Руку даю на отсечение, что Вау-Вадя прикроет меня в случае следственных действий со стороны строгой родительницы.

— Ладно, — благосклонно кивнули мать, — а с формой твоей, что случилось?

— Аммо, — не моргнув глазом, выпалила я и развела руками.

— Что? — нахмурились обе женщины.

— Говорю, что повинен во всём этом Рафаэль Аммо, мама. Знаешь такого?

— Знаю. Мой лучший ученик, — растерянно потянула та, а потом повернулась к бабушке и пояснила, — это тот, про которого я сегодня тебе рассказывала, — и мать коротко описала случай, где лучший друг Басова прямо на перемене демонстрировал одноклассницам свои новые татуировки, полностью расстегнув рубашку, а мать поймала его с поличным на этом щекотливом представлении.

— А-а, это тот, который у себя на теле распятие Христа набил?

— Да. Умница мальчишка и такой глубоко верующий оказался. Но лучше бы крест на шее носил, чем на тело пачкал. Спаси и сохрани его Господь.

Я чуть не свалилась в обморок от болевого шока, так пришлось насиловать свои глаза, чтобы не закатить их при этом хвалебном отзыве в сторону обычного с виду парня. Но маме было виднее и то мне шло только на руку, если не сказать больше.

И я продолжала бессовестно вливать тонны удобоваримого вранья в уши своих родственниц, поражаясь тому, как ладно у меня всё это выходит. И не капельки не стеснялась.

А что? Либо так, либо портупея.

— Рафаэль сказал, что в библиотеку торопился очень. А тут я. И лужа, по которой он пронёсся на полной скорости. Раз — и меня окатило с головы до ног. Пришлось срочно переодеваться, а иначе бы и я заболела, и Аммо не успел бы за своей книгой.

— Что-то ты темнишь, дочь моя, — прищурилась мать, но я тут же вытянулась, словно оловянный солдатик и отрапортовала.

— Позвони ему, и он каждое моё слово подтвердит. Я не лгунья!

А про себя лишь добавила: «я только учусь».

— Хорошо, — скривилась мать, — но сними скорей уже эти позорные штаны и надень юбку. И вообще, костюм придётся сдать в магазин и обувь тоже, а деньги вернуть Рафаэлю. Неважно, насколько Аммо положительный персонаж — я не позволю тебе принимать подарки от парней. Это, как минимум, неприлично. Как максимум — просто недопустимо.

Эх, мама, все красные линии я давно уже прошла. Поздно пить «Боржоми» ...

— Придёт время, и я выберу тебе пару сама — обязательно богобоязненного прихожанина, послушного и смирённого. Может быть, даже старшего сына нашей старосты прихода. Семён, во всех смыслах, подходящий для тебя жениха, Вера.

«Лучше застрелиться», — подумала я, вспоминая сутулый облик вышеупомянутого «кандидата», и содрогнулась, но по инерции всё-таки кивнула матери и заученно пропела:

— Да, мама.

— И чтобы подтянула мне химию! Краснею тут из-за тебя, балбесины! — неожиданно заорала она так, что у меня чуть уши в трубочку не свернулись. И даже бабушка шарахнулась от такого ультразвука, в который раз одной рукой схватившись за сердце, а другой перекрестившись.

— Подтяну. Прости.

— Бог простит. Всё, изыди, — и указала мне на дверь моей комнаты, за которой я и скрылась поспешно.

А спустя всего несколько зудящих часов, за которые я успела сделать уроки, поесть и сходить с бабулей в церковь на вечернее богослужение, я умылась и завалилась в постель. А когда дом затих и погрузился в сон, я кинулась к рюкзаку и из потайного кармашка достала свой новый телефон.

И на его экране уже горело два сообщения от абонента «Ярик».

«Как ты?»

«Как мама?»

Я же только улыбнулась, мысленно завизжала от счастья и поспешно настрочила:

«Я норм. Мама наелась лапши»

Ответ не заставил себя долго ждать:

«Да моя ж ты девочка!»

А-е!