Бешеный медведь - Роман Злотников

— Привет, — буркнул Бергер. Час назад он предложил парнишке сто граммов водки, чтобы не простыл служивый, но тот гордо отказался. — Не передумал насчет лекарства?

— Никак нет. Вот сменюсь, — морпех ухмыльнулся, — тогда и согреюсь.

— Как хочешь, — сказал Бергер и ушел в дом — вид раскисшей земли и мокрого леса настроение не поднимал.

А настроение у Константина Бергера было хреновое. Тоскливо ему было. Думал, отоспится, так нет, и сон не идет. Не думал он, что скучать будет. Первые дни, правда, он провел в ожидании визита неизвестно кого. Проверил оружие, систему связи. Страховали его надежно: даже если бы дом взяли под дистанционное наблюдение, это было бы обнаружено моментально — пассивные датчики только и ждали изменения в электронном поле. Но нет, ничего не было. Ничего. Единственное, куда не стали ставить дополнительную защиту, это на домашний коммуникатор. Вернее, стандартная аппаратура работала в обычном режиме, кодируя сигнал, но кодировка была обычная, гражданская, только от любопытных, поэтому раскодировать сигнал для любой разведки было делом плевым. И эту лазейку оставили для возможных гостей.

Бергер вспомнил мокнущего под окном сержанта. Пост они поставили напрасно. Если кто-то захочет навестить опального заместителя начальника разведки флота, сержант ему не станет помехой. Убивать, скорее всего, не станут… хотя, кто знает. Зависит от того, кто пожалует. Если пожалует. «С кеситой» и «золотыми кольцами». Интересно, предложат деньги или сразу начнут ломать психику? Черт, он думает так, будто визит — дело решенное. А если все-таки не клюнут?

Константин Карлович решительно подошел к коммуникатору и набрал номер Леонидова.

— Господин контр-адмирал? Здравия желаю, — сказал Бергер неприятным голосом, давая понять тоном и обращением по званию, что предполагает возможность прослушки, — я прошу вас снять пост от моего дома.

— Константин Карлович, существует устав, вы его прекрасно знаете. А если забыли, то я напомню: офицер, находящийся…

«Все-таки молодец „царь“, — подумал Бергер, — с полуслова понимает».

— Можете не утруждаться. Я прекрасно помню устав. Но неужели вы не понимаете, что это унизительно? Я из дома не могу выйти, как рядом оказывается этот мордоворот. Прямо уголовник какой-то, судя по физиономии. К тому же он, кажется, пьян. — Бергер мысленно попросил у сержанта прощения.

— Позволю себе напомнить, господин капитан первого ранга, — Леонидов взял тоном выше, — что вы не в отпуске и не по болезни сидите дома. Вы находитесь…

— Я русский офицер и дворянин, ваше превосходительство! Прошу избавить меня от выслушивания прописных истин. Я дал слово чести, и если вы не знаете, что такое…

— Не усугубляйте свое положение, Бергер, — голос Леонидова был холоден как лед, — не стоит забываться.

— Прошу простить, — угрюмо сказал Константин Карлович.

— Так-то лучше. Хорошо, пост я сниму под свою ответственность, помня ваши былые заслуги. У вас ко мне что-нибудь еще?

— Никак нет, господин контр-адмирал. Благодарю.

Отключившись, Бергер подмигнул коммуникатору и потер руки. Ну вот, последний барьер снят. Если и теперь никто не пожалует, то, стало быть, они и впрямь ошиблись в своих выводах. Либо этот «кто-то» раскусил их игру…

— Значит, система совершенно открыта?

— Сюда по тому, что рассказал нам уважаемый мистер Нойштадт, — да!

Нойштадт согласно кивнул и продолжил:

— И никаких работ, направленных на укрепление обороны планеты, не ведется. Мы побывали на большинстве промышленных объектов. И все они связаны только с развитием промышленной базы, транспорта и жизнеобеспечением.

— А те, на которых вы не успели побывать или которые вам не показали?

Полковник (хотя уже в отставке) Вазерли пожал плечами:

— Не думаю… если провести оценку распределения имеющихся людских ресурсов, то, за вычетом населения, ограниченно трудоспособного по возрасту, а также больных и травмированных, они могут задействовать на других объектах едва ли более полутысячи человек. А вы сами понимаете, с точки зрения планетарной обороны это даже меньше чем ничто.

Нойштадт вновь согласно кивнул:

— Судя по тому, что я увидел, у них крайне, я подчеркиваю, крайне ограниченные ресурсы. Им не хватает даже самого необходимого. И его неоткуда взять. Так что если даже они и сумеют что-то восстановить, то это будет такой мизер, который не стоит и принимать во внимание.

Вазерли поддакнул:

— Да и данные бортового сканера подтверждают отсутствие каких-либо крупных источников энергии в прилегающем пространстве. Даже в районе Акмона идентифицируются только генераторные поля полевой, а не промышленной мощности.

Майкл пожевал губами и задумчиво поднял глаза к потолку. Нойштадт молча смотрел.

— Ну что ж, давайте поблагодарим мистера Нойштадта за отлично выполненную работу и… Вазерли, я думаю, у вас теперь есть все необходимое.

Полковник Вазерли встал, склонил голову в коротком поклоне и молча покинул кабинет. Некоторое время после того, как за ним закрылась дверь в кабинете главы «Макнамара инкорпорэйтед», висела неспокойная тишина, а затем Нойштадт тихо произнес:

— Мистер Макнамара, можно задать вам вопрос?

Хозяин кабинета опустил взгляд и, направив его на собеседника, молча кивнул.

— А зачем вам это?

Макнамара несколько мгновений обдумывал вопрос, а потом пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:

— А вам?

— Мне? — Нойштадт криво усмехнулся, — ну… это просто. Я НЕНАВИЖУ этих людей. Их убогую веру, их кроличье желание размножаться. Их муравьиную привычку жить разновозрастной кучей. Их пренебрежение к индивидуальности и правам личности. Они оскверняют все, во что я верю, — право личности на самореализацию, абсолютную свободу самовыражения, мое эстетическое чувство, наконец. — Во время этой тирады Нойштадт пришел в такое возбуждение, что в конце ее даже возмущенно зашипел. Макнамара понимающе кивнул.

— Да-да, припоминаю… ваш Манифест… по-моему, вы писали, что именно из-за этого не собираетесь вступать в брак.

Нойштадт гордо склонил голову в величественном жесте согласия.

— Да. Брак — это путы на ногах свободного человека. Так же как и дети. Я готов жить с женщиной абсолютно свободно, не принимая на себя никаких обязательств и оставляя за собой право прервать наши отношения в любой момент, когда почувствую, что они стали мне в тягость. Так же строятся мои отношения и с мужчинами. Но при этом я оставляю за ними право на такое же отношение ко мне…

Макнамара вновь согласно кивнул, припомнив при этом, правда, ту мутную историю с мальчиком, которой были полны все газеты около пяти лет назад. Нойштадта тогда обвиняли в том, что он нанял киллера для своего бывшего любовника, бросившего его. Того, кажется, звали Карел, и он был с Земли, из маленького городка в Центральной Европе. Нойштадт подцепил его во время своего очередного лекционного тура. Подцепил, вывез с Земли, открыл перед ним весь огромный мир, а паренек, возможно даже под влиянием его, Нойштадта, собственных лекций, решил, что ничем тому не обязан. И что имеет полное право на личную свободу. Ну и нарвался… Впрочем, полиция так ничего доказать не смогла. Улики были слишком зыбкие. А Нойштадт развернул целую бурю в прессе, размахивая своими воззрениями как сигнальными флагами и вопя, что уж он-то, с его-то убеждениями, никоим образом не стал бы хоть как-то препятствовать своему Карелу и уж тем более мстить ему столь чудовищным образом. И вся эта кампания в прессе предпринята его врагами с целью дискредитировать его самого… Но у Майкла были свои источники, и он знал, как все обстояло на самом деле. Более того, в его домашнем сейфе хранилась кое-какая информация, позволявшая прижать Нойштадта, в случае, если тот решит попытаться провернуть свои взбрыки относительно абсолютной свободы истинной человеческой личности с ним, Майклом Макнамарой. Впрочем, пока тот не вызывал особых опасений, то ли действительно считая Майкла соратником, разделяющим его мировоззрение, то ли просто чуя, что с мистером Макнамарой лучше не ссориться.