Петр Смородин - Владимир Архангельский

Так же дружно решили высказать съезду и свое мнение об уставе: принимать в союз с пятнадцати до двадцати лет, для детей интеллигенции обязательна рекомендация одного члена партии или двух комсомольцев. Наконец ячейку предлагали заменить словом «коллектив».

Смородин предложил уделить особое внимание детям и подсказать съезду, что в союзе необходимы детские секции. Так был подан голос в пользу будущей пионерии… Раза два обсуждали вопрос о кризисе движения. Под этим члены ПК подразумевали истощение кадров активных пролетарских работников, оторванность части актива от масс, недостаточную политико-воспитательную работу в союзе. Элементы кризиса они видели и в том, что существует путаница в организационных вопросах, расхлябанность, падение дисциплины и политическая неграмотность.

В наказе делегатам они предлагали внести от Питера такую повестку дня: 1) социалистическое воспитание рабочей молодежи; 2) ее физическая закалка и 3) организационные вопросы. Как известно, съезд принял предложение питерцев, но дополнил его четырьмя вопросами, заранее подготовленными оргкомитетом: военное и хозяйственное положение республики; Коммунистический интернационал молодежи; Программа РКСМ; Устав РКСМ. В последних числах сентября выехали в Москву делегаты от Петрограда и уездов.

III съезд РКСМ стал важной вехой в жизни советской молодежи, и десятки людей описали его работу во всех подробностях. Так что нет нужды говорить об этом еще раз. Но интересны некоторые частности из жизни Петра Смородина и его товарищей по делегации. Л. Шушпанов вспоминал:

«Душой делегации был один из первых строителей питерской комсомольской организации Петр Смородин…» Так оно и было: Петр считался самым старшим, самым строгим, самым организованным. Давно сдружившись с продкомиссаром Петрокоммуны Алексеем Егоровичем Бадаевым, Петр убедил его в том, что питерцы не имеют права рассчитывать на хлебосольство москвичей.

Бадаев отвалил недельный запас хлеба, хорошую порцию сельдей и три бочонка сливочного масла. Правда, хлеба и сельдей не хватило на весь срок. А масла было в избытке, и его даже обменивали с делегатами Туркменистана на сушеный урюк, персики, виноград и дыни.

Конечно, по пути в Москву дурачились как могли. Рассказывали всякие небылицы, например о «малыше» Коле Фокине, что он еще в утробе матери нацарапал заявление о приеме в комсомол: ему шел в ту осень семнадцатый год, и моложе его в делегации никого не было. Но он оказался острословом и отличным песенником, и от него отлипли. Тем более что Смородин не поощрял таких шуток.

Перекинулись на военные годы, вспомнили, как смородинский «секрет» обнаружил себя шальными выстрелами и как бушевал Петр:

— Ну шпана! Да разве может палить «секрет». Это же потайная точка, от нее зависит исход боя!

Между прочим, до рассвета не затихали споры: РКСМ или РСКМ? Сейчас это просто маленький штрих в истории комсомола. А тогда была проблема, она требовала дискуссии и рассудительного мнения.

Много было в те времена всяких «леваков». И кто гнул туда, тот ратовал за РСКМ — узкую, почти кастовую организацию молодых коммунистов. Смородин доказательно спорил с ними:

— Хоть и странно звучит, товарищи, но «леваки» — молодая поросль бюрократов. Им бы организацию самую малую, чтоб не было с ней возни, дисциплину самую строгую, как в армии: директива, приказ, точное исполнение! А чем это пахнет на деле? Партия лишилась бы массовой молодежной базы; за бортом остались бы всякие некоммунисты — иной раз ребячливые, капризные, вздорные. А природа не терпит пустоты; этой массой тотчас занялись бы чужаки и подкинули бы ей червяка вроде «Труда и света». Нет, с этим надо кончать! Да и что за интерес работать друг с другом, вот с такими, как мы? То ли дело облюбовать сырую болванку, поставить ее в станок. Сначала пройтись рашпилем, потом доводочку дать. И получится деталь, полезная обществу. Вот так, по-рабочему, чтоб искры летели, а с ними и дурь выходила!..

Делегатов с Невы Москва встретила привычной питерской погодкой: хмуро, сыро, не очень холодно, а противно.

Трамваи ходили плохо, и ждать их не было смысла. Мишу Тужилкина посадили с харчами на какого-то одра с тарантасом. Сами вышли на Садовое кольцо у Красных ворот и с Петром во главе строевым шагом, да с песня-Ми> да звонко отшагали через Сухаревку и Самотеку Д° Садово-Каретной. До Оружейного переулка не дошли, завернули направо. Вот и бывшая духовная семинария, теперь 3-й Дом Советов.

Москвичи выбрали для заседаний съезда вместительный зал на Малой Дмитровке, в доме № 6, где был раньше Купеческий клуб, затем — гнездо анархистов, наконец, Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова.

Поместились в 3-м Доме Советов в комнате № 13. Была она вся впритык уставлена койками. Они стояли парами, с тощими проходами лишь с одной стороны. И только у выхода к двери сохранялся небольшой «пятачок». Но и он не оставался свободным: тут толпились гости — с Украины, с Кавказа, из Туркестана, Сибири и Забайкалья. Тут сотрясали воздух самодеятельные ораторы, что-то показывали певцы, юмористы, плясуны. Так что и «пятачок» был жарким местом, тем более что на нем примешались по ночам и три газетных кита: Александр Безыменский (он жил тут же, хотя прибыл из Казани), Алексей Дорохов и Дмитрий Мазнин. И, как заговорщики, что-то мараковали по частя съездовской стенной газеты «Подзатыльник». Прыскали со смеху, когда находился хороший сюжет или веселая, озорная строка.

Петр со старейшими активистами провел день в «Метрополе» — там заседала партийная часть съезда. Цекамольцы пригласили выступить с докладом Владимира Ильича Ленина. Они были уверены, что глава государства и вождь партии призовет молодежь к решительному штурму вооруженных насильников. Ведь были еще белополяки, атаман Семенов, батько Махно и иже с ним; намечались бои под Каховкой, и оставался за Перекопом барон Врангель. Не говоря уже о басмачах и всякой другой нечисти. Да и хозяйство пришло в упадок.

Петроградцы внесли три своих вопроса. Были одобрены предложения Цекамола о КИМе, Программе и Уставе: документы были подготовлены хорошо, и во всем чувствовалась крепкая направляющая рука ЦК РКП (б).

Но когда в своей тринадцатой комнате заводили разговор о Ленине, никто и не предвидел темы его выступления.

И вот настал долгожданный день! Питерцы благополучно заняли предназначенные им места. Рядом были москвичи и украинцы, за ними — вся необъятная страна: от Мурманска до Тифлиса и Ташкента, от Читы до Минска, — шестьсот два делегата от полумиллиона членов РКСМ.

Глянуть на зал — чистый фронтовой бивак! Помещение не отапливалось, гардероба не было, все сидели в верхней одежде: шинели, кожаные и матросские куртки, шапки-ушанки, солдатские папахи, ботинки, обмотки. Редко — алые косынки девчат (их было тридцать четыре), пестрые тюбетейки, цветные халаты, тронутые жарким солнцем юга, черкески с газырями. И совсем редко — простенькое потертое цивильное пальтишко или деревенский зипун. И песни пели, еще пропахшие порохом недавнего боя.