Современная румынская пьеса - Лучия Деметриус

уйти. И смиренно глядит на нее, полная материнской тревоги.

К р и с т и н а (бесцветно). Добрый день. Мне Тома сказал, что вы хотите говорить со мной.

А г л а я (со слезами на глазах). Посмотрите, какая она бледная! Что с тобой, доченька ты моя? Почему ты не скажешь маме, что с тобой?

Кристина сурово глядит на нее и рывком поворачивается спиной к ней. А г л а я  плача уходит.

К л а у д и я. Ты не посидишь со мной? (Притягивает ее за руку.)

Кристина садится как деревянная.

Я слышала, ты болела?

К р и с т и н а. Только два дня. Теперь все хорошо.

К л а у д и я (бережно). Поговорим с тобой как два старых друга. Согласна?

К р и с т и н а. Как вам угодно.

К л а у д и я. Ты знаешь, Тома очень горюет.

К р и с т и н а. Знаю. Я виновата. Во всем виновата я.

К л а у д и я. Ну что за ребячество? Что ты вбила себе в голову?

К р и с т и н а (упрямо). Я знаю, что виновата.

К л а у д и я. Послушай, девочка. Тебе нужно встряхнуться и прогнать эти глупые мысли.

К р и с т и н а (машинально). Да, мадам.

К л а у д и я. Посмотри мне в глаза. Ты любишь Тома?

К р и с т и н а (на этот раз вопрос дошел до ее сознания, она прижимает руку к губам). Я не отдавала себе отчета до того вечера, когда он меня поцеловал.

К л а у д и я (облегченно вздохнув). Слава богу! Тогда все хорошо. Будет хорошо.

К р и с т и н а. Никогда я не выйду замуж за Тома. И я не могу его больше видеть. Я виновата.

К л а у д и я. Да перед кем же, чудак человек?

К р и с т и н а (опять бесцветно). Перед Тома, который считает меня честным человеком. Перед вами, которая знает, что это не так.

К л а у д и я. Ну, я не в счет. Я уже к этому привыкла. А кроме того, я не догадываюсь, что ты имеешь в виду.

К р и с т и н а. Перед… ним…

К л а у д и я (решившись вложить персты в рану). Кристина со мной ты можешь говорить откровенно. Тебе пришло в голову, что Ман влюбился в тебя и что его болезнь — результат случившегося в тот вечер…

Кристина, вся сжавшись, глядит на нее и кивает.

Так ты маленькая романтическая чудачка. Все это выдумка твоей девичьей головушки.

К р и с т и н а (выходя из состояния безразличия). Ох, если бы это было правдой!

К л а у д и я. Но так оно и есть! Он же только пошутил. Сам мне признался.

К р и с т и н а (полна надежды). Вы меня не обманываете?

К л а у д и я. Он мне сам признался. (С усилием.) Говоря мне, что любит меня. Ну, теперь успокоилась? Беги к Тома, и побыстрее!

К р и с т и н а (собирается вскочить, потом останавливается). Не сердитесь, но я вам не верю. «Ты для меня — жизнь», так он мне сказал.

К л а у д и я (отворачивается и закусывает губу, пытаясь овладеть собой, потом с улыбкой гладит Кристину по голове). Он шутил, девочка.

К р и с т и н а (упрямо). Я должна поговорить с ним, должна! Если нет…

Слышны удары молотка.

Слышите? Будто гвозди в гроб заколачивает. Не могу больше слышать, не могу! (Затыкает уши, в то время как свет гаснет.)

Затемнение.

Мастерская. Слышно, как работает Маноле, слышно его тяжелое дыхание дровосека, но самого его не видно, так как угол, где он работает, скрыт от зрителей. Д о м н и к а  сидит у двери на стуле. Как у всех очень старых людей, у нее отсутствующий вид.

М а н о л е (прервав работу, выходит. Вытирает пот. Вид у него изнуренный). Няня, меня оставляют силы. (Падает на стул.) Няня, ты слышишь? (Тяжело дышит. Через некоторое время всматривается в старуху и замечает ее отсутствующий вид. Громче.) Есть еще молоко, няня?

Д о м н и к а (вздрогнув). На холод поставила, сынок. (Приносит молоко.)

М а н о л е (тяжело переводя дыхание). Опять, Домника, к тебе твои старики приходили?

Д о м н и к а. Только-только ушли. Потому, какая у них забота? Вот и гуляют. Ни пахать тебе, ни полоть. Весь день по гостям. Большими барами заделались.

М а н о л е. Все еще зовут к себе?

Д о м н и к а. А зачем, думаешь, ходят? Прикидываются: «Почему, мол, девонька, корова не доена?.. Да чего, мол, стоишь у плетня?» Какая корова, какой плетень? Будто не знают, что тут у нас дача?! Хитрые! Бери молоко, сынок. Пенку я сняла.

М а н о л е (пьет). Хорошо. Им-то оставила?

Д о м н и к а. Господи, Маноле, что тебе в голову пришло! Они же… (долгая пауза) померли.

М а н о л е (с мрачным юмором). Так, может, они голодные после такого пути. А что еще говорили старики?

Д о м н и к а. Ну, чего не наговорят! (Смеясь.) Сегодня про Митруца меня пытали.

М а н о л е. Какой такой Митруц?

Д о м н и к а. А кот, Митруц. Не я ль ему жестянку на хвост навязала? «Что ты, матушка, как можно!» Ну что сказать ей, что злодей Ионикэ, поповский сын, подбил меня кота держать, пока сам жестянку ему навязывал? (Заливается старческим дребезжащим смехом. И совершенно неожиданно смолкает.)

М а н о л е. Люди бы сказали: из ума выжила няня.

Д о м н и к а. Эх, горемычные, что они знают? Может, и впрямь из ума выжила… Так это когда готовишься в самую дальнюю дорогу. Одной ногой здесь, а другой — там, почитай, ушла наполовину.

М а н о л е (смеясь). Смерть, которую видят мои каменные люди, не похожа на твою, няня. Она без Митруца и без гостевания батюшки с матушкой.

Д о м н и к а. То-то они пялятся страховито как… Будто большое дело помереть, Маноле… Так уж положено. А что ты там делаешь — чистое злодейство, поломал бы лучше. Чтобы люди не видели. Ну что им нужно? Жизнь — жизнью, а смерть — смертью. Чего мешать их? Не положено закон рушить, Маноле.

М а н о л е (сердито). Хорошо, хорошо, иди спать.

Д о м н и к а (поднимаясь). Тогда доброй ночи. (Бредет к дверям.) С законом играть не пристало тебе. (Открывает дверь.) Оставить тебе дверь приоткрытой? Вон, послушай, соловей поет. Ах, сердешный, ах, ласковая птаха, какое чародейство вложил всевышний в твое горло? (Словно читая псалом.)

Солнце держало,

Луна подымала

Венцы над нами;

Были гостями

Чинары да ели,

Птицы нам пели,

Нас величали,

А горы венчали.

Знаешь, как я думаю, Маноле? Что вся наша жизнь — это таинство свадьбы. Венчается тьма со светом, зло с добром, и снова и снова беспрерывно зарождаются зори.

М а н о л е. Какие еще зори.

Д о м н и к а. Заря, сестра родная. Слышишь?

М а н о л е (довольно хмуро). Не слышу. И вообще, чтоб его кошка съела!

Д о м н и к а. Окстись, не мели. А как лягушки орут, тоже не слышишь, как деревья шумят? Господи, как велик и прекрасен жизни сад…

М а н о л е (выталкивает ее за порог). Хватит, оставь меня в покое, ничего я не слышу. (Закрывает за нею дверь. С усмешкой.) Жизни сад! (Идет к скульптуре.)

Дверь приоткрывается, и в мастерскую проскальзывает неясная тень, прижимается к стене и замирает.

(После долгой паузы поднимает глаза, видит тень у стены. Без удивления.) Опять пришла? (Усаживается