Комсомолец 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Тесная комнатушка — девять-десять квадратных метров. Стандартная железная кровать, накрытая покрывалом. Большая подушка в изголовье, установленная пирамидой (сразу же вспомнил, как точно также заправляли кровати в моём детстве — в детском саду). Ковра на стене над кроватью не увидел, но он там раньше висел (на это намекал характерный след на обоях). Узкий проход между шкафами, письменным столом и кроватью вёл к окну. Его перегораживал деревянный стул (и я на нём). Но главными достопримечательностями комнаты были чёрно-белые фотографии на стенах и портативная печатная машинка «Москва» на столе.

— Уютно тут у тебя, — сказал я.

Причём, не солгал: в комнате Королевы действительно чувствовался домашний уют (хоть она и выглядела простовато, если не бедновато), здесь не царили нищета и хаос, которые я видел в прихожей и в кухне. Пробежался взглядом по фотографиям. Увидел там одних и тех же людей, среди которых знакомыми показались лишь двое — заведующий кафедрой горного дела из нашего института (но только молодой, если не сказать: юный) и очень походившая на Альбину Нежину женщина (точно не Альбина — наверное, её мама). Третий человек с фотокарточек остался мной неузнанным, хотя встречался в подборке Королевы чаще других.

— Усик! — воскликнула Альбина. — Ты что творишь?!

Но дверь прикрыла.

— Ты зачем пришёл? — спросила она.

Я отметил, что этот вопрос она задала уже тише — не попыталась воздействовать на меня криком.

Не стал клоунадничать.

— Пришёл поздравить тебя с Новым годом, — сказал я. — И ещё: чтобы извиниться перед тобой за то, что наговорил тебе в институте. Прости.

Альбина прижимала к груди пакет с конфетами; но мне казалось, что она уже позабыла о моём подарке.

— За что?

— За мои слова о тебе и о нашем заведующим кафедрой, — сказал я.

— О Романе Георгиевиче?

Нежина приподняла брови.

Невольно залюбовался её волосами — гладкими, блестящими, как в той рекламе. Погладил их взглядом — «до самых кончиков». Понял вдруг, что современные причёски мне совершенно не нравились. Для меня они словно попахивали нафталином, как вещи из старого бабушкиного сундука (или как пальто Комсомольца). А Королева со своей длинной косой всегда выделялась на фоне полчища девиц со схожими стрижками. Альбина казалась мне едва ли не пришелицей из другого мира (или из другого времени). Да и этот её всегда хитрый (даже когда строгий) взгляд пробирал до мурашек — приятных, волнительных.

— Да, — сказал я. — Подумал вдруг, что мне не всё равно: злишься ты не меня или нет. Решил, что обязательно должен перед тобой извиниться. Вот такие пироги с капустой.

Я пожал плечами.

— На самом деле я не думал и не думаю, что у вас с Романом Георгиевичем роман. Видел вас выходящими из такси — вы не показались мне парой. Ходя первокурсники о ваших «близких» отношениях действительно шепчутся. Есть такое дело. Но они сплетничают о вас от зависти и из вредности.

Договорил — почувствовал, как полегчало на душе. Раньше много раз говорил людям гадости (и которые они заслуживали, и незаслуженные). Но за те слова Королеве мне отчего-то было особенно стыдно, будто я отругал ребёнка или забрал монету у нищего. Нежина смотрела мне в глаза — раздражённо, с нескрываемым нетерпением. Не заметил, чтобы мои слова её растрогали. Королева словно ждала, что я вот-вот уйду, оставлю её в покое. Но я пока не собирался делать ничего подобного. Уж точно не до того, как выясню, что хотел. Ведь просто извиниться мог бы и в институте — в понедельник перед экзаменом, к примеру.

— Это всё? — спросила Альбина.

Я кивнул, опустил взгляд на её голые лодыжки — чуть полноватые, на мой взгляд, но симпатичные.

— Больше мне извиняться не за что.

— А это что такое?

Нежина посмотрела на мой подарок.

— Конфеты, — сказал я. — «Белочка». Ничего лучше для подарка не придумал.

— И что мне с ними делать?

— Странный вопрос.

Я усмехнулся и добавил:

— Конфеты едят. Можно с чаем.

Альбина подошла ко мне — сунула пакет с конфетами мне в руки.

— Забери, — сказала она. — Я не нуждаюсь в твоих подачках. И в подарках — тоже.

Тут же попятилась: точно опасалась, что схвачу её за полы халата. Скривила губы, выражая презрение. Я и сам вдруг почувствовал себя гадким — эдаким улыбчивым старичком-злодеем, завлекавшим детишек в свои сети конфетами. «А ведь и правда, — подумал я. — И спрятавшийся за маской юноши старик, и выглядевший со стороны взрослым ребёнок, и даже конфеты — всё в наличии». Усмехнулся — усмешки получилась скорее печальная, чем весёлая. Бросил пакет с конфетами на кровать. Избавился от него, точно от чего-то мерзкого, постыдного. И тут же удивился собственному поведению и мыслям.

— Да что с тобой, Нежина?

Облокотился о стол — столешница под моим весом застонала. Напомнил себе, что явился сюда не соблазнять Королеву. Крутить романы с семнадцатилетними девчонками всё ещё не входило в мои планы (даже если те выглядели, как Альбина Нежина). Смотреть на Королеву было приятно — словно на актрису в фильме, на танцовщицу на сцене, на фотомодель в глянцевом журнале. Но это вовсе не значило, что воспылал к девчонке чувствами, или сходил с ума от страсти. В ближайшие дни я не собирался сходить с ума. Да и вообще… не собирался. Пылким и наивным юношей я только выглядел.

— Нежина, ты почему такая дикая? — спросил я. — Откуда в тебе столько… яда? С первого сентября гадаю, чем успел тебя обидеть. Не подскажешь?

Смотрел в хитро, но не по-доброму сощуренные зелёные глаза девушки. Видел в них отражения своего лица. Всё ещё непривычно было считать то лицо своим.

— Не помню, чтобы оскорбительно отзывался о тебе, Нежина. Или чтобы тебя ударил или обокрал. Не припоминаю ничего подобного.

Пожал плечами.

— Ты скажи, Нежина, — попросил я, — напомни, если о чём-то позабыл. Но это твоё… пренебрежительное отношение к моей персоне начинает подбешивать. Так что отвечай, не молчи.

Отметил, что не вижу на лице Королевы следов косметики — ни теней, ни «стрелок», ни помады, без которых не обходилась та же Пимочкина. Но при этом Альбина нисколько не отличалось от той, какую я обычно видел в институте. Либо она вообще не накладывала на себя «боевую раскраску» даже для походов на учёбу, либо делала это так, что почти не меняла свои природные черты. Я вспомнил, как едва ли не пугался, разглядывая свою бывшую жену по утрам (умытой) — не потому, что та становилась страшной, а потому что совершенно не походила на себя «привычную», точно снимала маску.

— Ничего ты мне не сделал, Усик, — сказала Альбина. — Ни-че-го.

Выдержала паузу — позволила мне немного обдумать её слова.

— Доволен? — спросила она. — Я ответила на твой вопрос. Теперь уходи.

— И не подумаю.

Я демонстративно откинулся на спинку стула: показал, что задержусь здесь надолго — если понадобится. На всякий случай спрятал под стул ноги (сообразил вдруг, что не проверил свои носки на предмет появившихся за время поездки в автобусе дыр — иногда зимние ботинки устраивали мне такие подлянки). Не отводил взгляда от глаз девушки. Всем своим видом демонстрировал решимость. Это мне обычно неплохо удавалось. Потому что хороший руководитель не имел права демонстрировать подчинённым нерешительность. А я в прошлом долго работал над тем, что бы выглядеть не просто хорошим, а идеальным «босом». Постучал пальцем по столу.

— Я жду ответа, Нежина, — сказал я. — Ведь ничего в этой жизни не происходит без причины. И если уж ты полгода демонстрируешь мне своё презрение — будь любезна, объяснись. Я хотел бы понять, чем заслужил такое отношение к себе.

Развёл руками.

— Ведь интересно же.

— Что тебе интересно? — спросила Альбина.

Приподняла подбородок — продемонстрировала мне шею.

Снова убедился, что Королева… действительно, была красивой картинкой.

— Хочу понять, — сказал я, — из-за чего ты меня невзлюбила. Ну же, Нежина! Давай начнём новый год по-новому — если не как друзья, то хотя бы без недомолвок.