Европейцы - Генри Джеймс

Гертруда, подойдя к сестре, увела ее с собой. Феликс, взяв под руку мистера Брэнда, вышел вместе с ним через французское окно из комнаты, а мистер Уэнтуорт так и остался сидеть в беспросветном недоумении.

Феликс в этот день не брался за кисть. После обеда они сели с Гертрудой в одну из лодок и медленно — Феликс почти не прикасался к веслам — скользили в ней по озеру. Они говорили о мистере Брэнде… и не только о нем.

— Это был благородный жест, — сказал Феликс, — даже героический.

Гертруда смотрела задумчиво на озерную рябь.

— Он этого и хотел: он хотел совершить подвиг.

— Теперь он не успокоится, пока нас не обвенчает, — сказал Феликс. — Что ж, тем лучше.

— Он хотел проявить великодушие, испытать высокое нравственное удовлетворение. Я хорошо его изучила, — продолжала Гертруда. Феликс не сводил с нее глаз; она говорила неторопливо, погрузив взгляд в прозрачную воду. — Он не переставая об этом думал днем и ночью. Думал о том, как это прекрасно. И наконец решил, что это его долг; его долг ни много ни мало как обвенчать нас. Он исполнился восторга, сознания собственного величия. Он очень это любит. Для него ничего не может быть лучше — это даже лучше для него, чем если бы я дала согласие.

— Для меня это, во всяком случае, лучше, — улыбнулся Феликс. — Кстати, раз уж речь зашла о его самопожертвовании, не кажется ли вам, что, когда он принимал решение, он уже не так горячо восхищался вами, как, скажем, за несколько недель до того?

— Он никогда мной не восхищался. Он восхищался всегда Шарлоттой; меня он жалел. Я хорошо его изучила.

— Стало быть, он уже не так горячо вас жалел.

Подняв глаза, Гертруда смотрела несколько секунд, улыбаясь, на Феликса.

— Вам не пристало, — сказала она, — преуменьшать величие его подвига. А восхищался он всегда Шарлоттой, — повторила она.

— Великолепно! — воскликнул, рассмеявшись, Феликс, погружая весла в воду.

Я не могу вам сказать с уверенностью, что именно во фразе Гертруды привело его в восторг; он снова погрузил весла в воду, и лодка продолжала медленно скользить по озеру.

Ни Феликс, ни его сестра не присутствовали на вечерней трапезе в доме Уэнтуортов. Обитатели шале обедали вдвоем, и молодой человек сообщил своей собеседнице, что брак его теперь уже дело решенное. Евгения поздравила Феликса, добавив, что если он окажется таким же рассудительным мужем, как и братом, то у жены его не будет повода жаловаться.

Феликс посмотрел на нее, улыбаясь.

— Надеюсь, — сказал он, — мне не придется опираться на мой рассудок, до этого дело не дойдет.

— Ты прав, — сказала Евгения. — Опираться на рассудок не слишком приятно, это нечто убийственно плоское. Кровать без матраца.

Позже вечером брат с сестрой все же отправились в дом напротив, баронесса желала поздравить свою будущую невестку. Они застали все общество, за исключением Лиззи и Клиффорда, на веранде, и так как все, по своему обыкновению, встали, чтобы приветствовать баронессу, то она приносила поздравления в присутствии восторженных зрителей.

Роберт Эктон, который стоял с краю, прислонившись к одной из белых колонн веранды, очутился возле Евгении, когда она произносила свою не длинную, но очень складную поздравительную речь.

— Мне так приятно будет узнать вас поближе, — сказала она Гертруде. — Я видела вас менее часто, чем мне хотелось бы. Это вполне естественно теперь я понимаю почему. Вы постараетесь полюбить меня, не правда ли? Льщу себя надеждой, что при близком знакомстве я выигрываю.

И, сопроводив заключительную фразу нежнейшим понижением голоса, баронесса запечатлела на лбу у невесты величественный парадный поцелуй.

Возросшая близость не развеяла в воображении Гертруды таинственного ореола Евгении, и по окончании этой маленькой церемонии Гертруда чувствовала себя польщенной, осчастливленной. Роберт Эктон тоже был восхищен; он всегда восхищался изящными проявлениями ума мадам Мюнстер. Они странным образом мгновенно повергали его в волнение; вот и теперь он отошел вдруг прочь, засунув руки в карманы, потом вернулся назад и снова прислонился к колонне. Евгения тем временем поздравляла дядю с помолвкой дочери, и мистер Уэнтуорт слушал ее со свойственной ему сдержанной, но изысканной вежливостью. Следует надеяться, что к этому времени он уже более ясно представлял себе взаимоотношения окружавших его молодых существ; но настроен он был по-прежнему чрезвычайно серьезно, в нем не чувствовалось ни малейшего оживления.

— Феликс будет ей хорошим мужем, — сказала Евгения. — Он прекрасный спутник; у него есть великий дар: его неизменная жизнерадостность.

— Вы находите, что это великий дар? — спросил старый джентльмен.

Евгения, глядя ему в глаза, задумалась.

— А вы находите, что от нее можно устать?

— Я не убежден, что хотел сказать именно это, — ответил мистер Уэнтуорт.

— Давайте тогда скажем так: хотя другие могут от этого уставать, быть жизнерадостным — счастье. А поскольку принято, как вы знаете, считать, что муж женщины — это ее второе я, то жизнерадостность будет у Гертруды и Феликса их общим достоянием.

— Гертруда всегда была очень жизнерадостна, — сказал мистер Уэнтуорт, пытаясь попасть в тон своей племяннице.

Вынув из карманов руки, Роберт Эктон придвинулся на шаг к баронессе.

— Вы сказали, что при близком знакомстве выигрываете, а я утверждаю, что от знакомства с вами выигрываешь — и немало.

— Что же выиграли вы? — спросила Евгения.

— Стал в сто раз умнее.

— Сомнительное благо, когда человек и без того так умен.

Эктон покачал головой.

— Не скажите, я был страшно глуп до того, как с вами познакомился.

— Настолько, что имели глупость со мной познакомиться? Как это лестно!

— Я хотел бы с вашего разрешения это знакомство продолжить, — сказал, смеясь, Эктон. — Надеюсь, предстоящая свадьба вашего брата задержит вас здесь нам на радость.

— Почему меня должна задержать свадьба брата, если меня не задержала бы и моя собственная? — спросила баронесса.

— Почему бы вам во всех случаях не задержаться здесь, когда, по вашим словам, вы расторгли теперь формальные узы, которые связывали вас с Европой?

Баронесса на него посмотрела.

— По моим словам? Вы позволяете себе в этом усомниться?

— А! — сказал, встретившись с ней глазами и не дрогнув, Эктон. — Это остатки моего былого безумия. Между прочим, у нас есть приятный сюрприз, — добавил он. — Нам предстоит еще одна свадьба.

Но баронесса как будто его и не слышала; она все так же на него смотрела.

— Мои слова никто никогда не брал под сомнение, — сказала она.

— Нам предстоит еще одна свадьба, — повторил, улыбаясь, Эктон.

— Еще одна свадьба? — наконец-то баронесса, по-видимому, поняла и огляделась по сторонам: Феликс болтал с Гертрудой, Шарлотта наблюдала за ними издали, а в противоположном углу комнаты, повернувшись ко всем спиной, заложив руки под фалды, склонив набок голову, стоял мистер Брэнд и смотрел на тонкий, нежный серп молодой луны.

— Наверное, это Шарлотта и мистер Брэнд, хотя, глядя на них, этого не скажешь.

— В этом случае, — возразил Эктон, — не следует верить своим глазам. Хотя, глядя на Шарлотту и мистера Брэнда, этого и не скажешь, здесь много чего кроется. Я не сомневаюсь, что со временем они соединятся. Но я говорил не о них.

— Мне не всегда удается разгадать моих собственных поклонников, сказала баронесса, — где уж мне разгадать чужих.

Эктон громко рассмеялся и собрался было что-то ответить, но в этот момент к племяннице снова подошел мистер Уэнтуорт.

— Вероятно, вам интересно будет услышать, — сказал в порыве низошедшей на него вдруг шутливости старый джентльмен, — о еще одной паре смельчаков, отваживающихся вступить в брак.

— Я как раз начал об этом баронессе рассказывать, — заметил Роберт Эктон.

— Очевидно, мистер Эктон хотел объявить о своей собственной помолвке, сказала Евгения.

Шутливость мистера Уэнтуорта возросла:

— Вы почти угадали; речь идет о его семье. Клиффорд, услыхав нынче утром, что мистер Брэнд выразил готовность связать узами брака его сестру, возымел вдруг желание, чтобы наш добрый друг проделал бы заодно то же самое с ним и Лиззи Эктон.

Откинув назад голову, баронесса улыбнулась дяде; потом с еще более ослепительной улыбкой она повернулась к Роберту Эктону.

— Как глупо с моей стороны, что я сразу об этом не подумала, — сказала она. Опустив глаза, Эктон разглядывал носки ботинок, словно понимая, что в своих экспериментах дошел до предела дозволенного; Евгения какое-то время молчала. По правде говоря, это был сильный удар, от него надо было оправиться. Однако ей это быстро удалось.

— Где же молодая пара? — спросила она.