Записки Планшетной крысы - Эдуард Степанович Кочергин

туалет. Впервые в жизни Владислав Игнатьевич постучался в твою дверь и, как говорят в нехорошем народе, вошёл к тебе «на цырлах». В следущие репетиции проблем с текстом у него уже не было.

Я знаю, что ты любил Владислава Игнатьевича, да и невозможно его было не любить. Поднявшись на олимп славы, он оставался добрейшим, порядочным человеком, безотказно помогавшим нуждающимся людишам без какого — либо афиширования своих деяний. Я стал свидетелем неожиданной сцены, разыгравшейся на моих глазах в макетной БДТ.

Владислав Игнатьевич спустился после репетиции ко мне в мастерскую, чтобы оговорить свой сценический костюм для спектакля «Дачники». Через пару минут дверь в макетную отворилась, и в ней возникла уборщица нашего третьего этажа — маленькая тихая старушка, и с протянутыми руками двинулась прямиком на Стржельчика. Подле него неожиданно пала на пол и по — деревенски, с колен, стала биться головою, причитая благодарности «пану — барину» за добро, сделанное им для неё и сына — обрубка войны, инвалида — колясочника, — двухкомнатную квартиру. Картина прямо из нашей глубокой древности. Он поднял старушонку с пола, поцеловал её, сказав, что смог помочь им благодаря своему депутатству. Он в ту пору был депутатом Верховного совета СССР или РСФСР. Такого благодарения я не видел никогда и нигде за всю свою жизнь, а повидал я многое. Оно вышибло у меня слезу.

Всего не переговоришь, Гога, пожалуй, достаточно на сегодняшний день. До следующей повиданки, привет…

ПЯТАЯ ПОВИДАНКА

Свечку принёс тебе прямо из костёла. К ногам твоим на бухаевский[7] камень поставлю. Ветра нет, гореть она будет долго. Рождество сегодня, правда, моё, католическое. Да едино всё это, верно, Гога? Пускай горит. При ней былое вспоминать начнём, да и о теперешнем побалакаем.

Пришёл я в твой театр при директоре Леониде Николаевиче Нарицыне, его вскоре забрали в начальники культурной управы города. Нарицын — замечательный тип, член Союза художников, фронтовик, превращённый партией в чиновника, но сохранивший человеческий облик.

Другим директором театра сделали молодого обкомовца Владимира Александровича Вакуленко — Володечку по местному величанию, согнанного с места начальника отдела торговли обкома партии. Не ведаю, каким он был директором, при тебе это нетрудно, а человечком слыл достаточно добрым, старательным, подлянок никому не делал. Благодаря повязкам в обкоме поставлял тебе оттуда информацию. Почему ушёл от нас — не помню.

Следующим директором стал знаменитый Геннадий Суханов, Крокодил Гена по местному. В молодости своей — оперный певец, сохранивший осанку значительности оперных героев. При нём переоборудовали директорский отсек театра, превратив его в солидное, почти министерское помещение.

Но истинным хозяином был ты. Все это понимали и, уважая тебя, несколько побаивались. Существовал железный порядок — в 8:30 утра на своём месте появлялся «дух театра», его домовой — Старый Самуил — Самуил Аронович Такса, заместитель директора. Он с утра обходил все постановочные цеха и мастерские театра. Он, как и ты, в отличие от многочисленных главных режиссёров различных театров и их директоров, звал своих мастеров и начальников цехов по имени и отчеству. Чёткий, обязательный, преданный театру, редкостный человек. Самуил Аронович в очень почтенном возрасте вышел на пенсию и уехал стариковать к процветающему сыну в Америчку. Перед отъездом обошёл все службы театра, прощаясь за руку со всеми и обливаясь слезами. Долго в Америке он не жил — умер от тоски по БДТ.

В 9:00 на своём месте оказывалась секретарь директора театра. В 10:00 приходила и открывала твой кабинет верная помощница — Елена Даниловна. Всё это строго соблюдалось, театр работал, как часы. Все службы находились на своих местах в положенное время.

Теперь же, трынь — брынь, попробуй — ка найти нужного начальничка в 9:00. В 10:00 — и то проблема. Лучше производить поиски с 11:30, а «запарка котлов» в городе начинается в 8:00. Что делать? Извечный наш вопрос и всегдашний ответ — ждать, терять время или привыкнуть ко всему и самому не шевелиться раньше времени. Но при таком положении мы не поднимаемся, а опускаемся по всем ипостасям.

Нынешние наши спектакли таким успехом, как прежде, не пользуются. Публика бэдэтэшная, ходившая при тебе, сбежала от нас. В зале появились совсем иные лица, требующие совсем другого театра, чем твой, Гога. Теперь мы ставим такие вещи, как «Школа налогоплательщика».

И этот Гранд Китч с восторгом глотают ненавистные тебе сегодняшние гостинодворцы. Раньше из них мало кто попадал в БДТ, а сейчас они правят бал. Русский капитализм сильно опустил культуру в стране вообще, а театр в частности. Причём произошло это настолько быстро, что и оглянуться никто не поспел.

Художники — в широком понимании этого слова — вздрогнули от нахлынувшего вдруг безвкусия, пошлости, омерзения. Оказалось, что вседозволенность — не самая лучшая категория в духовных вопросах. Ты, Гога, вовремя ушёл от этого ужаса в лучший мир.

Кое — кто, правда, пытается сохранить подобие культуры на театре, но таких бойцов мало. Ещё остался и работает Лёва Додин. Его театр каждый год забирает почти все «Золотые софиты» за свои постановки. За успехи перед сценической культурой Европы театр Додина повысил статус и стал именоваться «Малым драм- театром Европы».

В Питере, пожалуй, режиссёры Бутусов и Могучий, в Москве — театр — студия Женовача и твои, уже постаревшие, Кама Гинкас и Гета Яновская, и ещё один — два варяга, а вокруг наступает «падёж скота».

Слушай, Гога, наш извечный конкурент — Пушкинский, а ныне Александринский театр, бывший всегда за нами, сейчас сильно поднялся благодаря толковому новому хозяину Валерию Фокину. Зал его театра всегда набит народом, не в пример нашему. Про него пишут хвалебные рецензии известные театроведы. Он оказался успешным подрядчиком, не побоявшимся приглашать на постановки талантливых рискованных режиссёров из Польши, Литвы. Некоторые из них дают фору ему, но он хозяин, настоящий стратег. Хотя я не был поклонником его режиссуры, ты знаешь об этом, но ему удалось поднять интерес публики к Александринке, сделать театру отличное паблисити, хорошую рекламу, приличное реноме в Питере. Он смелый мужик, а смелость города берёт.

А ещё вот что, Гога. Посмотрел я вчера фильм про тебя с дурацким названием «Император». Какой ты император — художник не может быть императором, если он не из дурдома. Смотрел его в первый раз и не знал, что меня в нём тоже задействовали. Говорю про тебя разные разности, в частности, про нашего потрясователя Григория Васильевича Романова, знаменитого ГэВэ, твоего преследователя. Фильм двояковыпуклый: с одной стороны, хорошо, что его