Спецназ Сталинграда. - Владимир Першанин

Они сумели прямым попаданием разбить пулемет. Спасаясь от частых взрывов, бойцы шарахались прочь от оконных проемов. Если гарнизон дома мы разогнали и перебили внезапным броском, то пушка грозила испортить нашу победу. Убежавшие из дома вражеские солдаты уже опомнились, вдалеке наблюдалось шевеление. Стало ясно: если пушка продолжит беглый огонь, то под ее прикрытием последует контратака.

На действиях наших бойцов сказывался вчерашний меткий огонь немецких артиллеристов. Картина повторялась. Снаряды влетали в окна с большой точностью. Бойцы понимали, что одного осколочного снаряда достаточно, чтобы причесать комнату осколками, не оставляя для спасения ни одного уголка. Так и происходило. Боец из недавнего пополнения нашел удобную позицию и довольно метко стрелял из винтовки. На него немедленно обратили внимание пушкари, взрыв покрыл щербинами штукатурку, несколько осколков досталось бойцу.

Кушнарев уцелел чудом. Он стрелял из автомата. Очереди разбивали кирпичи, ранили подносчика боеприпасов и пробили насквозь снарядные гильзы. Снаряд влетел в окно, пронесся в метре от Кушнарева и взорвался в коридоре, оглушил его и ранил кирпичной крошкой другого бойца.

Анкудинов тоже пытался достать пулями расчет. Сообразил, что дуэль закончится смертью, и лег на пол, закрывая голову прикладом винтовки. Его спас подоконник, который принял на себя удар снаряда и разлетелся в щепки. К артиллерийскому огню прибавился огонь пулеметов, пока еще не точный, но тоже заставлявший бойцов прятаться.

В те минуты мало кто слушал мои команды, необходимо было немедленно действовать. Я делал совсем не то, что требовал устав от командира взвода. Взял с собой Ивана Погоду и двух бойцов. Снова бежали, обходя пушку. Нас обстрелял пулемет, мы спасались от его огня за грудами кирпича и в воронках. Я встал на колено, но автомат вылетел из рук от сильного удара. Кто-то из артиллеристов стрелял в нас из автомата, а орудие продолжало посылать снаряд за снарядом в дом. Ваня Погода выпустил остаток диска, торопливо перезаряжая оружие. Высунувшийся боец упал, не успев выстрелить, пуля угодила ему в лицо.

– Ваня, автоматом ничего не сделаешь. Попробуй гранатами.

Их осталось четыре штуки: две легкие РГ-42 и две «лимонки», которые редко использовались в наступательном бою из-за большого разлета осколков. Сейчас выбирать не приходилось. Обе «лимонки» не долетели, но сильные взрывы заставили расчет прекратить огонь. Это дало возможность встать и бросить легкие РГ дальше. Одна взорвалась прямо у колеса пушки, заставив расчет пригнуться. Этим воспользовался Иван Погода. Он встал в полный рост рядом со мной и стрелял длинными очередями. Такой огонь с пятидесяти шагов выдержать невозможно. Пули долбили щит, плющились и бесформенными комочками рикошетили с противным свистом в разные стороны. Колесо, и без того поврежденное близким взрывом, разлеталось кусками резины, пушка еще больше заваливалась набок.

Командир расчета, делая отчаянную попытку спасти орудие, поднялся из-за щита, успел выпустить очередь, но хладнокровный Погода расстреливал его, не жалея патронов. Пули перехлестнули артиллерийскую шинель, летели кусочки сукна, черные брызги. Я бежал к орудию, доставая на ходу пистолет.

Тульский Токарев, или ТТ, как его обычно называют, отличное оружие для ближнего боя с мягким спуском и сильными патронами. Я выстрелил на бегу несколько раз подряд. Из-за щита поднялся еще один артиллерист. Он сделал движение, наверное, хотел бежать. Пуля угодила ему в рукав шинели возле плеча. Он сумел сделать несколько шагов и упал после моего выстрела. Единственный уцелевший пушкарь убегал, но прибавить скорость ему мешала длинная артиллерийская шинель. Он выпутывался из нее на ходу, и последняя пуля в пистолете лишь подстегнула его. Он прибавил бег, не обращая внимания на рану.

Бежал он и после того, как сержант Иван Погода выпустил в него остаток диска. Затем упал и больше уже не шевелился. На щите висело зацепившееся за артиллерийский прицел тело командира расчета, молодого фельдфебеля – три раскрытых белых крылышка на петлицах. Я поразился, до чего он похож на Ваню Погоду, такой же светло-рыжий с носом-нашлепкой. Наверное, и солдат он был не хуже, чем Погода. Просто кому-то везет на войне, а кому-то нет.

Тем временем к отбитому нами дому бежали десятка два немцев. С точки зрения устава я сделал непростительный шаг, бросив взвод, но в тот момент обстановка диктовала другие действия. Мы расправились с расчетом вражеского орудия, и теперь оно должно было помочь нам, потому что бежать к дому и возглавить оборону не имелось возможности.

– Ваня, сбрасываем с прицепа фрица.

Подхватили тяжелое, как мешок с землей, тело, причем Ваня тоже обратил внимание на удивительную схожесть немца с ним самим.

– Гля, будто брат родной.

Втроем развернули легкую пушку. Я чувствовал себя уверенно. Во время учебы в Яблоневом Овраге мы проходили ускоренный курс начальной артиллерийской подготовки, всего два-три занятия, но сейчас это умение пригодилось. Ваня бросал в ствол остроносые снаряды, я нажимал на спуск. Конечно, никакого прицеливания не получилось, снаряды летели куда попало. Однако это был артиллерийский огонь, к нему прибавилась стрельба из окон, которую организовали командиры отделений Борисюк и Кушнарев. Контратака захлебнулась, а в нашу сторону полетели мины.

– Отходим, – подал я команду, которая прозвучала как «сматываемся, пока целые».

В ящиках еще оставались снаряды, но подвиги не могут продолжаться бесконечно. Мы сделали за утро все, что могли, даже вели огонь из трофейной пушки. Теперь ее следовало взорвать и быстрее уходить в дом. Взрывать оказалось нечем, гранаты закончились. Пока размышляли, вражеские пулеметчики взяли собственное орудие в вилку. Взрыв разметал ящики, от осколков мы сумели укрыться, бросившись лицом вниз на землю.

Убегая, Ваня Погода бросил взгляд на своего двойника. Мы отошли на десяток шагов, когда безжалостный взрыв разнес артиллерийского фельдфебеля на куски.

– Ну вот, хоронить не придется, – сказал мой помощник.

Непонятно, издевался он или бормотал первое, что пришло в голову. Наверное, все мы свихнулись от напряжения последних дней. Третий боец в нашей компании зачем-то тащил мой автомат с разбитым казенником и протянул его мне.

– Возьмите, товарищ сержант, вы обронили.

– Железяка, а не оружие, зачем ты его подбирал? Выбрось.

Боец с готовностью отшвырнул автомат. Все эти пустые разговоры происходили на пути к нашему новому узлу обороны, двухэтажному дому. А дом, в котором мы провели предыдущие сутки, развалился от попадания тяжелого фугаса. Немецкие пилоты не стали бы его бомбить, опасаясь попасть в своих, но мы этих своих выбили. Глядя на груды развалин, я понял, что двухэтажный дом станет нашим долгим местом обороны. Больше прятаться негде, одни развалины, а он стоит, как волнорез.

Через час сюда перебралась вся рота. Фельдшер Захар Леонтьевич долго бродил по этажам, разглядывая тела вражеских солдат, которые мы не успели убрать.

– Обязательно закопайте, а то зараза пойдет, – предупредил он.

Мы послушались старого солдата и сбросили трупы в глубокую воронку, завалив их землей и кирпичами. Увидев мертвое тело Сани Тупикова, фельдшер вздохнул.

– Хороший парень, и родители добрые были. Помнишь, Вася, как мы у него ночевали?

– Помню, дядя Захар. Вся семья пропала.

Для своих погибших углубили соседнюю воронку и воздвигли зеленый холмик. Через день в нее угодил тяжелый снаряд и выбросил останки ребят наружу. Мы похоронили их снова и дали салют по фрицам, укрепившимся за неимением лучших мест в котельной.

Еще больше, чем павшим, не повезло раненым. Дядя Захар обрабатывал раны и бинтовал на совесть. Но когда они потянулись в темноте к Волге, их осветили ракетами и обстреляли из миномета. От многочисленных мин погибли большинство, лишь один сумел скатиться с обрыва. Двое легко раненных, которые также собирались на берег, заявили:

– Никуда не пойдем, лучше здесь останемся, чем под мины попасть. Ребят по кирпичам размазало.

Шмаков похвалил вернувшихся:

– С такими героями мы скоро фрицев за глотку возьмем.

Оба раненых, страдавших от боли, обиделись на младшего лейтенанта.

– Мы дураки, а не герои, только из этих камней выхода нет. Ты, Павел Кузьмич, лучше бы водочки для нас добыл.

– Найду, – обещал Шмаков. – Хоть из-под земли достану.

Двухэтажный жилой дом представлял из себя целый мир. Коммунальные квартиры состояли из нескольких больших и малых комнат, полы частично выгорели. В подвале имелись два просторных помещения, от них отходили ответвления и коридорчики. Узкие окна напоминали горизонтальные бойницы, обзор из них оказался слабый – всего полметра над землей. Бетонные своды давили и нависали, под их массой ощущалась относительная безопасность. Поэтому оба подвала, несмотря на сырость и полутьму, стали основными жилыми помещениями.