Тринадцатый знак - Анатолий Манаков

Взвешивая возможный эффект использования "порно-графических бомб", скептики сомневались в одном: "Все же открытки... вот если бы фотографии, тогда другое дело. Да и то нет уверенности, впадет ли фюрер при виде их в пароксизм сумасшествия, ибо не исключено, что это его перманентное состояние". И все же, полагали, что операция не безнадежна - на самого Гитлера, возможно, она и не произвела бы ожидаемого впечатления, но простых нем-цев и солдат на фронте могла деморализовать всерьез, так как речь шла о гражданах тоталитарного государства с зашоренным восприятием и культом вождя... И вдруг увидеть его самого при удовлетворении противоестественных для нормального человека потребностей. Однако замыслу операции не суждено было сбыться: когда о ней узнали летчики, они решили, что в разведке просто спятили и никто из пилотов ради этого жизнью своей рисковать не станет.

Коллеги Готтлиба внесли свой вклад и в технологию оказания психологического воздействия на допрашиваемого. Премудрость сводилась к тому, чтобы запугать и унизить его, лишить его возможности выспаться, вернуть его в состояние инфантильной зависимости от ведущих допросы, полностью дезориентировать, вселить чувство вины, побудить к измене самому себе, отречься от идеалов, почувствовать еще большую вину и растущее желание исповедоваться. Тем не менее, защитный механизм допрашиваемых действовал непредсказуемо и попытки сломить их или повлиять на их психику часто оказывались практически бесполезными.

Изучая психодинамику поведения людей, аналитики разведки терялись в догадках по поводу странного для них явления. Не прошло и двух дней после взятия в плен первых американских солдат в Корее, как радиоэфир стали заполнять их голоса, обвинявшие правительство США в ведении кровавой войны "против свободолюбивого корейского народа". Да и можно ли было не растеряться, если по радио выступали типичные парни из глубинки, никогда не интересовавшиеся политикой, и, самое странное, после возвращения на родину многие из них продолжали вести антивоенную пропаганду. К загадочному явлению относили эксперты ЦРУ и происходившее на "московских процессах" конца тридцатых годов, когда обвиняемые публично признавались в несовершенных ими преступлениях: аналитики разведки могли лишь строить догадки о применении психотропных препаратов в сочетании с гипнозом.

В рамках той же программы проводились исследования в области сверхчувствительного восприятия, неопознанных летающих объектов, оккультизма. Делались "утечки" в прессу о будто бы секретных данных на эти темы, хранившихся в сейфах ЦРУ, распускались слухи, что "русские обходят Америку в разработке способностей человека видеть через непроницаемые преграды". Какие преимущества получают овладевшие в совершенстве сверхчувствительным восприятием, биологической обратной связью, психокинезом, видением на огромных расстояниях, инференциальным фокусом?.. Вот над чем билась мысль законтрактованных разведкой ученых.

Для определения роли секса в разведывательных операциях был осуществлен проект "Климакс". В Сан-Франциско сняли шикарную квартиру и превратили ее в бордель. Готтлиб лично отбирал подопытных проституток, три психолога занимались их подробным опросом уже по ходу экспериментов. О чем же рассказывали клиенты? Оказалось, большинство - о работе и семье. Тайно расставленные объективы запечатлевали на пленку сеансы "сексуальной терапии", бармен-агент подмешивал в напитки "стимулянты языка", психологи интересовались, можно ли сделать из профессиональных блядей разведчиц типа Мата Хари. Полученные результаты? Снова спорные...

Сотрудников возглавляемого Готтлибом отдела исследований и разработок преследовала навязчивая идея создать такую технику, с помощью которой электронные команды будут передаваться человеку на расстоянии и руководить его действиями. Они посещали известных по всей стране гадалок и ясновидцев, вербуя их для работы на некий "научный институт", исследующий якобы паранормальные явления. Рассматривались даже проекты, по которым ясновидцы должны были настраиваться на "вибрации" из Москвы. Правда, ничего из этого не получилось, поскольку стало ясно, что сначала их надо обучить хотя бы русскому языку.

Эксперименты с участием медиумов Хелмс отменил, но многие материалы "научной" деятельности ЦРУ Готтлиб пред своим уходом в отставку не уничтожил, а припрятал у себя.

Сам Хелмс не считал разведчиками сотрудников типа Готтлиба, для него они являлись просто вспомогательным персоналом, чтобы разрабатывать и внедрять чисто технические новинки. С целью придумать что-то новое в своей профессии он любил читать детективные романы, в которых многое напоминало его собственную жизнь: подозрения возникают, отпадают и снова возникают, клубок загадок остается не распутанным... В этих романах он находил нечто близкое душе своей - когда тайным агентам дают практически невыполнимое задание и, невзирая на риск, они выполняют его вдохновенно, самоотверженно, неортодоксально по канонам разведки. Больше всего ему нравились истории, сочиненные Яном Флемингом, где все настолько невероятно, что даже совсем бесспорные вещи кажутся фантастическими. С удовольствием почитывал и романы Говарда Ханта - одного из своих сотрудников, публиковавшегося под псевдонимом: хотя и не добился тот на литературном поприще мировой известности служивших одно время в разведке Дефо, Моэма, Грина, Киплинга, но все же сделал своему ведомству неплохую рекламу. Среди романов этого жанра, пожалуй, только один вызывал у Хелмса аллергию - "Шпион, пришедший с холода" Джона Ле Карре, насквозь пронизанный цинизмом, патологической жестокостью, предательством, духовным опустошением, бе-зысходностью и одиночеством человека, превратившего преданность в шутку. Хелмс же считал, что, если разведывательная служба не вызывает доверия, обманывает агентов и приносит их в жертву, она обречена на самораспад.

Разведчиков он делил на агентуристов, политиков и аналитиков; себя бесспорно относил к агентуристам, добывающим информацию традиционными методами от иностранных граждан. Его можно было убеждать бесконечно в том, что профессия разведчика - одна из самых разочаровывающих, в ней чаще приходится ощущать горечь провалов, нежели сладость побед, особенно при современных возможностях контрразведки, но наперекор всему он отстаивал обратное утверждение. К специалистам в области тайных политических акций и дезинформации относился с хорошо скрываемым скепсисом и настороженностью, остерегаясь их агрессивности, безбрежного энтузиазма и моральной неустойчивости. Мир для них, думал он, сделан как бы из пластилина, и из него они пытаются слепить все, что хочешь, наивно полагая, что нужны лишь идеи, куча денег и в подходящий момент использование агентуры влияния.

Когорта профессионалов высшего звена, с кем ему приходилось общаться, даже внешне походили друг на друга: солидные, представительные, высокие ростом, с приятными манерами. Из них Хелмс выделялся лишь чуть большей космополитичностью - сказывались школьное воспитание в Швейцарии и длительное пребывание в Западной Европе. Да и к подчиненным он всегда проявлял доброжелательность, не срываясь на грубый или оскорбительный тон. Стараясь думать о себе как о справедливом по природе своей человеке, поступал так и из чисто профессиональных соображений: личные неприятности, долги, любовные интриги, разочарования в работе и "жизненные пике", считал он, служат источником гораздо больших предательств, чем политические мотивы. Дать же разведчику дополнительный повод для недовольства - все равно что накликать неприятность. "Самое страшное, что может произойти в разведке, - рассуждал он среди своих, - это воцарение атмосферы отчая-ния, отчуждения сотрудников. Даллес понимал такую опасность, и я буду делать все, чтобы подобного не произошло, хотя от моей воли здесь мало что зависит. Очень хорошо, что все мы предпочитаем держаться вместе, небольшими компаниями, но вместе. Просто из соображений безопасности ограничиваем круг наших знакомых коллегами по работе, и приходя на службу в разведку, уже психологически готовы к такому образу жизни".

На сей счет имеются и жесткие регламентации, они не поощряют активные контакты с внешним миром и заставляют детально отчитываться о своих связях в отделе безопасности. В результате разведчики чаще всего дружат между собой, живут рядом и даже их дети ходят в одни и те же ясли и школы, а если разводятся, снова женятся опять же на своих. Уйдя со службы, держатся друг друга, звонят, посылают поздравительные открытки, приглашают домой на ужин и быстро могут собраться вместе, если ведомству грозит неприятность. Живым олицетворением такого понимания братства и долга Хелмс считал самого себя.

Виртуоз "проникающих ударов"

Ветераны из Лэнгли понимают, что, в силу неизбежных особенностей его положения, директор центральной разведки просто обречен на цинизм и двуличие. Не был в этом отношении исключением и Уильям Колби, назначенный президентом вместо Ричарда Хелмса, - сын эксцентричного военного и очаровательной ирландской католички.