Фонд и Империя - Айзек Азимов

Они стремительно неслись к ней парами, и Бэйта, внезапно задохнувшись, подняла обе руки, но фигурки закувыркались, и на мгновение она очутилась в центре сверкающей снежной метели, холодный свет соскальзывал с ее плеч и вниз по руке светящимся потоком, сползая с ее одеревеневших пальцев и медленно фокусируясь затем в воздухе. Под всем этим в жидком паре плавали звуки сотен инструментов, и она уже не могла отличить звук от цвета.

Ей было интересно, видел ли Эблинг Мис то же самое, а если нет, то что он видел. Удивление прошло, а потом…

Она снова стала смотреть. Маленькие фигурки — да были ли это маленькие фигурки? — маленькие, просто крошечные женщины с горящими волосами, которые поворачивались и быстро наклонялись, так что их можно было отчетливо рассмотреть — соединялись друг с другом в группки в форме звезд, которые тоже поворачивались, — затем музыка стала тихим смехом — девичьим смехом, зазвеневшим в ушах.

Звезды сблизились, засверкали навстречу друг другу, медленно переросли в структуру — и снизу внезапно быстро возник дворец. Каждый кирпич был своего цвета, каждый цвет был отдельной искоркой, каждая искра — пронзительным светом, который менял формы и направлял взгляд вверх к двадцати украшенным драгоценностями минаретам.

Появился блестящий ковер, кружась, плетя несуществующую паутину, которая заполнила все пространство, и светоносные вспышки вырвались вверх и стали деревьями, которые пели под музыку.

Бэйта сидела, поглощенная происходящим. Музыка закручивалась вокруг нее быстрыми лирическими потоками. Она вытянула руку и коснулась хрупкого дерева, и, распустившись, соцветия поплыли вниз и растаяли, каждый с чистым тоненьким звяканьем колокольчика.

Мелодию разорвали двадцать тарелок, и вся поверхность сосуда перед ней разгорелась и каскадами по невидимым ступенькам потекла вниз на колени Бэйте, где затем растеклась и полилась быстрым потоком, подбрасывая до пояса яростные искры, а через ее колени протянулась радуга, а на ней — маленькие фигурки…

Все вместе — и сад, и крохотные мужчины и женщины на мостике радуги, протянувшейся насколько хватало глаз, — плавали в завитках музыки, которые струились к ней…

А потом… почудилась испуганная пауза, колеблющееся внутреннее движение, быстрый спад. Краски разлетелись, собрались в шар, который съежился, поднялся и растаял.

И снова стало темно.

Тяжелая нога нащупывала педаль, нашла ее, и свет залил помещение, плоский свет прозаического солнца. Бэйта до слез заморгала, как будто снова желая приблизить то, что только что завершилось. Эблинг Мис выглядел приземистой инертной массой, со все еще круглыми глазами и раскрытым ртом.

Только Магнифико был самим собой и в тихом экстазе ласкал свой визисонор.

— Моя госпожа, — выдохнул он, — это действительно волшебный эффект. Здесь и равновесие и ответ, на который я почти не надеялся, во всей своей нежности и постоянстве. На нем я, кажется, мог бы творить чудеса. Как вам понравилась моя композиция, госпожа?

— А это была твоя? — задохнулась Бэйта. — Твоя собственная?

От такого благоговения его тонкое лицо стало пунцовым от кончика носа до самых ушей:

— Да, моя собственная. Мулу она не нравилась, но очень часто я играл ее для своего собственного удовольствия. Однажды, когда я был еще молод, я увидел дворец — огромный дворец, сверкающий драгоценностями, на который я смотрел издали во время веселого карнавала. Там были такие красивые люди, которых и во сне не увидишь, такие великолепные, что потом я нигде таких не видел больше, даже среди слуг Мула. То, что я создал, — лишь бледная копия, но мой слабый ум не может ничего лучшего. Я называю ее «Воспоминания о Рае».

Теперь, когда все вдруг заговорили, к Мису снова вернулась его активность.

— Послушай, Магнифико, — сказал он, — ты не смог бы сделать то же самое для других?

На минутку клоун испугался:

— Для других? — Он вздрогнул.

— Для тысяч народу, — вскричал Мис, — в Большом зале Фонда. Ты не хотел бы сам стать мастером, всеми уважаемым, богатым и… и… — У него не хватило воображения. — И все такое? Что скажешь?

— Но как я могу стать всем этим, сэр? Я ведь бедный клоун, не способный на великие вещи.

Психолог выпятил губы и тыльной стороной ладони провел по бровям. Затем сказал:

— Но твоя игра, дружище… Мир станет твоим, если ты сыграешь так для Мэра и Торгового Треста. Разве тебе этого не хотелось бы?

Клоун мельком взглянул на Бэйту.

— А она тоже там будет?

Бэйта рассмеялась:

— Конечно, глупыш. Разве похоже на то, что я оставлю тебя, когда ты скоро станешь знаменитым и богатым?

— Это все будет принадлежать вам, — ответил он искренне, — но даже если все богатства Галактики станут вашими, и этим я не смогу отплатить вам за вашу доброту.

— Но, — сказал вдруг Мис, — если ты сначала мне поможешь…

— В чем?

Психолог замолчал и улыбнулся:

— Лишь один поверхностный анализ, который не причинит боли. Он совсем не затронет кору твоего мозга.

Глаза Магнифико наполнились смертельным страхом:

— Только не анализ! Я видел, как он действует. Он высасывает мозг и оставляет череп пустым. Мул делал его на предателях, и они, безумные, ходили по улицам, пока кто-нибудь из жалости их не убивал. — Он поднял руку, чтобы оттолкнуть Миса.

— Это был психический анализ, — спокойно объяснил Мис, — но даже он может навредить человеку, только когда его неправильно применяют. Мой анализ всего лишь поверхностный и не опасен даже для младенца.

— Правильно, Магнифико, — подтвердила Бэйта. — Это нужно только для того, чтобы помочь победить Мула и держать его подальше отсюда. Как только это будет сделано, мы оба станем богатыми и известными до конца наших дней.

Магнифико протянул дрожащую руку:

— Тогда вы подержите меня за руку?

Бэйта взяла ее в обе руки, а шут широко раскрытыми глазами следил за приближением полированных терминальных пластин.

Эблинг Мис спокойно раскинулся на чересчур шикарном кресле в личных апартаментах Мэра Индбура, упорствующий в своей неблагодарности за то снисхождение, которое к нему проявили, и с неодобрением отметил, что Мэр ведет себя несколько нервно и суетливо. Он отбросил окурок сигары и выплюнул табак, попавший в рот.

— И кроме того, если тебе надо что-нибудь для следующего концерта в Мэллоу-Холле, Индбур, — сказал он, — ты можешь вышвырнуть этих электронных роботов обратно в их сточные канавы и заставить этого маленького уродца сыграть для тебя на визисоноре. Индбур, это нечто потустороннее.