Вестник и Весна народов - Роман Вадимович Беркутов

Американцы спрятались и не показывались до десятого апреля когда к западному побережью подошла американская эскадра. Пять фрегатов под пушечным огнем с берега приблизились и вступили в бой с Сан-Франциско. В залив они не смогли зайти, Захарченко так разозлился, что приказал снять всю артиллерию с подступов к городу для обороны на острове Алькатрас. Он удобно запирал единственную дорогу в бухту, хоть и стоял в уединении.

Зато как русские сняли артиллерию с передовых укреплений подошла американская пехотная армия.

— Господе Боже, где же вас столько хоронить, — заявил Захарченко, рассматривая четыре пехотных полка с целым батальоном артиллерии и тремя отрядами кавалерии.

С другой стороны разворачивающегося поля битвы на русские укрепления смотрел бригадный генерал — командующий западной армией США Стивен Карни, после первой неудачной битвы, он выступил перед конгрессом и заявил, что у него есть план. Русские хорошо окопались, подготовив три ряда траншей и несколько укреплений для артиллерии, только артиллерию они убрали.

Для борьбы же с вооруженными револьверами и карабинами русскими егерями, Карни подготовил Техасских рейнджеров, вооруженными револьверами системы Кольта.

— Знаете, вашблогородь, ну и морды у этих американцев, — заметил Студент.

Он подготовил себе телегу с парой лошадей и смелым извозчиком, чтобы поставить фотоаппарат на мощную треногу в кузове и снимать с разных ракурсов.

— Да что мне их морды, вон сколько пушек везут, а у нас, — Захарченко сплюнул, — два пулемета и то, на одном станина сломалась. Вот что делать с этой артиллерией теперь? Только на нашу кавалерию и надеяться.

— Сочувствую, — сказал Студент примеряясь оптикой к американской армии и щелкнул камерой.

И тут у Захарченко тоже щелкнуло, только в голове. Он конечно материл Вадима за всунутые в последнюю очередь пулеметы, но бойцов погонял. Результаты оценил и орг выводы сделал.

— А сколько камера весит? — с невозмутимым лицом спросил полковник.

— Ну, кило семь-восемь, — ответил Студент, не заметив подвоха.

— Значит так, по законам военного времени, государство изымает у тебя телегу в хозяйственное пользование.

— Нууууу, ваше благородие!

— И треногу тоже!

— А ее то зачем? — не понял Студент.

— Военная тайна.

Через час, американцы пошли в атаку. Именно что пошли, без артиллерии русские могли огрызаться только с трехсот метров, на большее револьверных карабинов не хватало. Столбы пыли от взрывов поднялись среди траншей. Американские ядра и полые бомбы пролетали над шеренгами пехоты и вспахивали землю вокруг укреплений. Гремело так, что защитники не могли и головы поднять.

Синяя масса американской пехоты приблизилась на расстояние двух сотен метров и побежала в атаку, нарушив строй. Ту-ту-ту-ту, на возвышении, среди мешков с песком заговорил одинокий пулемет. Мощные винтовочные пули насквозь пробивали человеческие тела и кроша кости. Пулеметчик крутил рукоять, пока заряжающий менял плоские магазины, еще двое рядовых из расчета поливали стоволы водой, чтобы дополнительно охладить их и прибить поднявшуюся пыль.

— Стреляйте по этой чертовой штуке! Она нам всех положит, — приказал генерал Стивен Карни своим артиллеристам. Они перевели шестерку орудий для огню по пулеметы, вот тут и начался весь балет. Из траншей показались защитники ощетинившиеся *плотным огнем. Американцы останавливались на поле перед укреплениями, чтобы хотя бы с колена сделать выстрел и перейти в штыковую. Те, кому удалось сбежать после прошлой битвы многое рассказывали о тесных битвах в траншеях и синие мундиры подготовились.

Загремел рог, и из Сан-Франциско пыльной лавиной пошла русская кавалерия, стоящая из индейцев и казаков. Они неслись в стороне от американской пехоты, чтобы добраться до артиллерии и снести ее.

— Проклятые твари! — заорал Стивен Карни и обнажил саблю.

Американский генерал держал кавалерию из мексиканских рейнджеров для прорыва к русской артиллерии, если бы таковая осталась, а сейчас же он поехал встречать индейцев, возглавив отряд.

За ордой индейцев и казаков мчалась пара телег. На одной лежал Студент с камерой и снимал. На другой же стоял полковник Захарченко за ручкой пулемета на треноге и его заряжающий. При сближении техасцев и индейцев обе телеги развернулись. Захарченко закрутил рукоять адской машинки высыпая смертоносный град во фланг вражеской пехоте. Над пулеметом крутился большой барабан с двенадцатью коробчатыми магазинами, а металлические поддоники от гильз сыпались на дно телеги. Глаза полковника залила кровь, он как одержимый водил стволами, следя, чтобы все кто мог стоять получили свою долю. Пули уманского проходили через ноги, руки и тела, лопали головы как спелые арбузы гидроразрывом от тяжести и скорости пули. С синих мундиров как солома из чучел фонтанчиками била кровь вперемешку с пылью.

Очередь докатилась до траншеи, подняв султанчики земли прямо перед защитниками. Им пришлось спрятаться, называя полковника нехорошими словами, а Захарченко все крутил и крутил, пока раскаленные стволы не выдали долгую серию механических щелчков.

Заряжающий вынул пальцы из ушей и облил пулемет водой.

— Сейчас перезарядку, ваш благородие, — сказал он Захарченко.

Михаил даже не сразу понял, что это обращались к нему. Перед глазами как картина на стене стоял последний день Помпеи, с агонией и паникой на лицах умирающих и реки, реки крови. Крови было так много, что она натекла в первую линию траншей.

Щелк, щелк, рядом фотографировал Студент, не в силах оторваться.

— Полковник, смотрите! — заряжающий поменял барабан и показал на прорвавшихся к американским орудиям казаков. Техасцы же столкнулись с индейцами, орудия саблями и отстреливаясь револьверами. И тут Захарченко поплохело, среди американской конницы в синем мундире, украшенном золотыми эполетами бился генерал Карни, и у него светились глаза.

— Готово! — заряжающий похлопал Захарченко по плечу, и пооковник отмер.

Рукой в перчатке он плотнее сжал ручку пулемета и навелся так, чтобы не зацепить индейцев в разноцветных перьях. Ту-ту-ту-ту, заиграла похоронная музыка малорослика по американцам, и кавалеристы посыпались. Их срезало как косилкой пшеницу на поле, и в голове Михаила даже заиграла рабочая песня, которую он слышал в Мариупольских полях, когда гонял солдат. Под монохромный ритм механического стука проворачиваем шестеренок гибли люди, вставали на дыбы кони и вращались стволы.

Генерал успел заметить Захарченко, прежде чем первая очередь сбила его из седла. Захарченко точным огнем отрезал нечеловека от армии, как гвозди в гроб, вколачивая выстрел за выстрелом в синий мундир с золотыми эполетами. Карни закричал в бессилии, не способный убежать, он как загнанный зверь дергался на земле,