Лорд 3 (СИ) - Баковец Михаил

Очень быстро с немецкой ротой было покончено. Очень многие фашисты утонули, когда стали метаться по болоту и проваливаться в окна. Пожалуй, эта участь постигла половину врагов. Никто не смог убежать. И пленных оборотни не брали.

— С нами пойдёшь, — сообщил Остапу один из людей-волков, когда бой был закончен. — Расскажешь лорду о том, что сделали немцы в твоей дерене. Или хочешь домой вернуться?

— А ваш, э-э, лорд, — мужчину сбило с толку такое упоминание, — он поможет?

— Поможет, — уверенно сказал оборотень.

— Тогда пошли.

Глава 19

От одного из моих немецких агентов, комендача, как его называют оборотни, пришло сообщение, что немцы создают аэродром рядом с посёлком Шарковщина. С него будут взлетать самолёты для бомбёжки Витебска. Все работы проводятся в строгой секретности, наверное, поэтому о них не узнал мой главный поставщик немецких секретов Ганс Майер. Обычно, это он сообщает мне о подобных важных вещах. И увильнуть он не может, клятва не даст, ведь тот аэродром напрямую касается меня. В донесении от комендача не говорилось, как он узнал о событии.

Взявшись за карту и линейку, я подсчитал, что по прямой до Цитадели из посёлка девяносто километров. И около ста семидесяти до Витебска. Расстояние для авиации совсем небольшое. Одни и те же самолёты легко совершат несколько вылетов за день. Разумеется, тут ещё зависит и от физического состояния пилота. Но я совсем не удивлюсь, если немцы начнут кормить лётчиков своим наркотическим шоколадом, чтобы держать их в тонусе ради такой важной цели.

— М-да, придётся что-то делать с этим, — вслух произнёс я, смотря на карту. — Самому, что ли размяться?

Ещё я испытал, так сказать, гордость и удовольствие от хорошо проделанной работы. Ведь не просто так немцы в собственном глубоком тылу стали строить аэродром в глубокой секретности. Это мои регулярные рейды в Витебск, а потом и в Минск своё слово сказали. Если бы не режим постоянного цейтнота и ужасающая нехватка кадров, то обязательно бы отправил оборотней во все стороны с запасами взрывчатки и амулетами для вражеских самолётов. Пусть бы они взорвали все германские самолёты от Ленинграда до Одессы.

— Мечты, мечты, — вздохнул я. — Кстати, интересно из чего немцы строят свой аэродром, чтобы в распутицу с него могли взлетать самолёты? Из бетона — так пока он схватится, и всё поле окажется им залито, то май наступит. Засыпать всё камнями и трамбовать?

Но всё оказалось куда проще. В эту же ночь я с парой соколов навестил немецкую стройку. Там своими глазами увидел, что покрытие монтируется из толстых стальных листов, испещрённых круглыми отверстиями для облегчения веса без особого снижения прочности. Все тяжёлые работы проводили мужчины в потрёпанной гражданской одежде и советской униформе без знаков различия. По внешнему виду и забитости было ясно, что это военнопленные, которых гитлеровцы привлекли к работе. Не удивлюсь, если после завершения работ их расстреляют, чтобы сохранить тайну. К слову, работы велись даже ночью при свете тусклых фонарей. Или только ночью, чтобы днём не привлекать внимание? В принципе, лично мне это было неинтересно.

В целом, задумка у немцев могла пройти, если бы против них боролась только Красная армия. При соблюдении определённых мер предосторожности со стороны оккупантов Советская разведка лишь при большой удаче сумела бы обнаружить точное местоположение аэродрома. Да, могла бы, да только они не учли фактор в моём лице. Дело тут вовсе не в том, что у меня имеются вассалы в немецких рядах, которые благодаря рейхсмаркам, золоту, а иногда и магии через того же Тишина получают от своих соотечественников нужную информацию. Я бы и сам быстро нашёл этот аэродром после первого же налёта на Цитадель или второго-третьего на Витебск. Или допросил бы какого-нибудь сбитого лётчика, поднявшегося с секретного аэродрома, или соколы проследили бы за вражескими самолётами до него. После этого отсюда больше никто не взлетел бы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Понаблюдав за аэродромом, я использовал амулет отведения внимания и направился к военнопленным. Среди них я уже присмотрел немолодого мужчину в советской шинели, который пользовался заметным уважением со стороны своих товарищей по несчастью. Подчинив его, я отошёл с ним в сторону к штабелю железных листов, используемых для постройки взлётной полосы. Там я снял с него очарование, вместо него наложив на незнакомца лёгкое ментальное внушение, которое уберёт акцент со странностей и сделает из него покладистого собеседника. Заодно снабдил амулетом для отвода внимания, чтобы никто не помешал нашей беседе. Почему-то мне не хотелось проводить магический допрос, как с немцами, не желал я ставить этого человека на одну ступень с врагами. Я бы обошёлся вообще без ментального внушения. Но боюсь, что уйдёт много времени на объяснения и доказательства. И всё равно нет гарантии, что военнопленный будет со мной откровенен во всех вопросах.

— Здравствуйте, — первым представился я. — Обращайтесь ко мне… эм-м… товарищ военинженер. Я от партизан пришёл, чтобы провести здесь разведку.

Мужчина посмотрел на немецких солдат, куривших в каких-то сорока-пятидесяти метрах от нас, пожал плечами и ответил:

— Здравствуйте, товарищ военинженер. Я майор Богульников, командир триста шестого дивизиона.

Голос у него был сиплый от простуды, говорил майор из-за этого очень тихо.

— Приятно познакомиться, товарищ майор.

— Иван Андреевич, — произнёс он. — Лучше так.

— Как скажете. А теперь расскажите, что здесь происходит и откуда вы все.

Как оказалось, работы проводятся уже четвёртые сутки и примерно ещё через двое должны завершиться. Насчёт рабочих я почти не ошибся. Большая их часть была в самом деле советскими военнопленными, попавшими к гитлеровцам ещё в сорок первом году. Содержались они в так называемом командирском концлагере южнее этого места. Вместе с ними работали мужчины из еврейского гетто, расположенного в Шарковщине. Главной новостью для меня стало то, что в нескольких километрах спешно возводится ещё один точно такой же аэродром. Там точно также работают военнопленные.

— Догадываемся, конечно, — спокойно ответил майор на сообщение о предполагаемой зачистке после работы. — Почти все. Хотя многие надеются, что всё обойдётся. Многие из нас рады нормально поесть перед смертью. В лагере нас кормят баландой из картофельных очисток и ботвы. И всё это в земле, немытое. Самые слабые умерли от подобной кормёжки ещё в прошлом году. Ну, и зимой был страшный мор. Сейчас нас вместо пяти тысяч осталось шестьсот душ.

— Напасть на немцев и помереть в бою не появлялось желания?

— Почему не появлялось? Оно и сейчас имеется. Жаль, что не у всех, — он тяжело вздохнул и закашлялся. — Нас семьдесят девять человек всего таких. А немцев под пять сотен штыков. Остаётся надеяться на то, что нас не успеют пустить в расход до прилёта их лётчиков. Хотим хотя бы несколько этих хвалёных асов удавить. Это в небе они герои, тьфу, — майор сплюнул на землю, — а на земле просто вши, которых ногтём раздавить можно.

— А если не прилетят?

— Значит, попробуем прихватить вертухаев хоть сколько-то.

— Знаешь, Иван Андреевич, с этим я тебе смогу помочь. Не только лётчиков на два метра в землю закопаем, но и вас вытащим. Только не сегодня, конечно. Если что, то с пилотами мы будем разбираться без вас.

— А мы куда?

— К нам в партизанский отряд или в Витебск, — и тут же спросил. — Слышал, что Красная армия ведёт бои в городе?

— Так это правда? — собеседник даже подался ко мне. — До нас только слухи доходили о нашем наступлении. И за них фашисты сразу расстреливали. Вон туда отводили, — он махнул рукой куда-то в сторону, — ставили у ямы и пускали пулю в затылок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Правда, правда, — кивнул я. — Только уточню, что в городе ведёт бой десант, удерживающий плацдарм. А основные силы бьются в семи километрах, примерно.

— А давно?

— Уже несколько дней.