Плата за капельку счастья - Евгения Михайлова

– Продолжай, – сказал он.

Ей показалось, что он сознательно провоцирует ее агрессию и лишает ее возможности с нею справиться. Берта не узнавала себя, когда кричала:

– Ненавижу! Ты кажешься мне насильником. Это не любовь, это издевательства! Ты подонок, убийца, коварный мерзавец! Я с тобой не добровольно! Не забывай об этом ни на минуту.

И вдруг увидела, как он расстегивает ремень на брюках. Ей захотелось выцарапать ему глаза. Она крикнула:

– Не смей меня трогать, урод!

Он опустил руки.

– Итак, мы с тобой увиделись. Я узнал впечатление. Этого достаточно, пожалуй.

– Нет, – испугалась Берта. – Это просто злость. Это не впечатление.

Она даже не поняла, как они оказались в спальне. Сколько времени прошло. Она чувствовала не себя, а только его в себе… И тут он опять спросил:

– Договорим?

– Оставь меня, – прохрипела она.

И он сделал это! Берта не могла поверить, но он встал и ушел. Через какое-то время она услышала, как со двора выехала его машина. Она не знала такого потрясения. У них три дня! Он бросил ее на второй. Он все это устроил как очередное испытание для нее. Ей стыдно было себе признаться, но через полчаса она понимала, что переживает настоящее горе. Ей не хотелось жить.

Берта встала, оделась, взяла сумку с вещами и деньгами. Проблем нет, вещи с ней, ворота и двери этого дома не запираются. И она побрела через двор к дороге – ловить машину.

Обратно вернулась на его руках. И опять не могла себя сдержать: плакала вслух. Поздно вечером, счастливо изнуренная, она сидела напротив него на кухне и смотрела в его лицо. Какое счастье – видеть это лицо. Благородная голова с седым ежиком, проницательные глаза, которые смотрят на нее, постоянно меняя выражение. Они то призывные и почти циничные, то ласкающие, то печальные, то знающие все о ней, чего она сама не знает. На впалых щеках – морщины, губы твердые и такие разумные, что ли… Подбородок властный. Он мог быть римским гладиатором, ему пошла бы корона, он один на свете…

– О чем ты хотел договорить? – спросила она.

– Я всего лишь хотел узнать, чем тебе так понравился тот мужчина?

– С чего ты взял?

– Только не надо мне врать. Ты же знаешь, что я всегда в твоей теме. Ты на него отреагировала. В предыдущем магазине, когда я оставил тебя в очереди, на тебя практически навалился парень, гораздо более красивый, но ты отодвинулась от него с брезгливостью. Вот и все, что я хотел спросить. А ты выдала такую бешеную реакцию.

– Ничего не понимаю. Ты – такой умный, тонкий, глубокий, все знающий человек. О возможностях и способностях просто молчу. И такая ерунда. Какой-то уровень детского сада в выяснении отношений.

– Это все, что тебя волнует?

– Нет, не все. Наши отношения. Близкие отношения. Я никогда не знала, что возможны такие отношения между родными людьми. Такие откровенно бесстыдные, жестоко циничные, безнравственные…

– Тебе они такими кажутся?

– Да… Иногда.

– Я дам тебе два ответа. Красота не бывает низкой и безнравственной, а любить тебя – это высшая красота. И второе: задача нашего проекта – раскрыть тебя не как бойца передовой, а как великолепную, полноценную женщину.

– Я боялась, что ты это скажешь. Что это тоже эксперименты какой-то твоей банды или как там это называл Бадаев. У вас виварий для одной крысы.

– Знаю, что боялась. Да, наша банда – это всего лишь самые передовые политики мира, известные ученые, писатели и режиссеры. Врачи, физиологи и психологи. И в нашем виварии – языческая богиня, которую с таким трудом нашли на земле. Мы, конечно, безумно развлекаемся, глядя, как ты теряешь свои халаты и юбки. Больше нам просто нечего делать. Берта, ты давно уже сама – серьезный профессионал. И ты в глубине души понимаешь, что в тебе отпускают на свободу только то, что в тебе есть. Судьба наказывает не за исключительность, а за убийство собственной личности. Мы всего лишь фиксируем, как ощущаешь ты все, что происходит вокруг, чужие беды и радости каждым миллиметром своей обнаженной кожи. И мы с тобой наконец вышли на партнерский уровень. На уровень честного и прямого разговора. И добавлю еще раз третье, то, о чем ты постоянно забываешь. Есть коллективный интерес, и есть мой. Мой, человека, который посвятил тебе жизнь. Как я тебя могу оскорбить своим обожанием? То, что я с тобой делаю, – это не похоть и не разврат. Я просто истребляю все табу, навязанные с детства фобии и запреты, которые уничтожали такую сверхэмоциональную и гиперсексуальную женщину.

– Зачем?

– Кроме того, что это безумно приятно, это задача. Сделать тебя свободной. Чтобы ты была способна ценить любое проявление свободы в других людях. В такой степени только тебе это дано, но ты все еще и это пытаешься в себе давить.

– То ли я совсем глупая, но ни из объяснений Бадаева, ни из того, что говоришь мне ты, я так и не поняла, как это делается. Когда я одна и слышу твой голос, чувствую твои прикосновения, то, как щенок, который слышит хозяина и не видит его, начинаю тебя искать по углам комнат, за мебелью, в окне…

– Техника нашего контакта… За ним большая наука, неслыханная работа. Многие отдали бы состояния, чтобы услышать то, что я тебе сейчас скажу. Ты, конечно, понимаешь, что это телепатия. Но я – не Калиостро, не гений дистанционных воздействий. Я просто практик, купивший идею и основавший маленькую и невиданную по уровню империю. Три года назад Эрик Лейтхард поведал миру о создании портативных электронных приборов для сканирования мыслей объектов на любом расстоянии и передачи импульсов. Андреа Стокко давно занимается этим с помощью Интернета. Твой эксперт, самый умный из вас, уже понял, в чем дело. Но и Эрик, и Андреа очень бы удивились, узнав, какой это для нас вчерашний день, – то, что они делают. Мы не привлекаем к себе внимание, как это случилось с Эриком, который подвергся атакам спонсоров, разведок и криминалистов, жаждущих получить его приборы. Наша цель требует тайны. Мы просто работаем. А с тобой… Мне больше не нужны приборы. Я всегда с тобой на одной волне. И ты давно мне отвечаешь. Ты – чуткая и восприимчивая, как самый совершенный музыкальный инструмент. В одном я точно один. Никто, кроме меня, с помощью всех взятых вместе приборов не смог бы так покорить женщину, как это удалось мне. Ощущать ее на расстоянии, ласкать, добиваться взаимности. Я ведь отбил тебя у мужа, когда мы еще не виделись, да?

– Да… И это меня так беспокоит. Ты знаешь, о чем я.

– Конечно. Я не приближал его смерть. Конечно, мы поставили диагноз раньше тебя и врачей. Лучшие онкологи дали ответ: это не болезнь. Это разновидность смерти. Жизненный ресурс исчерпан. Его организм, рассчитанный на жизнь обычного человека, не вынес ни слишком сильную любовь, ни таких нереальных потрясений. Это был очень хороший, красивый, искренний, сильный и слабый мужчина. Мы сделали все, чтобы он не узнал физической боли.

– Владик?..

– Владик. Тот случай, когда ясно, что самые совершенные приборы всего не могут предусмотреть. У нас есть программы, просчитывающие действия людей, которые находятся в поле внимания. Но есть враждебные мозги даже по отношению к этим программам. Не было твоего сына в наших главных факторах риска. Ребенок! Не с тобой! Под присмотром твоей матери… Я виновен, стало быть. И как человек, как прожженный циник я не смог себе такого представить. Убить ребенка. Берта, это было моим самым большим поражением, самой большой виной перед тобой. Все, что я мог, – это быстрая казнь. Исполнителя и заказчика – Червонского, сделавшего такой подарок своей Инессе, которую не знал, как ублаготворить. Их расстрелял наш офицер. Этого киллера твои сыщики не найдут.

– Я поняла. Я сейчас уйду в спальню и одна там попробую вздохнуть и еще раз это принять.

На третье утро до того, как открыть глаза, Берта подумала: «Третье утро. Что же мне делать? Его же нельзя уговорить остаться здесь еще на день». И увидела, что его рядом нет. Похолодела, выбежала… Увидела его в кухне. Он курил и смотрел на дверь: ждал ее. Долго и молча рассматривал. А потом произнес неожиданные слова:

– Я воспитал в тебе чудовищную эгоистку, тебе не кажется?

– Нет. Ты о чем?

– О твоих мыслях. Ты думаешь: мне хорошо, мне плохо, мне будет плохо, я его ненавижу, я его люблю… Похоже?

– Да. А ты как думаешь?

– Как говорю с тобой каждый день. Я думаю: тебе не больно, не страшно? Ты не устала? У тебя ничего не болит? Я говорю: тебе идет это платье. Я говорю: злись, кричи, только не прячь ничего в себе. Я говорю: иди ко мне, я тебя утешу… А сейчас ты проснулась с мыслью: что мне делать без него?

– Что не так, дорогой?

– Ты не заметишь ни за что, как тяжело и больно мне. Я дорвался до тебя. От меня не зависит, сколько мы пробудем вместе. Ты должна быть одна. Это твое шоу. Оно важно многим. Но я погибаю, выпуская тебя из рук. В таком прямом, человеческом смысле. И сейчас мне хочется, чтобы ты меня утешила. Я знаю, что подчинил тебя себе. Но я не справился с собой. Своим обожанием я создал женщину-нарцисса. Не возражай, я по поводу тебя всегда прав. Через два часа собираемся. Можешь звонить маме. Я отвезу тебя.