Стальной лев. За Родину! За Троцкого! - Иван Евграшин

Иосиф Виссарионович проанализировал необходимость такого расследования, инициированного Троцким. В данном случае нельзя было не признать, что Предреввоенсовета действительно пытался решить насущную проблему и обратился к ведомству Дзержинского из абсолютно практического интереса, как к военной и политической контрразведке.

«Все верно, – думал Сталин. – Льву надо было выяснить, что там происходит в Оренбурге. Какие в городе у белогвардейцев силы. Насколько казаки готовы воевать и так далее, для того чтобы не распылять сил. Чекисты выяснили подробности. Троцкий увидел как потенциальную опасность самого конфликта с казачеством, так и опасность для наркома Сталина и поэтому пишет вот такое послание».

От Троцкого, несмотря на резкие изменения в его характере и манерах, такой последовательности в действиях Иосиф Сталин не ожидал. К тому же уважительный и дружеский стиль послания прибавлял еще несколько плюсов товарищу Троцкому.

Раньше он считал Троцкого, да, безусловно талантливым журналистом, неплохим организатором, но чистоплюем и верхоглядом, к тому же человеком, для которого внешние атрибуты дороже дела, чего сам Сталин не допускал и не терпел. Теперь же постоянно обнаруживались новые грани характера Троцкого.

«Хорошие грани», – про себя похвалил Леву Иосиф Виссарионович, после чего задумался о Свердлове. Здесь было о чем подумать.

Яков Михайлович был не просто одним из наркомов или одним из известных большевиков, как Сталин, Троцкий или Дзержинский.

Свердлов был Председателем ВЦИК, формальным главой РСФСР и фактически вторым человеком в иерархии Республики Советов после Ленина. При этом Владимир Ильич еще со времен сидения в Разливе очень доверял «товарищу Андрею», который фактически и заставил его спрятаться там. Как говорил сам Ленин – утащил. Именно через него Ильич держал связь с ЦК и именно по настоянию Свердлова уехал в Финляндию.

Сталин припомнил, как 27 июля 1917 года Свердлов делал Организационный отчет ЦК шестого съезда партии. Он совершенно не знал расстановку сил, был далек от практической работы партии. Сплошная теория. Доклад был путаный. Свердлов долго говорил о фракциях, а о том, что есть такие люди, которые называются большевиками – ни слова. Даже слово «большевик» не произнес ни разу. Потом Свердлов рассказывал о «межрайонцах». Иосиф Виссарионович припомнил, как ему однажды товарищ Флаксерман, бывший делегат того съезда, рассказал, как Свердлов забыл упомянуть, говоря о «межрайонке», как он сам выразился, Троцкого, Урицкого, Иоффе, Мануильского, наверное, записав их в упомянутых им после Володарского «других».

Сталин встал и принялся расхаживать вдоль стола. В последнее время он пристрастился к трубке, но трубочного табака не терпел и поэтому использовал папиросный. В очередной раз раскурив трубку, Иосиф Виссарионович вызвал ординарца и приказал найти товарища Эйтингона и передать ему просьбу явиться к Сталину, после чего продолжил размышления о «товарище Максе».

Вспомнились слова на заседании ВЦИК, сказанные Свердловым 20 мая этого года: «Если в городах нам уже удалось практически убить нашу крупную буржуазию, то этого мы пока еще не можем сказать о деревне». Еще припомнилось, что «товарищ Макс» в своей речи несколько раз подчеркнул: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая не так давно шла в городах, если нам удастся восстановить деревенскую бедноту против деревенской буржуазии, – только в том случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделаем то, что смогли сделать для города».

В сентябре же, второго числа, после покушения на Владимира Ильича Свердлов подписал обращение ВЦИК «О превращении советской республики в единый военный лагерь», а 5 сентября подписал «Постановление о красном терроре» против всех врагов Революции. Естественно, что тяжелораненый Ленин не отменил этого постановления.

«А ты бы сам отменил? – спросил себя Сталин и тут же себе ответил: – Нет, конечно. Что я, ненормальный?»

Он вдруг вспомнил слова председателя Московского Совета Смидовича, сказанные в сентябре на заседании ВЦИК на том же заседании, где Свердлов продавил свое постановление о терроре: «Эта война ведется не для того, чтобы привести к соглашению или подчинить, это война – на уничтожение. Гражданская война другой быть не может».

Теперь по указанию Свердлова, хотя и не прямо, а исподволь, проводится политика, направленная против казачества».

Сталин вернулся к столу, взял депешу Троцкого и еще раз перечитал.

«Так, еще немного, и можно ждать Декрета по борьбе с казаками, еще пара восстаний, и все, – неожиданно вывел для себя Нарком национальностей и, перечитав мысли Троцкого по казачеству, заключил: – Лев закопался в тактических вопросах и не увидел очевидного. Товарищ Свердлов целенаправленно ссорит нас с казачеством, как до этого с деревней. Но зачем?»

Сталин раскурил опять потухшую трубку и продолжил размышлять:

«Яков явно не хочет договариваться с крестьянством, искать компромисс с теми, ради кого мы и затеяли эту Революцию. Он что, маньяк и хочет всех расстрелять? – припомнились обстоятельства расстрела последнего царя и всей его семьи. – И с Николаем как-то странно и сумбурно все получилось. Свердлов отдал указание, и того зачем-то перевезли в Екатеринбург, под нос Колчака, а потом «срочно» расстреляли. Опять – зачем? Точно маньяк. Только поссорил нас с англичанами и их союзниками. Теперь хочет оставить без хлеба и крестьян? Совсем маньяк!»

Иосиф Виссарионович прохаживался и бормотал:

– Хлеб, крестьяне, царь, Англия.

Так продолжалось еще несколько минут.

Вдруг Сталин резко остановился.

«Эйтингон прав. У товарища Свердлова очень интересные родственники. Точнее – братья».

Один из них, Вениамин Михайлович, был раньше банкиром в Америке, до Октябрьской революции жил в САСШ, где руководил банком, якобы разорился и был вынужден жить в бедности. После революции, в 1918 году, по вызову Якова Свердлова вернулся в РСФСР и был назначен Наркомом путей сообщения, но на этом посту пробыл совсем недолго и проявил себя неудачно. Сейчас состоял при своем брате Якове. Другой брат – Пешков Зиновий Алексеевич, был личностью интереснейшей. Приемный сын Горького, порвавший с Россией и живший во Франции. Офицер французской армии, он периодически приезжал к Колчаку.

«Еще бы. Белочехи же официально – часть французской армии».

Иосиф Виссарионович вспомнил, как после покушения на Ленина и во время болезни вождя Свердлов категорически отказался провести избрание временного исполняющего обязанности председателя СНК и сам лично выполнял его функции, работая в кабинете Ленина и подписывая за него документы, как он проводил заседания СНК. В это время он и объявил о терроре. Мысли приняли другое направление.

Картина получалась очень странная, и вариантов, объясняющих действия товарища Андрея, Сталин выделил два.

Первый – Свердлов просто больной человек с маниакальными наклонностями, и его надо отстранять от работы и лечить. Но этот вариант, с одной стороны, был слишком прост и в какой-то мере очевиден, а с другой – не отвечал как личным наблюдениям Иосифа Виссарионовича, так и тому, что он знал и слышал о Якове Свердлове от других людей. Но, главное, этот вариант, отвечая на вопрос – почему, не отвечал на вопрос – зачем. То, что Яков Свердлов с маниакальным упорством и очень последовательно проводил в жизнь некую политику, становилось очевидно. Товарищ Макс был совершенно не прост, и множество его псевдонимов подтверждало это в том числе.

«Был бы просто маньяк, поехал бы и расстреливал лично, – думал Сталин. – Нет. Здесь все не так. Не едет, не стреляет, а действует чужими руками. Настоящий англичанин прямо, да с братьями такими интересными».

Второй вариант, начавшийся складываться в голове, не только был объясним и логичен. Он объяснял главный вопрос – зачем. И это было ужасно.

Логическая цепочка рассуждений привела к тому, что мозаика начала складываться перед глазами Наркома национальностей. Картина получалась настолько страшная, что Сталин даже растерялся в первый момент. Мысли разбегались.

Пройдясь по комнате и прикурив в очередной раз, Иосиф Виссарионович решил поиграть в игру вопрос-ответ, иначе не получалось структурировать мысли. Он взял лист бумаги, карандаш и, сев за стол, написал:

1. Борьба с казачеством.

2. Постановление о красном терроре.

3. Казнь Каплан без суда и следствия.

4. Самоуправство во время болезни В.И.

5. Покушение на В.И.

6. Расстрел царя и его семьи.

Тут он хмыкнул.

«Почему расстрел? Скорее убийство. Зачем себя обманываешь, Иосиф?» – сказав себе это, он продолжил писать.

7. Гражданская война в деревне.

Поставил цифру восемь, задумчиво посидел и зачеркнул ее.