Важняк из двухтысячных. Внедрение в ЧК - Вадим Владимирович Чинцов

описано следующее состояние лагеря: «Грязь, иконы и церковная утварь в камерах, отсутствие кровати в карцере», количество заключенных, постоянно пребывающих в лагере, колебалось от трехсот до четырехсот человек. Вместе с концлагерем внутри монастыря продолжало существовать монашеское братство «Во имя Преображения Господня», настаивающее на сохранении музея и «памятника старины». Я задумался — после закрытия этого лагеря в монастырь необходимо собрать еще человек сто монахов, пусть наводят порядок и чистоту и открывают швейную артель, артели по производству мебели и скобяного товара.

Ивановский лагерь, расположенный в Ивановском монастыре по адресу Малый Ивановский переулок, дом два. Собор Усекновения главы святого Иоанна Предтечи и Елизаветинская церковь продолжали действовать как приходские, при них проживали около сотни насельниц. В концлагере содержались первоначально «осужденные до конца Гражданской войны и долгосрочные». Ивановский лагерь был мужским, рассчитан на двести сорок три места (в реальности количество заключенных порой доходило до четырехсот), в нем имелось небольшое женское отделение. Заключенные Ивановского лагеря были заняты изготовлением ящиков, работали в портняжной, сапожной и столярной мастерских; действовала типография (по-видимому доставшаяся спец-учреждению от монастыря). В отчете проведенной проверки говорится о «грубом и непристойном обращении» с заключенными женщинами. Вообще же отношение к заключенным, как мягко сказано в отчете, «граничит с насилием». Вот один пример: «Перевозка мусора производилась телегой, в которую за неимением лошади, впрягли заключенных, на лошади же в это время разъезжала жена начальника лагеря. Двор был усеян битым стеклом, заключенные из-за отсутствия обуви работали босиком. Только после отказа работать босиком им выдали лапти. А заключенные, предъявившие требования, после работы были избиты и посажены в карцер. Я поставил резолюцию на листе — "После закрытия Ивановского лагеря в двух-месячный срок привести в помещениях ремонт и благоустроить казармы для проживания четырехсот-пятисот человек. Организовать создание средней школы ВЧК с факультетом контрразведки. Доложить о выполнении до первого декабря этого года."

Интерлюдия.

В секретном перечне управлений и учреждений Добровольческой армии от двадцать пятого мая девятнадцатого года за подписью генерала Киселевского значилось пять концентрационных лагерей: в Азове, Новороссийске, Ставрополе, в Медвеженском и Святокрестовском уездах Ставропольской губернии. В одних документах они именовались концлагерями, в других — «лагерями пленных красноармейцев», все военнопленные разделялись на три категории:

1) лица «интеллигентных профессий» и казаки, добровольно вступившие в ряды красных; комиссары, агитаторы, матросы, командиры частей; лица, совершившие уголовные преступления и иногородцы (евреи, латыши и прочие);

2) шахтёры, рабочие, бывшие воинские чины, «забывшие присягу»;

3) насильственно мобилизованные и не проявившие активной деятельности.

Военнопленных первой категории предавали военно-полевому суду на месте; второй категории — отправляли в концлагерь; третья разделялась на две группы: изъявившие желание бороться с большевиками с оружием в руках, и остальные, для тыловой службы в станицах прифронтовой полосы или для принудительных работ под охраной.

По Инструкции заведующему концентрационным лагерем Донской области, подписанной генерал-майором Ёлкиным, предписывалось строго следить, чтобы военнопленные по прибытии в лагерь размещались в специально отведённом бараке, по возможности в день прибытия купались бы в бане, а одежда их дезинфицировалась и проводился медицинский осмотр. Больных надлежало помещать в лазареты. Для наблюдения за санитарным состоянием лагеря создавалась военно-санитарная комиссия с обязательным участием одного из врачей лазарета. В обязанности комиссии входило каждые две недели проводить осмотр санитарного состояния лагеря, «обращая самое строгое внимание на качество пищи и воды», на кухню, одежду военнопленных, баню, прачечную, отхожие места и прочее.

Однако содержание военнопленных мало соответствовало инструкции.

Секретная деникинская сводка сообщала: «Пленных в Азовском лагере свыше 10 тысяч человек, из них около 1 тысячи — больных. Свирепствует, с каждым днём усиливаясь, эпидемия тифа и дизентерии. Крайняя скученность (в каждом бараке находится свыше 500 пленных), недостаток бараков (часть пленных ночует под открытым небом) создают невыносимые условия жизни.

Хлебный паёк в 1/2 фунта хлеба, 1/3 солдатского котелка похлёбки служат дневным пропитанием пленных. У лавки военнопленных идёт торговля остатками одежды. Стража скупает по исключительно низким ценам обувь, платье и пр. Совершенно раздетые и голодные пленные крайне истощены и ослабели. Общее настроение лагеря подавленное. Пленные говорят: «лучше бы нас застрелили на месте, чем заставлять переживать такие ужасы».

Другая секретная политическая сводка от 29 октября 1919 года гласила: «пленные красноармейцы концлагеря своим жалким видом вызывают к себе сочувствие населения, усиливая тем самым большевистские тенденции в народе». Григорий Черкес, добровольно вступивший в Красную гвардию в январе восемнадцатого года, принимал участие в боях против немцев и белых на Украине. Пятого мая восемнадцатого года в донских степях, в районе станицы Митякинской, в бою его тяжело ранило разрывной пулей в колено правой ноги; контуженный, он лежал без сознания, пока не взяли в плен и не поместили в участковую больницу хутора Мешков, где ему ампутировали ногу. По истечении срока лечения Черкеса отправили в каменскую тюрьму, где он находился с июля восемнадцатого по февраль девятнадцатого года. В связи с наступлением красных её эвакуировали, заключённых погрузили в вагоны без нар и теплушек. Где-то под Каменском, в чистом поле, состав простоял девять суток: вагоны опломбированные, с забитыми наглухо люками; пленные не получали ни воды, ни пищи. На одиннадцатые сутки поезд прибыл в Новочеркасск. Оставшихся в живых отправили в Новочеркасскую тюрьму, а в сентябре Черкес был переведён в Азовский лагерь, там-то он и прошел все круги ада — все пленные были полуодетые, босые, в тряпках лежали на голой земле в бараках, которые не отапливались. Каждый пленный получал четыреста грамм хлеба, борщ раз в сутки с гнилой капустой без картофеля, иногда, в редких случаях, выдавали суп рыбный с тухлой рыбой, это был весь паёк пленного.

Пленные стремились попасть на работы в город, поехать с водовозкой за водой или за хлебом. На эти работы существовала очередь. Местное население жалело несчастных. Проезжали по всей Молокановке и всегда жители давали еду. Поэтому каждый, кому попадала упряжка на привоз воды, считал себя счастливым. Бочку возили четыре-пять человек. Единственным способом вырваться из плена было записаться в Добровольческую армию.

Осенью девятнадцатого года в азовском лагере началась эпидемия тифа, дошло до мобилизации городского населения на рытьё ям для захоронений. Прокурор Новочеркасской судебной палаты, обеспокоенный тем, что положение в Азовском лагере может «крайне неблагоприятно отразиться на деле борьбы с большевизмом и общем успокоении», в представлении начальнику Управления юстиции при Главнокомандующем Вооружёнными силами на Юге России написал: «Условия содержания в этом лагере