Ведьмина река - Александр Прозоров

В принципе, сооружение внушало уважение. Так просто подобную твердыню не взять. Вот только знать бы, что за силы у врага и какие у него намерения? Если степняки грабить прискакали – через недельку уйдут. Кочевники вообще еще никогда ни одной крепости не взяли, им такие орешки не по зубам. А вот если полки княжеской дружины против Унжи выступили – это беда. Дружина, коли снабжение будет, может и год под стенами простоять. И тут уже – у кого раньше припасы кончатся, тот и сдается.

Возок, качаясь и виляя колесами, громко простучал по бревенчатому настилу, миновал одетую в кольчуги стражу – и Олег с Сиренью оказались в городе, на тесных темных улочках посреди трехэтажных домов. Зыря, перехватив жеребенка под уздцы, на первом же перекрестке повернул влево, миновал улочку, завернул за последней избой и остановился между домами и совсем близкой крепостной стеной. Предыдущие телеги разгружались чуть дальше. Слуги спешили, часть барахла занося в дома, часть – пряча в угловую башню, в низкую широкую дверь. Выпряженных лошадей отводили к стене, под пристроенный к ней навес. По сторонам от навеса тоже имелись двери. Срубы, из которых строились крепостные стены, мало отличались от срубов самых обычных деревенских изб, а потому их вполне можно было использовать как дома или амбары.

– Где мне устраиваться, Зыря? – спросил у хозяина двора Олег, раз уж он тут был одним из самых опытных людей.

– В башню иди, – махнул рукой зырянин. – Исполченных обычно там, на третьей площадке, поселяют.

Забрав свои мешки и кивнув Сирени, ведун зашагал в указанном направлении, между хлопочущими мужиками протиснулся внутрь укрепления, в сумрак замкнутого пространства, половину которого занимали бочонки и корзины. Похоже, сюда переехали съестные припасы не только зыринского постоялого двора, но и еще нескольких. Нащупав лестницу, Середин поднялся выше. На втором ярусе башни было куда как суше. Здешнее помещение разделялось надвое рядом окованных железом сундуков, за которыми высокой поленницей лежали увязанные в пучки стрелы. Это открытие Олега весьма взбодрило: к обороне в городе подходили обстоятельно, видимых припасов не на один месяц хватит.

На третьей боевой площадке было светло и свободно. Светло благодаря бойницам, а свободно… потому что свободно. У распахнутой на крепостную стену двери стояли двое ратников в шлемах и долгополых стеганых куртках, тихо перешептываясь, еще один сидел у стены под бойницей, вытаскивая из заплечного мешка туго скрученную кошму. И все, больше никого не имелось.

Олег положил свои мешки у дверей, выходящих на сторону реки, вышел на стену.

Вид отсюда открывался великолепный, на добрый десяток верст вокруг. Вдалеке раскиданными среди зеленых ельников желтыми пятнами выделялись лиственные рощи. Похоже, многие деревья уже вовсю готовились к осени. Заодно эти пятна выдавали влажные места. Сами топи были серыми – они проглядывали дальше, за лесами. Туда, к ним, тянулась широкая пыльная дорога, что начиналась от угловой башни, и проступала светлым пятном даже сквозь воду. Маленькая полоска, ради которой когда-то была воздвигнута вся эта твердыня и много раз люди проливали реки крови. Брод. Сухопутный путь из южных земель на север. А также и на восток, и на запад. Где именно разветвляется тракт, отсюда было не видно, но Зыря объяснил все это весьма доходчиво.

– Идут! Гляньте, идут! – закричали со смотровой площадки на шатре башни.

Олег закрутил головой, заметил легкий серый дымок на той дороге, по которой пришел сюда, через башню быстро перебежал на соседнюю стену, чуть свесившись, выглянул наружу. Внизу, пока еще за пределами слободы, неслась на рысях по трое в ряд колонна конницы – с нацеленными в небо пиками, раскрашенными каплевидными щитами на крупах коней. Некоторые из всадников были в куяках и кольчугах, но большинство – в толстых стеганых куртках и неуклюжих кожаных кирасах. Перед въездом в слободу дружинники неожиданно стали разделяться: тройка вправо, тройка влево, обтекая город; тройка вперед, под стены Унжи. Красиво, как на параде, словно специально демонстрируя мастерство и дисциплину.

Снизу загрохотал подъемный мост, отгораживая город от внешнего мира и закрывая собой высокие створки ворот.

– Заводных нет, вьючных нет, – оценил состояние вражеской конницы ведун. – Значит, идут в обозе. Вооружение хорошее, похоже. Нет, это не степняки. Те воюют чем попало. Что где украсть или отбить удалось, тем и пользуются. И лошадей заводных всегда у крупа ведут. Нет, это дружина. Проклятие! Значит, мы застряли надолго. Нужно искать старшего. Узнать свое место и раздобыть хоть какие-то сведения. А то я даже не знаю, с кем и против кого придется воевать!

– Ты хочешь воевать? – удивилась ведьма. – Зачем? Ты тут чужой!

– А куда я денусь? Если дружина ворвется в город, резать и грабить станут всех подряд, на местных и приезжих сортировать не станут. Так что уцелеть мы можем только вместе со всем городом. Придется защищать его, как родной. Судьба…

Война стремительно развивалась, набирая силу: нападающие поставили заслоны в полторы сотни дружинников напротив каждых ворот и стали рассасываться по слободе, обживая брошенные дома. Горожане, в свою очередь, разгрузили повозки со спасенным добром, поснимали с них колеса, чтобы занимали меньше места, и на попа расставили вдоль домов, сузив и без того неширокие улицы почти вдвое. Однако дворов внутри Унжи не было ни у кого. Избы стояли плотно, стена к стене. Причем дома эти были совсем небольшие, где-то двадцать на двадцать шагов. На первые этажи с их земляными полами хозяева загнали скот, сами, судя по окнам, вселились в верхние. Средний этаж – там, где он был, конечно, – отводился, наверное, под припасы. Ну, и чердаки, само собой. Кровли везде были тесовые, прочные. Не дранка, способная даже в дождь полыхнуть факелом от первой же зажигательной стрелы. Под такую припасы класть не страшно.

Иметь свой дом в городе – оно, конечно, солидно и удобно. Однако в каждую такую избу набивалось, на глазок, человек двадцать-тридцать близких и дальних родственников, а потому ведун даже и не думал проситься хоть к кому-нибудь из местных на постой. Уж лучше на стене кошму кинуть. И просторнее, и на службу бегать ближе.

Расположившись в избах, горожане потихоньку доставали оружие и броню, облачались в кожаные кирасы, пухлые куртки, плотно набитые конским волосом и прошитые проволокой, в толстые войлочные нагрудники с нашитыми железными или роговыми пластинами с нанесенными на них защитными рунами, опоясывались широкими толстыми ремнями, брали копья и шли на стены. Опытный взгляд ведуна сразу отметил, что меч приходится примерно на одного ратника из десяти. Большинство унжинцев заткнули за пояса боевые топорики, палицы с каменным навершием, привесили ножи и кистени.

То, что получить по голове топором ничуть не веселее, нежели мечом, – оно понятно каждому. Однако меч – инструмент весьма специфический, требующий навыка в обращении. И именно он всегда отличает обученного бойца от обычного ополченца, больше привычного рубить пазы в бревнах, а не головы человеческие в жаркой сече. Мало мечей – мало умелых воинов. И численность рати можно смело делить на три – примерно такая у нее будет боеспособность в схватке с профессионалами поля брани.

Однако у защитников было ощутимое преимущество: высокая прочная стена двадцатисаженной высоты, если брать от поверхности воды во рвах и до верхнего края зубцов. Шестиэтажный дом. По лестнице на такую не залезешь, сулицу не добросишь, да и стрелой в защитников не очень-то попадешь. И стены эти постепенно ощетинились копьями. Сотен пять боеспособных мужчин в Унже имелось точно.

Число осаждающих Середин оценил поначалу тысячи в три. С броней у них тоже было не очень – все больше стеганки и воловья кожа, но мечи носили все. То есть рубиться в сече умели. А когда к вечеру вслед за войсками к городу подкатился длиннющий обоз, вражеская армия выросла числом не меньше чем вдвое.

Однако число числом, а осада – осадой. Пока воины не сошлись в схватке – никакого преимущества опыт и численность дружины не имели. Смотреть на город мог хоть миллион ратников – осада от этого быстрее не продвигалась. День, другой, третий, четвертый… Терпение – вот главное оружие осадной войны. Терпение и вместимость амбаров.

Местные воеводы на неучтенного воина, ночующего в башне вместе с еще десятком ополченцев, внимания не обращали. Вообще. Бродит кто-то с мечом – и ладно. Ежели что – будет лишний боец в сече. Для дозоров на башнях людей у них хватало, а всем остальным делать было просто нечего. Вся ратная служба защитников пока ограничивалась бессмысленным гулянием по стенам и редким переругиванием с врагами, ходившими к крепостному рву за водой.

Бабы с детьми так и вовсе о войне словно не подозревали: через постоянно распахнутую тайницкую калитку, сделанную примерно посередине вытянутой вдоль реки стены, они ходили полоскать белье, купали детишек, а многие даже приводили сюда на водопой свою скотину.