Дворец любви. Умы Земли. Большая планета - Джек Вэнс

Девушка улыбнулась, кинула быстрый взгляд в сторону Джерсена и покачала головой. Хал нахмурился, но потом придвинулся к ней еще теснее и, осмелев, положил руку на тонкую талию.

Прошло полчаса. Казалось, лишь Джерсен заметил, что исчезнувшая парочка вернулась к костру. Глаза Биллики сияли, губы мягко улыбались. Только тут Лейдиг спохватилась и стала озираться в поисках Биллики. Но вот она, рядом. Что-то неуловимое в ней ушло, уступило место новому. Лейдиг почуяла неладное, но не смогла понять, что прочла на лице девушки, и вернулась к созерцанию танца, пригасив подозрения.

Джерсен наблюдал за Марио, Этьеном и Танзелом. Они сидели с Траллой и Морниссой, но их взгляды все время скрещивались на Друзилле. Джерсен закусил губу: Виоль Фалюш, если он и в самом деле был среди гостей, не торопился раскрывать себя.

Вино, музыка, костер… Джерсен, раскинувшись на траве в ленивой позе, не спускал глаз с гостей. Кто из них следит за всеми? Кто особенно внимателен? Этот человек и есть Виоль Фалюш. Казалось, все наслаждаются отдыхом. Дакав спал. Лейдиг пропала, Скебу Диффани тоже исчез. Джерсен повернулся было к Наварху, чтобы перекинуться парой слов, но передумал. Огонь погас, музыканты ускользнули, как тени, гости поднялись и направились к веревочным лестницам. Ничего подозрительного…

Утром, во время завтрака, выяснилось, что экипаж уехал. Посыпались догадки по поводу того, какой транспорт им теперь предоставят, однако слуга указал на тропу:

— Мы пойдем по ней. Мне велено быть вашим проводником. Если вы готовы, лучше начать собираться, поскольку до вечера нужно пройти немало.

Хиген Грот опешил:

— Вы хотите сказать, что придется идти пешком?

— Именно так, лорд Грот. Другой дороги нет.

— Ну и дела! — брюзжал Грот. — Я полагал, что аэрокар может запросто доставить нас туда.

— Я только слуга, лорд Грот, и не могу давать объяснений.

Грот отвернулся, недовольный, но выбора не было, и в конце концов он воспрянул духом и даже затянул старую походную песню времен своей юности, прошедшей в стенах Люблинского колледжа.

Попетляв по низким холмам, прогалинам и зарослям, тропа привела их на широкий луг. Облако белых птиц взметнулось из травы, вспугнутое шумом. Ниже поблескивало озеро, где ожидал ленч.

Проводник не позволил гостям отдыхать слишком долго.

— Пусть неблизкий, и ходу не прибавишь — устанут леди.

— Я уже устала, — фыркнула Васт, — Больше не могу сделать ни шагу.

— Возвращайтесь, — пожал плечами проводник, — Держитесь тропы, а там слуги помогут вам. А теперь пошли! Уже полдень, и поднимается ветер.

В самом деле, Прохладный бриз покрыл рябью гладь озера, и небо на западе начало затягиваться перистыми облаками.

Васт предпочла двигаться дальше с остальными, и все побрели по берегу озера. Наконец тропа свернула в сторону, начала карабкаться на склон и побежала по парку между высокими деревьями и пышными травами. Ветер дул в спину. Когда солнце начало опускаться за линию гор, гостям были предложены бутерброды и чай. Потом они вновь поднялись и пошли вперед. Ветер гудел в ветвях деревьев.

Когда солнце совсем скрылось за горы, путники вошли в густой лес. Тьма сгущалась, по мере того как гасли последние лучи солнца.

Шли медленно. Женщины уже еле передвигали ноги, хоть жаловалась лишь одна Васт. Лейдиг хранила суровое молчание, а с лица Маргариты Ливер не сходила улыбка. Хиген Грот не находил сил для жалоб и лишь иногда что-то коротко говорил Дорани.

Лес казался бесконечным. Ветер, резко похолодавший, выл в верхушках деревьев. Тьма упала на горы. Гости еле доплелись до поляны, где стояло строение из камня и бревен. В окнах сиял желтый свет, из трубы курился дымок, обещая тепло, ужин и отдых.

Так оно и было. В обширной зале, устланной ярким ковром, пылал огонь в камине. Некоторые из гостей рухнули в мягкие кресла, другие предпочли разойтись по своим комнатам и освежиться. Их ожидала новая одежда: мужчин — черная пара, дам — длинные черные балахоны. Непритязательность женского наряда должны были скрасить белые и коричневые цветы в волосах.

Когда вся компания привела себя в порядок, подали вино и незамысловатый обед. Гуляш, хлеб с сыром и красное вино заставили всех позабыть о трудностях пути.

После обеда гости собрались около камина выпить по рюмочке ликера. Вновь закипел спор о том, где находится Дворец Любви. Наварх, стоявший у камина, принял драматическую позу.

— Все очень просто, — провозгласил он с вызовом. — Или нет? Неужели никто ничего не понимает, кроме старого Наварха?

— Говори, Наварх, — поддержал Этьен. — Не томи! Изреки откровение! Хватит дразнить нас!

— Я и не собирался. Все узнают открывшееся моему мысленному взору, моим чувствам. Мы на середине путешествия. Здесь мы прощаемся с беззаботностью, легкостью и покоем. Ветер дует нам в спину все сильней и сильней, гонит нас сквозь лес. Он изгоняет из нас умеренность!

— Поменьше тумана, старина! — подзадорил Танзел. — Мы ни слова не поняли!

— Те, кто способен понять меня, скоро поймут, те, кто не способен, не поймут никогда. Но все уже ясно. Он знает, он знает!

Лейдиг, выведенная из терпения иносказаниями, спросила:

— Кто знает? И о чем знает?

— Что есть мы все? Резонирующие нервы! Художник знает тайну их связи…

— Говорите за себя, — проворчал Диффани.

Наварх прибег к одному из своих экстравагантных жестов.

— Он поэт, как я. Разве не я обучал его? Каждый удар сердца, каждое движение ума, каждое биение крови…

— Наварх, Наварх! — простонал Уибл. — Достаточно! Или, во всяком случае, смените тему. От ваших слов стынет кровь в жилах, они неуместны в этом странном приюте, обители призраков и вурдалаков!

Прютт назидательно произнес:

— Такова наша доля. Каждый человек — зерно. Когда наступает время сева, он погружается во тьму, а затем вырастает дерево, воплощение души. Мы дубы и вязы, лавры и черные кипарисы…

Беседа шла своим чередом. Молодежь уже облазила древнее строение и теперь играла в прятки в соседней зале, скрываясь за тяжелыми портьерами.

Лейдиг, потеряв из виду Биллику, обеспокоилась и отправилась разыскивать ее. Вскоре она привела подавленную девушку и что-то прошептала Васт. Та взвилась как ужаленная. За стеной загремели голоса, и минуту спустя Васт вернулась, таща за собой раздраженного Хала.

Немного погодя в салон вошла Друзилла. Ее щеки горели, а взгляд выдавал смущение и удовольствие. Темный балахон удивительно красил ее — девушка никогда не выглядела лучше. Она пересекла комнату и скользнула в кресло рядом с Джерсеном.