Южный Крест - Марина Бонч-Осмоловская

Мне холодно, вокруг свет, обморок тишины. Ты опять здесь, навсегда у этих вечных стен. Иди туда. Впереди странные цветы с плоскими голубыми головками. Она вырастила их на снегу. Я думаю, это маки. Они прижались к обогретому боку деревянного дома с исслезившимися глазами весенней воды, а под ногами горящий мартовский сугроб в смятенных сполохах волшебных теней.

Эта красота в полной тишине вокруг.

И эта полнота отчаяния у порога дома.

* * *

Вадим лежал, бессильно закрыв глаза, пил какие-то таблетки, потом долго отмокал в ванной под струей, превозмогая полную разбитость. За это время домашние ушли. Он слышал, как что-то крикнула Лена. Он не разобрал, но вслушиваться не хотелось. Дверь грохнула металлическим языком, и все стихло. Вадим, одуревший от слишком горячей воды, уселся в кухне на табурете, дожидаясь кофе.

В мире был ветер. Муссон, страстный и влажный, пронизывал острой дрожью надвигающегося шторма, тонкой судорогой пугая тело, солеными иглами ввинчивал в город дух взрезанной рыбы, сырых водорослей, поднимающихся из тяжких глубин, и чувство яркого, неумолимого события. Стеная, повизгивали деревья, и соседский кот, раздираемый укусами ветра, вздыбя усы, с укором поглядывал на небо.

Вадим поставил Вивальди и глотнул кофе. Нужно как-то переломить тревогу и невыносимое чувство совершающейся ошибки, всегда после снов наполняющее голову. Это чувство появлялось все чаще, и все труднее было избавиться от него. "Не тот это город и местность не та..." Он посидел, и, забыв о музыке и кофе, пошел в кабинет.

Стол был завален черновиками и статьями. Он с любопытством заглянул в какую-то бумагу. Посидел, поглядывая в окно, переложил листки. Встал, собираясь что-то сделать, но сразу же сел на место и долго разглядывал старый букет в узкой вазе. Достал бумаги из стола, поглядел в одну из них и положил в общую кучу. Болела голова.

Вадим медленно отправился на кухню, выпил таблетку. Проигрыватель тихо посвистывал. Он выключил его. Открыл дверь, чтобы выйти в сад и нос к носу столкнулся с Ильей, звонившим в его дверь.

Илья пришел в сопровождении пожилого благообразно-седого человека, с любопытством выглядывавшего из-за его спины. Несмотря на обычную для Ильи самонадеянность, почему-то казалось, что именно он выглядывает из-за спины своего знакомца. Вадим мгновенно ощутил что-то неприятное, какую-то необъяснимую тоску, от этого сильно смутился и жестом предложил войти, не поднимая головы.

- Познакомьтесь, - сказал Илья, - мой друг, только что из России Соломон Якобсон. Доктор наук.

Вадим пригласил их к столу. Они пили кофе, поглядывая на мечущиеся под густым ветром розы и пролетающие машины. Якобсон помалкивал, улыбаясь, и они с Ильей несколько раз переглянулись, когда Илья на ощупь заметил:

- У вас такой вид, как будто вы не ложились сегодня.

Вадим замялся:

- Так примерно и есть...

- Что, расстройство сна?

- ...А также и бодрствования.

- Интересно, что и я недалеко ушел, - внезапно проговорился Илья.

Вадим взглянул на собеседника и отметил, что, действительно, тот имел изжеванный и отчасти растерянный вид. Вадим подумал, что Лена в таком состоянии непременно закатила бы генеральную уборку, улыбнулся и сказал:

- Это под впечатлением рассказа о русском шпионе.

- Если бы так, это было бы облегчением! - серьезно заметил Илья, принимая чашку. Он привстал, разгладил складки своего великолепного костюма и просторно раскинулся в кресле. - Соломон, помнишь сплетню, как нашли русского "шпиона"?

- Да, припоминаю... но как-то не верится... - тот поморщился. - Как ни крути, а здесь такие штучки маловероятны.

Вадим остановил на нем долгий взгляд, а Илья засмеялся:

- Ты еще салага в наших краях! Даем тебе срок обтереться! А вы, - он насмешливо взглянул на Вадима, - слишком близко к сердцу принимаете происходящее в России. Хотя я очень интересуюсь политикой, но переживать всерьез - дело пустое. Изменить вы ничего не можете, так будьте ироничны. Не вам там жить!

Вадим пожал плечами:

- Не совсем так... А если о шпионах... неприятно, когда меня принимают за врага.

- Э-э-э...

- Не отрицайте, это точное слово.

Якобсон слушал настороженно и весомо заметил:

- Что до меня, то я не отрицаю ваше слово, я отрицаю ваши мысли. Ответ здесь прост: естественная защитная реакция. Общества не агрессивного типа должны обороняться от тоталитарных.

- В том смысле, чтобы сначала заставить людей ненавидеть друг друга, а потом делать на этом миллиардные барыши.

- Они выполняют свой долг!

- Нарушая демократические принципы?

- Защита интересов страны - главная задача государственных служб.

- А вам не кажется, что такие рассуждения - беспринципность?

- Не беспринципность, а свобода выбора!

Вадим засмеялся.

- Слушайте, - он обратился к Якобсону, - мы, здесь оказавшись, демократию эту вживую разглядели, без бинокля.

- Бинокль может и отдалять - в перевернутом виде - но изображение не искажает! - - перебил запальчиво Якобсон.

- Смотря по тому, чьими руками он собран был. Им всегда кто-то управляет. Поэтому на Западе существует "демократия для русских". Опозоренное честное имя? Он - русский, а, значит, на особом счету, с ним можно не считаться. Тут ведь не правами пахнет - помилуйте, кому до них дело! - тут миллионами пахнет! А это, как вы понимаете, другой коленкор.

Илья, нетерпеливо слушавший, быстро заговорил:

- Ты, Соломон, об абстрактных ценностях говоришь, и все, в общем-то, верно...

- Конечно, я на твердой базе стою, - с удовольствием ответил тот, оглядывая собеседников.

- ...только в жизни иначе получается. Я Вадима понимаю, все упирается в проблему отношения к русским. На кафедре русского языка в университете всего три преподавателя - три англичанина, все трое отлично говорят на русском, занимаются им по двадцать лет. Один мужик даже шпарит без акцента. Переводит художественную литературу. Кому, как не им понимать Россию? Вот составили они экзаменационный тест для студентов, заметь, в конце 90-х годов, а в нем такие слова: "Иван Петрович шел по улице и был арестован". Вот отношение без лишних слов! Или другой случай на той же кафедре. Объявляется встреча. Эти три преподавателя приглашают русских со всего университета: специально обзванивают, зовут лично. Покупают угощение. Народ приходит, радуется новым лицам, пьет соки и вдруг кто-то спрашивает: "А по какой причине устроена встреча?" Один из преподавателей отвечает: "В честь того, что 180 лет назад Наполеон взял Москву!" Каково?! В это же время в коридоре второй преподаватель, приглаживая свои убеленные седины, так красиво оттеняющие его моложавое лицо, - как обычно и представляют себе в России иностранцев, говорит кому-то: "Опять эти русские! Сразу набежали, как халяву почуяли!"

Якобсон изумленно засмеялся, но быстро перестал.

- Я был на этой кафедре, - заметил Вадим, - интересовался, будут ли встречи, лекции - что-нибудь, но не к этой "победе", а к 50-летию победы над Германией. Как раз тот знаток русских военных дат мне сказал, что ничего не готовится, нет, нет, они заняты!

- Мало ли чего не встречается в мире! - азартно вскричал оппонент, всякие слова, а то и похуже русские о себе говорят!

- Конечно, говорят, но ведь ты не русских обсуждаешь, а граждан из высокоразвитого общества! - парировал Илья.

- Ты сам - продукт тоталитарной системы! Как ты можешь этих людей понять и обьяснить?!

- Какими сказками полна твоя голова!

- Какими сказками были полны головы у всех у нас... - с сожалением добавил Вадим. - Мы верили: есть где-то лучший, справедливый мир. Там все честнее и все не похоже на то, к чему мы привыкли. Люди там образованнее и умнее нас. Это по-настоящему свободный мир, где каждый имеет индивидуальное мнение по каждому вопросу. Уже потому, что там нет нелепой пропаганды.

- О-о-о! - восторженно воскликнул Илья.

- Что ты смеешься, - удивился Якобсон, - конечно ее здесь нет. А есть правда, да, да, - добавил он, увидев улыбки на лицах, - горькая правда о нашей ущербности, с которой вы не хотите мириться!

- Косвенная пропаганда звучит каждый день.

- Я как-то не заметил! - откликнулся Якобсон.

- Ты читаешь газеты, разговариваешь с людьми?

- Нет, - покачал тот головой, - у меня еще слабый английский.

- Так откуда ты подчерпнул свои сведения?! А я скажу: откуда в России все уверены: Запад - это рай! А народ здесь думает стандартно. Только стараются скрыть многолетний пропагандистский базис, сидящий у них в подкорке.

- Да что за базис-то?! - с легким раздражением воскликнул Якобсон. - О какой пропаганде может идти речь, если на Западе в любом киоске ты мог купить газеты Северной Кореи, Кубы, СССР - стран с враждебным демократии режимом? Здесь все доступно! А Россия славится тотальной пропагандой страна, где никогда не было ни свободы печати, ни свободы высказываний!

Илья громко и неудержимо рассмеялся: