В поисках неприятностей - Энн Грэнджер

Сгруппировавшись, чтобы вовремя отскочить в сторону, я ответила:

— Поверьте, уж я-то знаю, что значит, когда тебя бросают. Меня бросила мать. Я прекрасно понимаю, что чувствовала Терри.

Маршия замолчала, оглядела меня с головы до ног и задумалась. Потом она как будто приказала себе успокоиться. Впрочем, голос у нее по-прежнему оставался стальным.

— Я ничего не должна вам объяснять. Мой брак распался, и мне пришлось самой зарабатывать себе на жизнь. Мне предложили вернуться на работу; я знала и умела только одно… Тереза жила в хороших условиях. Ее отец записал ее в дорогую частную школу-интернат. Когда она бросила интернат, я уговаривала ее поступить в художественную школу. Она отказалась и куда-то сбежала. Мы до смерти волновались и после многих хлопот нашли ее и вернули домой. Она снова сбежала. Потом она убегала из дому еще много раз. Она даже таскалась по всей стране с бандой хиппи. Я пыталась поговорить с ней, но не могла до нее достучаться. Ей прямо не терпелось… — Голос Маршии дрогнул. — Мне кажется, она просто горела желанием саморазрушения. Нам следовало предвидеть, чем все кончится.

Я понимала: она говорит мне правду, но не всю правду. Гораздо о большем она умалчивала, возможно, потому, что я, по ее мнению, совала нос не в свое дело. С одной стороны, она была права. Дела Терри меня действительно не касались. С другой стороны, мне показалось, что она умалчивает обо всем, что не вписывается в картину, которую она нарисовала для себя. Маршия представлялась себе любящей, преданной матерью, которая старалась помочь дочери, как могла, сделала все, что в ее силах в трудных обстоятельствах. Она так долго убеждала себя в этом, что, похоже, сама себе поверила. Как я могла винить ее? Кто я такая, чтобы винить ее? Не знаю, как бы сама поступила на ее месте…

Хотя Маршия мне по-прежнему не нравилась, я начала немного сочувствовать ей, что мешало мне вести с ней разговор. Я промямлила: не все молодые люди, которые убегают из дому, заканчивают жизнь при таких трагических обстоятельствах.

Маршия ухватилась за мои последние слова, как будто они были произнесены на иностранном языке, который она прежде ни разу не слышала, и в виде опыта стала повторять их за мной.

— Трагические обстоятельства… Интересно, что именно кажется вам особенно трагическим? Ее гибель? Таланты, растраченные впустую? Жалкая жизнь, которую она вела в Лондоне? Ужасных знакомых, которые тащили ее вместе с собой на дно — и в конечном счете довели до смерти?

Она ждала, как будто я знала точный ответ на ее вопросы, хотя что тут ответишь?

С последним ее утверждением я бы охотно поспорила, но решила промолчать. Я поняла, почему Дженис так не любит беседовать с родственниками жертв в подобных ситуациях.

Путаясь в словах, я ответила:

— Ей самой ее жизнь не представлялась такой ужасной, как вам. Сквот на Джубили-стрит стал для нас домом, и нам там было уютно. Терри была вполне дееспособной и понимала, что делает.

Маршия бросила на меня взгляд, исполненный чистой ненависти. Ей не хотелось слышать ничего подобного.

Какая же я все-таки дура! И зачем полезла объясняться? Горе мешало Маршии рассуждать здраво. Я решила загладить оплошность, выразив свои сожаления. Так как я не знала, как лучше назвать то, что случилось, я неуклюже определила гибель Терри как «несчастный случай».

— Несчастный случай?! Вы называете это несчастным случаем?!

Маршия снова напустилась на меня:

— Мою дочь убили, убили, и никто не убедит меня в том, что вы или другие обитатели сквота не имеете отношения к ее гибели! А теперь извольте объяснить, что вы сейчас здесь делаете?

— Аластер… — начала было я.

— Можете не трудиться! — Маршия шагнула ближе. — Собирайте вещички и убирайтесь отсюда! От вас одни неприятности. Из-за вас и таких, как вы, у Терезы все пошло наперекосяк! А теперь вам хватило наглости явиться сюда и вести себя как ни в чем не бывало! Аластеру и Ариадне только вас не хватало! Надеюсь, что когда-нибудь вы все же попадетесь. Если не полиции, то кому-нибудь из тех, кто поймал в свои сети мою дочь. Жизнь моей дочери оказалась растрачена впустую. Она столько могла бы сделать! По вас никто не будет скучать. Вы — ничтожество! — Голос Маршии дрогнул. — Ну почему на ее месте оказались не вы? Кому вы нужны? Почему погибла моя милая доченька? Как это несправедливо!

Она повернулась кругом и едва не упала. Я подскочила к ней, собираясь подхватить ее под локоть, но она бросила на меня свирепый взгляд и с высоко поднятой головой вошла в дом.

Я не заметила, когда именно во время нашего разговора вернулся Джейми. Должно быть, он подслушал добрую часть беседы. Сейчас он встретился со мной взглядом и расплылся в довольной улыбке.

— Что, Фран, считала себя крутой? Теперь-то ты понимаешь, что до Маршии тебе далеко!

— Убирайся! — приказала я ему и с трудом зашагала к воротам в тесных резиновых сапогах.

Он презрительно захохотал мне вслед.

Джейми еще не понял, как он не прав. Маршия только начинает сознавать, что она далеко не такая крутая, какой себя считала. Рано или поздно к этому приходит каждый из нас.

Глава 13

Пришлось признать, что разговор с Маршией выбил меня из равновесия. Меня ошеломили не столько ее ненависть и откровенно высказанное сожаление, что повесилась ее дочь, а не я. После беседы с Маршией я несколько поменяла отношение к собственной матери. Должно быть, у нее имелась веская причина для ухода. Как я ни любила отца, очевидно, у них с матерью возникли разногласия, которые невозможно было преодолеть. Раз мать не взяла меня с собой, возможно, и ей, как Маршии, нужно было начать жизнь сначала, без бремени в виде ребенка. А может быть, ей просто некуда было податься с ребенком. Например, то место, где она нашла себе жилье, совершенно не подходило для меня.

Потом я вспомнила о Люси и ее детях. Даже вынужденная жить в сквоте, Люси в мыслях не имела расстаться с детьми. Однажды она призналась: как бы плохо ей ни было, они втроем всегда оставались вместе. Она ни за что не отдала бы детей в приют. Я спросила, что она сделает, если детей, например, отсудит отец. Люси на полном серьезе ответила:

— Я его убью!

Все очень сложно, и, честно говоря, поскольку сама я не сталкивалась с такой ситуацией, я не считала себя вправе судить. И все же приятно было думать, что я, как Люси, ни за что не рассталась бы с детьми. По крайней мере, постаралась бы.

Пес заметил, что я пришла, когда я распахнула ворота, и бросился ко мне навстречу. Один раз гавкнул, потом понюхал мои сапоги и завилял хвостом. Приятно, когда тебя узнают! Я надеялась, что Ник тоже меня запомнил — как запомнил и свое приглашение приходить, когда мне захочется.

Тут он вышел из хлева, в грязных рабочих брюках, вытирая руки о промасленную тряпку. Сейчас он больше походил на механика, чем на фермера.

— Старый грузовик вот-вот испустит дух, — сказал он. — Пора его менять. Мне с трудом удается поддерживать его на ходу. Рад снова видеть вас. Ну, как съездили в город?

— Хорошо, спасибо. Там красиво. Я, как вы, наверное, понимаете, настоящая горожанка. — Я обвела рукой окружающее пространство. — Раньше ни разу в жизни не была в деревне.

— Да что вы? Правда? — Мои слова его как будто озадачили. Он покосился на окружающие нас строения. — У нас-то особенно не на что смотреть. Ферма у нас самая обычная. Мы честно ведем хозяйство, а не пытаемся, как некоторые, с ее помощью уклониться от уплаты налогов. Входите, выпьем кофейку или еще чего-нибудь. Я бы сейчас не отказался от чего-нибудь покрепче.

Я замялась:

— Не хочу обременять вашу жену…

— Жену? — удивился он.

— Джейми спрашивал, как дела у миссис Брайант…

Ник ухмыльнулся:

— А, он имел в виду мою матушку! Я не женат. Еще не нашел такую девушку, которая согласилась бы жить на ферме! У нас здесь нелегко.

На мать я не рассчитывала и сразу преисполнилась дурных предчувствий. Матери молодых людей редко относятся ко мне благосклонно. Я обрадовалась, что на мне резиновые сапоги и непромокаемая куртка. По крайней мере, я не щеголяю тут в своих городских полусапожках.

Идя следом за Ником к дому, я готовилась к встрече. Я представляла себе его матушку розовощекой пожилой дамой в фартуке, которая, покормив утром цыплят, бодро жарит пышки.

Ник снял сапоги у двери черного хода с помощью старинного деревянного приспособления, какое я отродясь не видела. Я последовала его примеру, и в дом мы вошли в одних носках. Пол был каменный, неровный, а кухня оказалась неопрятной, тесной, но по-своему уютной. Ник повел меня в такую же неопрятную гостиную, где за столом сидела женщина. Что-то бормоча себе под нос, она тыкала пальцами в клавиатуру компьютера. Когда мы вошли, она круто развернулась.

Мать Ника оказалась на удивление молодой и длинноволосой; она была в джинсах и в старом свитере. Мне она понравилась с первого взгляда.