Затмение (СИ) - Субботина Айя

Беру его за ладонь и прикладываю к своей щеке. Глаза закрываются сами собой, губы скользят по шероховатой коже.

— Мне незачем искать то, что сам же и спрятал. Все эти сплетни и слухи — лишь ширма, чтобы пустить псов по ложному следу.

— Я просто шахматная фигурка на доске, где ты ведешь свою игру?

Мне не будет больно, даже если он скажет «да». Я раскрываюсь лепесток за лепестком, эмоция за эмоцией. Это все равно, что лететь на свет и видеть там, пока еще неясное, но уже осязаемое предназначение. Сосуд не может обижаться на божество за то, что оно собирается наполнить его терпким вином своего великого замысла.

Эван поднимается, идет к окну и, помедлив, открывает его. Вдыхает полной грудью морозный воздух и манит меня пальцем. Знаю, что ни сейчас, ни потом, в будущем, где должно случится что-то ужасное, никогда не смогу сказать ему «нет». Великий герцог берет меня за талию, легко усаживает на подоконник, но даже так мне приходится задирать голову, чтобы заглянуть в его бесконечно синие глаза.

— Мы не вечны, Дэшелла, — печальным голосом говорит он. — Ни я, ни Блайт, ни другие сущности, о которых тебе, увы, совсем скоро придется узнать. Это игра богов, Дэш, и ты в ней — не пешка. — Он снимает свой обруч и украшает им мою голову. — Ты — моя Ледяная королева. Кровь первых и кровь династии.

— Породистая борзая, — почему-то веселюсь я и даже болтаю ногами, постукивая каблуками о стену.

Это не та радость, которую хочется спрятать в сердце. Это счастье исхлестанной лошади, которую, наконец, расседлали и избавили от шор.

— Породистая королева, — поправляет Эван.

Корона такая тяжелая, что, кажется, стоит мне пошевелиться — и шея просто сломается. Металл обжигает и царапает лоб, как будто живет своей собственной жизнью и вгрызается прямо в кость. Но я знаю, что именно там ей и место. Что я создана ее носить, и что даже если ноша станет непосильной, то и тогда не сломаюсь. Потому что Кудесник не создает подделки.

— Ты не представляешь, чего мне стоило подложить спесивую принцессу под короля, — сетует Эван — и наш разговор немного оттаивает. Он говорит со мной запросто, потому что знает: творение всегда поймет своего творца. — Она чуть не сошла с ума, когда увидела в своей койке не прекрасного принца, а храпящего борова. Но оно того стоило.

— Черные вороны, — снова смеюсь я. — Мы с Ривалем — черные вороны. Потому что, — я подношу к глазам Эвана свои оголенные запястья, — одна кровь.

— Забудь о нем, — требует великий герцог. — Того Риваля, которого ты знала, уже не существует.

Я была готова принять действительность, в которой меня сделали племенной кобылой, и смирилась с ней без лишних слов и детских сожалений. Но мысль о том, что Райль попала в руки «нового» Риваля, рассекает терпение надвое.

— Что значит, «не существует»? Эван!

— Точно так же, как не существует тех, кто когда-то был великим герцогом и твоим ненаглядным Блайтом. Тела — это просто оболочки, кожа, кости, кровь. Вынь душу — и ничего не останется. Эта реальность слишком нестабильна, чтобы выдержать наш истинный облик. Будет очень обидно стать причиной гибели сотворенного собственными руками мира. Так что, как видишь, приходится выкручиваться.

— Я не понимаю, — мотаю головой, и Эван придерживает меня за спину, чтобы не свалилась вниз.

— Твою семью действительно уничтожил Эван. Но все эти годы в бегах, Дэш, не я отравлял твою жизнь тенями наемных убийц. Хотя и сделал так, что ты стала женой старого герцога, получила великолепное образование, научилась хитрить и отточила навыки светской беседы и дипломатии. Жаль, что не только я умею манипулировать человеческими страстями. Силы, с которыми мы сразимся в этой шахматной игре, ничуть не слабее меня, просто все это время они развлекались, уничтожая другие миры и других королей. Постарайся поверить мне на слово, даже если пока не способна увидеть все моими глазами. Это случится, всему свое время. Мое идеальное творение, увы, было спрятано не слишком хорошо, хоть я сделал много гнусностей, чтобы подобрать ему идеальную тайник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ему не нужно продолжать, потому что в этот самый момент я «вижу». Я снова «вижу» и кровавую бойню далеко в ледяных равнинах, и Ледяную принцессу, которая ведет в бой своих верных воинов против каменных гигантов, которым не страшны ни стрелы, ни мечи, и даже древняя кровь бессильна против них. И воин, последний из лучших, которого моя мать — теперь я это знаю — отправляет защитить и вернуть ее украденное дитя.

И этот воин — Блайт… но еще не Шагарат.

Я вижу все так ясно, словно была там, собственным телом почувствовала каждую смертельную рану и отравила слух каждым ударом клинка о клинок. Это — лишь малая часть того видения, о котором говорит Эван, но даже сейчас я чувствую, что вряд ли готова уместить в себя все эти знания.

— Риваль больше не тот мальчишка, которому ты подыграла в карты, — печально усмехается Эван. — То, что пришло за тобой — древняя гниль, мерзость тщеславных богов. Такая же марионетка, как мой непослушный Шагарат.

Он — мой создатель, но мне до жгучей боли в ладони хочется влепить ему пощечину.

— Ты знаешь, что легче не станет, — отмахивается от моих мыслей Эван. — И ты должна привыкать думать так, оценивать свои ресурсы и правильно выбирать союзников. Потому что, моя Ледяная королева, не ты начала эту игру, но тебе ее заканчивать. И тебе не выиграть без послушных марионеток.

— Блайт…

— Шагарат, — поправляет Эван. — Привыкай называть его так, раз уж он пошел против моего приказа и ввалился в твою жизнь в грязных сапогах.

— Я буду называть его Блайт — и мне плевать, против ты или нет, — упрямлюсь я.

И получаю заслуженную улыбку одобрения.

Теперь я знаю, что это за невидимые нити, которыми мы накрепко привязаны друг к другу. Это веревочки, которыми кукловод руководит своей послушай куклой. И пока они существуют — моя жизнь в безопасности. Но скоро — раньше, чем буду готова — все изменится.

Эван ссаживает меня с окна и с терзаниями во взгляде, совсем как у смертного, поджимает губы, сдерживая поцелуй. Только проводит пальцем по губам, словно способен почувствовать их вкус кожей.

— Ты станешь моей женой, Дэшелла, потому что твое рождение и мое право на трон — законны и неоспоримы. А потом… — Он одергивает руку, словно обжегся об холод. — Потом тебе нужна будет армия, Ледяная королева, новые фигуры на пустые шахматные клетки.

— А ты? — «А Блайт?!» — мысленно выкрикиваю я, и странная горечь жжет горло.

Эван ничего не говорит, только уже в дверях оборачивается, чтобы сухо и официально бросить:

— Жду тебя на коронацию, герцогиня.

глава 28

Что надеть на коронацию собственного будущего мужа?

Я вцепилась в эту мысль, как за спасительную соломинку, потому что она одна не давала мне окончательно утонуть в знаниях, которыми Кудесник помахал у меня перед носом, как сахарной косточкой. И еще была Райль, которая ускакала в ночь с человеком, который уже и человеком-то ни был. И ее судьба была еще более туманна, чем мое будущее Королевы в чужой шахматной партии.

После часа бесплодных попыток, я выбрала бежевое платье с подкрашенной персиковой соболиной опушкой. Неброское, но благородное, в меру открытое, но не вульгарное. Меня заметят и, вероятнее всего, будут обсуждать все, кому боги пожаловали глаза и язык, но вряд ли всем этим сплетницам будет к чему прицепиться. И Эван будет мной доволен.

— Прямо как репетиция перед свадьбой, — с романтическим волнением говорит моя горничная, укладывая волосы в высокую прическу. — Великий герцог будет так счастлив…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, хоть вряд ли в моем смехе будет так уж много веселья. Скорее уж ода чистой иронии, потому что тот, кому положено радоваться, просто возьмет то, что сам же и создал.

По такому случаю принаряжается даже Грим, хоть после нападения на «Тихий сад» он сам не свой. Никак не может простить себе, что не смог меня защитит, хотя в той ситуации просто чудо, что его самого не убили. Пару раз пытался завести разговор с явным намерением сказать, что не оправдал мое доверие, пока я, наконец, не пресекаю его попытки одним единственным: