Дело одинокой наследницы - Эрл Гарднер

– Насколько я вижу, это другой тип чернил, не те, что на лицевой стороне чека?

– Правильно.

– Вы используете шариковую ручку, в которую вставляется стержень, следовательно, это другой тип чернил – не тот, что в авторучке, которой обычно подписывалась Роза Килинг?

– Я не знаю, какой ручкой она обычно подписывалась, – подозрительно ответил Эндикотт.

– Обратите, пожалуйста, внимание на нажим в подписи на вашем чеке, мистер Эндикотт. Это подпись Розы Килинг.

– Да, сэр?

– Вы замечаете нажим?

– Да, теперь, когда вы обратили на него мое внимание.

– При помощи шариковой ручки нажим сделать невозможно. Независимо от силы надавливания ширина линий остается той же, не так ли?

– Наверное. Да.

– Вы пользуетесь шариковой ручкой, а Роза Килинг обычно пользовалась традиционной авторучкой?

– Очевидно, да.

– Но то письмо, которое она послала Марлин Марлоу, а копию передала вам, написано шариковой ручкой?

– Очевидно, да. Да.

– Вашей ручкой? – поинтересовался Мейсон.

– Почему вы это спрашиваете?

Мейсон улыбнулся и ответил:

– Потому что, мистер Эндикотт, доказательства, имеющиеся теперь, показывают, что вы заходили к Розе Килинг шестнадцатого, дали ей взятку в размере одной тысячи долларов наличными, заставили ее написать это письмо под вашу диктовку и послать его Марлин Марлоу. А для собственной защиты вы взяли себе копию, сделанную под копирку.

– Это неправда! – диким голосом закричал Эндикотт.

– А на следующий день, – ровным голосом продолжал Мейсон, – Розу Килинг начала мучить совесть. Она позвонила вам и сказала, что отказывается подыгрывать, собирается все рассказать Марлин Марлоу и вернет тысячу долларов. Вы зашли к ней и попытались разубедить, но она вручила вам чек. Я прав?

Эндикотт провел языком по сухим губам.

– Нет, господин адвокат, вы не правы!

Мейсон улыбнулся и сказал:

– Да, мистер Эндикотт, я не прав.

– Я рад, что вы это признаете, потому что вы выдвинули необоснованное обвинение.

– Высказанное мной предположение неправильно, потому что это не вы заходили к ней на следующий день.

– Что вы имеете в виду?

– Дайте мне посмотреть на ручку, которую вы обычно носите в кармане, – попросил Мейсон.

Эндикотт передал ему ручку, а потом, внезапно поняв происходящее, попытался выхватить обратно. Мейсону удалось увернуться, он снял колпачок и заметил:

– Но это не шариковая ручка! И на ней выгравировано ваше имя. Это самая обычная перьевая ручка.

– Она старая, – заявил Эндикотт. – Шариковая – это моя новая ручка. Я ее кому-то отдал, и мне ее не вернули, а если и вернули, то я ее потерял. Я ее уже несколько дней не могу найти.

– Вы утверждаете, что на обратной стороне чека – отпечаток вашего большого пальца. Сделайте сейчас отпечаток, чтобы мы могли их сравнить.

– Ваша честь, – выразил протест Гановер, – это незаконно, не относится к делу и несущественно. Защитник неправильно проводит перекрестный допрос. Это не имеет никакого отношения к убийству.

– Теперь имеет, – возразил Мейсон. – Этот человек поклялся, что на чеке – отпечаток его большого пальца. Я утверждаю, ваша честь, что он лжет, его можно преследовать в судебном порядке за лжесвидетельство. Сделайте отпечаток вашего большого пальца, мистер Эндикотт!

– Вы знаете, что это отпечаток моего большого пальца! – закричал Ральф Эндикотт.

Мейсон улыбнулся и сказал:

– Это отпечаток не вашего большого пальца, мистер Эндикотт, а вашего брата, мистера Палмера Е. Эндикотта. Я хотел бы попросить мистера Палмера Эндикотта пройти вперед. Пожалуйста, подойдите к месту для дачи свидетельских показаний и примите присягу, мистер Эндикотт. Вы… Остановите его!

Палмер Эндикотт, который уже начал пробираться к выходу, внезапно бросился бежать.

Стоявший у выхода Пол Дрейк сделал шаг вперед и попытался удержать его. Они свалились на пол. Дрейк крепко держал Эндикотта, который лягался и вертелся, стараясь ударить Дрейка по лицу.

В зале суда поднялся страшный шум.

Глава 22

Мейсон сидел в своем кабинете, улыбаясь Делле Стрит.

– Я думаю, есть повод, чтобы отпраздновать, Делла. На этой неделе у нас гастролирует цирк на льду. Достань четыре билета на лучшие места, а потом закажи столик в нашем любимом ночном клубе.

Делла Стрит протянула руку к телефону.

Как только она закончила говорить, раздался условный стук Пола Дрейка.

Делла Стрит открыла дверь.

Дрейк вошел в кабинет, занял свое любимое положение в большом кожаном кресле, почесал голову и сказал:

– Просто не представляю, как тебе это удается!

Мейсон улыбнулся:

– Дело об убийстве напоминает детскую игру, в которой, чтобы увидеть картинку, нужно сложить вместе маленькие кусочки. Если ты нашел правильное решение – все части подходят, а если какие-то из них не укладываются – значит, найдено неверное решение.

– Сегодня вечером у нас выход в свет, Пол, – сообщила Делла. – Вы с Марлин Марлоу и мы с шефом идем в цирк на льду, а затем в ночной клуб.

– Согласен! А эта девушка ничего, симпатичная.

– К сожалению, Делла, – заметил Мейсон, – ты приходишь к неправильным выводам.

– Ты же сам мне сказал: столик на четверых, – в удивлении ответила Делла.

– Мы берем с собой не Пола Дрейка, а Кеннета Барстоу.

– Мне это нравится! – воскликнул Дрейк.

– А мне в самом деле это нравится, – сказала Делла. – Меня уже начало волновать развитие событий. Пол, тебе надо было бы видеть лицо шефа, когда судья Осборн объявил, что дело против Марлин Марлоу закрыто.

– И что случилось с его лицом? – спросил Дрейк. – Выражение облегчения?

– Облегчения? Черта с два! – воскликнула Делла. – Все в помаде. Прекрасный принц, о котором всегда мечтала Марлин Марлоу!

– Решил отбить ее у Кеннета Барстоу? – спросил Дрейк.

– Похоже, – улыбнулась Делла. – Конечно, бедняжка билась в истерике. А затем, если уж прямо смотреть на вещи, симпатия между Марлин Марлоу и Кеннетом Барстоу пока была только односторонней.

– Не обманывай себя, – заметил Дрейк. – Барстоу сразу же в нее влюбился. Он себе ногти пооткусывал, когда стало похоже, что у нее билет в один конец в Сан-Квентин[4].

– Тем не менее ты должен быть готов отказаться от цирка на льду, чтобы помочь одному из своих сотрудников устроить личную жизнь.

– Я успокоюсь, если Перри объяснит мне, как он догадался, что произошло на самом деле.

– Мне помог отпечаток большого пальца.

– А откуда ты узнал, что он принадлежит Палмеру Эндикотту? Мне казалось, что Ральф фактически доказал, что это его отпечаток.

– Палмер Эндикотт очень умен, – начал Мейсон, – можете не сомневаться. Очевидно, это он все придумал. Давайте рассмотрим доказательства: Роза Килинг пользовалась перьевой авторучкой. Она делала нажим, когда подписывалась, и он виден лишь в линиях на чеке. Ральф Эндикотт показал мне четкую копию, сделанную под копирку, письма, отправленного Марлин Марлоу. Перьевой ручкой такую копию не сделать. Это письмо определенно было написано шариковой. Вы, конечно, понимаете, что в шариковых ручках используется паста, а не чернила, как в перьевых. Отпечаток пальца на оборотной стороне чека сделан пастой из шариковой ручки. Ральф Эндикотт заявил, что это его отпечаток. Ральф один раз встречался с Розой Килинг. Предполагалось, что Палмер ее не знает. У Ральфа было неоспоримое алиби. У Палмера, очевидно, его не было вообще. Поэтому, как только стало ясно, что на чеке отпечаток пальца Палмера, раскрыть дело не представляло труда. Значение этого отпечатка не доходило ни до одного из них, пока я не появился в доме Эндикоттов и Ральф не рассказал мне, что случилось. Это было соединение фактов и придуманного ими, как Эндикотты и договорились заранее. Затем я обратил их внимание на отпечаток пальца на чеке, и, конечно, Ральф стал настаивать, что он принадлежит ему. Я попросил его подтвердить это. Ральф Эндикотт – тугодум. Он не мог найти выхода из сложившейся ситуации. Возможно, он стал бы изображать возмущение по поводу того, что я не верю ему на слово, и попросил бы меня покинуть дом. Это, однако, могло вызвать подозрения. Палмер Эндикотт, наоборот, соображает очень быстро. Он сразу же понял, что на чеке – отпечаток его правого большого пальца, и подсказал Ральфу, что делать, прямо у меня под носом, причем так хитро, что на какое-то время обдурил меня. Палмер настоял, чтобы Ральф поставил свои отпечатки на листе бумаги и дал мне для сравнения. Палмер ушел в другую комнату за бумагой и штемпельной подушечкой. Вернувшись, он махнул листом у меня перед глазами, чтобы показать, что бумага чистая, но, естественно, он держал лист большим и указательным пальцами, предварительно намазав чернилами большой палец. Так что, когда он положил бумагу на стол, на ней остался отпечаток его правого большого пальца. Не думаю, что Ральф понимал, как выкрутиться, но все равно пошел к маленькому столику, на котором Палмер оставил лист и штемпельную подушечку, надеясь, что, пока он ставит отпечатки, ему или кому-то еще в голову явится какая-нибудь идея, так что не придется отдать мне лист для сравнения. Когда Ральф подошел к столу, он увидел не чистую бумагу, а лист с отпечатком правого большого пальца Палмера и сразу же все понял. Он с облегчением вздохнул и сделал отпечатки четырех пальцев правой руки и пяти левой, а затем принес лист мне. Я сравнил их с отпечатком на чеке и пришел к выводу, что на чеке остался отпечаток правого большого пальца, и, естественно, предположил, что он принадлежит Ральфу. В это время Палмер под предлогом приготовления нам выпить отправился на кухню и смыл следы чернил.