Загадочный супруг - Эллен Марш

Мысль эта была как удар ножа в сердце Таунсенд. Перебежав через комнату, она бросилась ничком на кровать. Ей следовало бы радоваться, что Монкриф искал удовольствий на стороне. Только вчера после ее неожиданной встречи с королевой она поклялась, что никогда не захочет, чтобы он дотронулся до нее. А сегодня вдруг сходила с ума при мысли, что его руки ласкают другую женщину.

Дверной засов тихонько звякнул, и Таунсенд резко приподнялась в тревоге. В бледном лунном свете она могла различить большую тень, медленно приближавшуюся к ее кровати. Она стала шарить по тумбочке в поисках оружия. Ее пальцы вцепились в медный подсвечник, но, когда она подняла его, матрас под ней прогнулся и она вдруг почувствовала у себя на талии руку. Подсвечник покатился по полу. Сквозь тонкую ткань ночной рубашки Таунсенд почувствовала, как накопившаяся толща мужского желания прижалась к ее животу. Она задохнулась, попыталась отстраниться, но пара рук сомкнулась на ее плечах и не давала ей вырваться.

– Зачем ты борешься со мной? – спросил хриплый голос. – За кого, черт возьми, ты принимаешь меня?

Прежде чем Таунсенд смогла ответить, Ян повалил ее навзничь. Ночная рубашка под его руками разорвалась. Таунсенд вертела головой, чтобы избежать его ищущих губ, боролась с ним, стремясь выбраться из-под его тела. Но она была слишком слаба, а он слишком решителен. Его рука протиснулась между ее стиснутыми ногами, раздвинула их, и теперь он прикасался к ней, умело, интимно, ослабляя ее сопротивление и ее волю.

Таунсенд стонала, стараясь не отвечать на его страсть. Но знакомое желание начало обдавать жаром ее тело. Слезы скопились под закрытыми веками, и она, задыхаясь, откинулась назад. А когда открыла глаза, встретила твердый, пристальный взгляд Яна.

– Вот видишь, я все еще знаю, как взять тебя. Ты никогда не отдашь другому, даже этому глупому Сен-Альбану, то, что по праву принадлежит мне.

Его высокомерные слова взбесили ее, и, когда он приблизил губы к ее рту, она больно укусила его. Он отпрянул, ударившись о спинку кровати и, не веря своим глазам, смотрел на кровь, капавшую на белье из ранки на губе.

– Ах ты сучка! – простонал он. С бьющимся сердцем Таунсенд попыталась сползти с кровати, но Ян устремился за ней. Схватив ее за лодыжки, он подтащил ее обратно под себя и, широко раздвинув ноги, свирепо устремился между ними. Таунсенд сжалась, ожидая резкой боли, когда он войдет в нее, но его прежние действия оставили ее влажной и теплой, и она только громко охнула, когда он глубоко проник в нее. Он застонал, его губы раскрыли ее рот, и она ощутила во рту вкус его крови.

– О Боже, – Таунсенд вздрогнула и замерла, когда Ян начал грубо, свирепо двигаться внутри нее. Она не доставит ему удовольствия, отвечая на его страсть. Но она была бессильна противиться зову природы или чудесному желанию, пробегавшему по ней волнами с каждым его грубым проникновением в нее. Не в силах удержаться, она обняла его за шею и вжала в себя еще глубже, всплакнув, возможно, от того, что так сильно желала его и еще от того, что знала – он выбрал сегодня ее, а не маркизу дю Шарбоню.

– О! – простонала она, изгибаясь под ним в оргазме.

Ян погрузил лицо в душистый шелк ее волос и содрогнулся, извергнув в нее семя. Он решил показать ей, какой страшной глупостью с ее стороны было думать, что она когда-нибудь захочет покинуть его. И в этот краткий миг сам усомнился, сможет ли он когда-нибудь уйти от нее.

11

На следующее утро Таунсенд проснулась в большой комнате одна. Она почувствовала боль между ног, когда откинула одеяло и вытянулась, и улыбнулась самой себе. Могла ли она надеяться, что Ян так неистово ласкал ее ночью потому, что приревновал к Анри Сен-Альбану, уделившему ей столько внимания? Бывает ведь иногда, что муж влюбляется в жену после того, как брачный контракт подписан, а приданое перешло в его руки.

– Вам записка, мадам, – сказала Китти, появляясь в дверях.

Таунсенд сорвала печать. Она сразу поняла, от кого записка, хотя подписи не было. Довольная улыбка тронула ее губы.

– Это от герцога. Он хочет, чтобы я поехала с ним кататься сегодня утром.

– О, мадам, как чудесно!

– Да, – сказала Таунсенд.

Она ждала с нетерпением, когда Китти закончит ее туалет, а потом выбежала во двор к громадным каменным конюшням с сотнями лошадей, принадлежавших Королевскому двору. Как в садах и во всех общественных зданиях Версаля, во дворе было многолюдно. В одном конце двора мыли карету с гербом Бурбонов, а другая карета возвращалась из города, разгоняя группу грумов, которые выводили призовых породистых лошадей на утреннюю прогулку. Множество господ в костюмах для верховой езды и блестящих сапогах стояли кругом, ожидая, когда к ним подведут их лошадей. Таунсенд приветствовала Анри Сен-Альбана, выходившего из конюшни.

Он пересек двор и, улыбаясь, склонился к ее руке. В визитке и безукоризненных светло-желтых бриджах он выглядел импозантным и красивым.

– Итак, вы пришли, – сказал он, очень довольный. – Я не был уверен, что вы придете. Извините, что не пригласил вас заблаговременно.

С минуту она неуверенно улыбалась.

– Очень мило с вашей стороны было пригласить меня.

– Я знаю, что у вас нет своей лошади, – продолжат Анри, ведя ее по двору. – Но мосье Мансар был настолько любезен, что предложил вам одного из своих жеребцов. Думаю, он вам понравится.

– Мосье Мансар или жеребец? – спросила насмешливо Таунсенд.

Сен-Альбан расхохотался. Небольшая группа мужчин и женщин уже сидела верхом, и солнце, проникавшее сквозь утреннюю дымку, освещало дорогие заколки и перья на шляпах с загнутыми полями. Лошади тоже были богато экипированы в синий бархат, а на конюхах были летние пикейные костюмы с золотым шитьем. Таунсенд подавила вздох. Очевидно, никто из принадлежавших к Королевскому двору в Версале не мог появиться даже на простой утренней верховой прогулке не будучи изысканно одет.

Эдуард Мансар при виде их отделился от своих собеседников и подскакал к ним. Он окинул одобрительным взглядом Таунсенд в ее амазонке из темно-зеленого бархата. По сравнению с одеждой других дам простой, классический покрой ее платья делал ее особенно стройной, юной и свежей – интригующая новинка здесь, в пресыщенном придворном обществе.

– Я польщен тем, что могу предоставить вам одну из моих лошадей, – с этими словами он подал знак груму, и тот поспешил к ним с оседланной лошадью. – Надеюсь, она не покажется вам слишком норовистой.

Таунсенд не могла удержаться от смеха при мысли, что есть лошадь, с которой она не могла бы справиться. Ее смех был искренним, непоказным, и голубые глаза заискрились под шляпой с перьями. Сен-Альбан и Мансар наблюдали за ней, любуясь.