Первый из могикан - Александр Громов

— Зачем же карцер? Найдите что-нибудь другое. Но пусть помещение охраняется.

— Слушаюсь, мэм.

Как только караульные, брезгливо косоротясь, вынесли сомлевшего Гаева за руки, за ноги — хорошо, что на Луне малая тяжесть, хватило двоих! — Присцилла О’Нил самым дружелюбным тоном обратилась к своему заместителю по вопросам безопасности:

— Ну-с, дорогая, что ты об этом думаешь?

Было ясно, что ничего путного Иоланта не думает, поскольку еще не успела просчитать наивыгоднейшую линию поведения, и главнокомандующая не без удовольствия приготовилась внимать. Включенная заранее аппаратура, старательно задокументировав каждое слово из нелепого доклада Гаева, тоже внимала всеми объективами и микрофонами. Знает ли Иоланта, что разговор не приватный и всякое неосторожное слово может быть использовано против нее?

Без сомнения, догадывается. Жаль… Вообще с Иолантой пора кончать, уж больно резва стала девочка, работать мешает. Только не надо размениваться на мелочную тактическую борьбу, на мышиные подковерные интриги, тихие сапы, осторожные многоходовки — в них Иоланта сильнее, в них она собаку съела, и не одну… целую стаю собак. Съела и обсосала косточки. С такими противницами, как Иоланта, нельзя фехтовать изящными рапирами, а надо сразу бить их по голове тяжелой дубиной, чтобы если и встали, то не сразу, чтобы им для этого понадобилось провернуть две—три многоходовки, — а потом снова дубьем по голове… Жаль только, что дубина не всегда имеется под рукой. Сейчас ее, к сожалению, нет, разве что противница сдуру сама даст ее в руки… Малый, но шанс.

— Трудно сказать что-то определенное вот так, сразу, — ускользнула Иоланта. — Нахамил, навонял, наобещал… Наглецом он был всегда, а что до его обещаний, то не скажу ни за, ни против. Надо допросить его, как только очухается, и обязательно с детектором. Не был бы наш ментоскоп таким барахлом, можно было бы работать прямо сейчас. Окатить клиента водой или взбодрить электроразрядником — ничего, выдержал бы…

— То есть ты ему не веришь? — спросила Присцилла.

— Кто же верит эксменам? — Иоланта улыбнулась, как бы оценив шутку главнокомандующей. Пока что она била наверняка и позицию имела удобнейшую. Трудно было и ожидать, что, вечно атакуя главнокомандующую со стороны официальной идеологии, Иоланта скатится до голого практицизма, на котором ее можно было бы поймать за шкирку — и носом, носом в это самое… Присцилла сама не знала, что сделала бы с Иолантой, окажись та способна хоть раз сознательно подставить себя для пользы дела… вполне возможно, простила бы ей все, честное слово!

— Не ты ли мне его рекомендовала, дорогая?

Иоланта моментально перебросила мяч обратно:

– Совершенно верно, мэм. Использовать эксменов необходимо, но вот доверять им… — Она снова улыбнулась. Вижу, мол, все вижу. Поймать меня хочешь? Лови.

— Достойная позиция, — сдержанно похвалила Присцилла. — Но вот что, дорогая, мне нужен твой совет. Какое предварительное донесение я должна отправить сейчас на Землю? «Есть основания предполагать, что цели „Эгиды“ достигнуты, информация проверяется» — так, что ли? Если бы мы рискнули поверить Гаеву на слово, текст был бы примерно таким. Если же мы не верим ни одному его слову, необходимость в срочном донесении отпадает естественным порядком, но тогда… ну ты сама понимаешь, что тогда…

Иоланта, конечно же, понимала. «Тогда» — это безусловное сохранение полной боевой готовности космофлота и всесилие Несгибаемой Присциллы. Еще более существенно, что «тогда» означает неукоснительное продолжение выполнения планов гражданской обороны, всех, какие только существуют, а сходятся они в одном: разрушив на поверхности все, что можно, сровняв с землей максимум искусственных сооружений, спасти часть населения в подземных убежищах. Вот и думай. Лишняя секунда ожидания — это лишний взорванный дом, и не маленький. Минута — городской квартал, или стадион, или фабрика. Час — одно из крупнейших промышленных предприятий или, скажем, морской порт. Цивилизация сама себе подрезает жилы, а что делать? И не то еще будет. Хочешь жить — отруби себе руки-ноги, вырежи гланды, не говоря уже об аппендиксе. Только, в отличие от аппендикса, цивилизация когда-нибудь вновь нарастит то, что сама себе оттяпала.

Хуже другое — нестабильность внизу. Джинн готов вырваться из бутылки. Он уже высунул из нее свою поганую ухмыляющуюся рожу. Эти кретинки в федеральных ассамблеях так и не сумели договориться о едином плане спасения Земли, и каждая Федерация тянет одеяло на себя, и каким-то территориям придется просто худо, а каким-то хуже некуда, и справедливо негодующее население, и, конечно же, на носу бунты и межфедеральные конфликты, и мобилизация громадных армий, бестолковых и необученных… Создаются даже подразделения вооруженных смертников-эксменов, вот что страшно! Не то страшно, что они вооружены, а то страшно, что смертники неуправляемы… никем, кроме Несгибаемой Присциллы. И четыре миллиарда безоружных эксменов, которым очень не нравится, что ими жертвуют… А как ими не жертвовать, если мест в уже построенных и только еще строящихся убежищах нипочем не хватит даже для людей?!

Что ни посоветуй Иоланта — на нее ляжет ответственность. Не столь тяжелая, как на главнокомандующую, но все же… Можно отмежеваться — не моя, мол, компетенция, — и Присцилла О’Нил была убеждена, что Иоланта так и сделает, отправив, понятно, собственное донесение в свое родное учреждение. Позднее ее можно будет обвинить в умышленном искажении информации — какую бы окраску Иоланта ни посоветовала придать донесению, Присцилла заведомо не собиралась следовать ее совету.

И опять Иоланта ускользнула:

— Я бы доложила в Главный штаб все как есть, не делая пока никаких выводов касательно «Эгиды». Выводы делать еще рано, а земные стратегемы — не наша епархия. Только факты, мэм, одни голые факты.

— Спасибо, дорогая. — Присцилла постаралась скрыть разочарование. — У тебя все? Тогда жду через… семь часов пятьдесят минут. Можешь идти.

Неудача. И все же казалось, будто что-то огромное, неподъемно-тяжелое свалилось с плеч, и захотелось расправить эти самые плечи, узкие — старушечьи, чего уж там! — с дряблой, бледной, а кое-где и синеватой кожей. Обдумывая донесение в Главный штаб, Присцилла улыбалась. Она не заметила, когда прошел мучивший ее озноб и снова стало жарко. Привычно, по-лунному жарко.

12

Вертолет Алият Цэрэнкуловой поднялся в воздух за девяносто секунд до взрыва и сразу же резко пошел вверх. Пилотесса стремилась как можно скорее набрать высоту — никто не знал, как высоко взлетят обломки бетона. Расчеты расчетами, но когда они касаются сооружений, простоявших более ста лет, в дело почти всегда вступают неучтенные факторы. Лучше держаться подальше и повыше. Но, само собой, так, чтобы госпоже Алият было все видно, как на ладони.