Таня Гроттер и посох Волхвов - Дмитрий Емец

В ту же секунду Бум сгреб бармена громадной ручищей и пригнул его голову к столу, так что он буквально уперся в него носом.

– Ты что дал шефу? – прорычал он.

– Вторую группу, – дрожа, промямлил бармен.

– А резус какой? Положительный?

– П-п-п-п-положительный.

– Запомни раз и на всю жизнь! Шеф ненавидит положительный резус! Иди и принеси ему отрицательный! – Бум разжал ручищу.

Испуганный бармен поспешил исправить ошибку.

– А я вот всякие резусы люблю. Лишь бы побольше, – уже доброжелательно, точно ничего и не было, просипел ему вслед Бум, с наслаждением загребая ручищей свой стакан.

Пока вампиры пили, Таня незаметно подобралась ближе. Пол был грязный, заплеванный. К ладоням липла осыпавшаяся с чьих-то сапог земля и высохший крысиный помет. Зато ни объедков, ни рыбьих костей, ни крошек. Разве что старые зажимы для капельниц. Крысам тут было лакомиться явно нечем.

Бармен вернулся с подносом и почтительно протянул стакан Малюте. Тот пригубил и вновь скривился… На лице бармена выразилось страдание. На висках выступили капельки пота. Он предчувствовал новую взбучку.

– Что ты мне дал, солнце мое? – вкрадчиво поинтересовался Скуратофф.

– Кы-кы-ровь.

– Вторая группа?

– Ды-а…

– Умница. Отрицательный резус? – еще тише спросил Малюта.

– Ды-ды-ды-да, – промямлил жирный бармен.

– Да, вторая, отрицательный… Все точно! – согласился Малюта, аккуратно выливая содержимое стакана на пол.

Бармен с ужасом смотрел на него.

– Но это мужская кровь, а я люблю женскую! Ясно тебе? – после паузы закончил Скуратофф.

Бум, давно высосавший свою порцию, с укором посмотрел на шефа. Видно было, что разбазаривание драгоценного продукта не слишком ему нравится. Не имея возможности выразить свое неудовольствие адресно, громила ограничился тем, что толкнул бармена в спину и послал его за новой порцией крови.

– …И мне захвати еще стаканчик… Лучше сразу графин! – распорядился он вслед.

Жалея, что не взяла у Пуппера плащ-невидимку, который Гурий раз двести предлагал переслать с купидончиком, Таня затаилась под соседним столиком. Она сидела на полу и, поджав колени, обнимала их руками, стараясь стать как можно меньше. На занятиях по нежитеведению Медузия не раз предупреждала, что вампиры ощущают тепло живых и отлично видят в темноте.

К счастью, теперь на столе чадила свеча, от которой тоже исходило тепло. К тому же она слегка слепила вампиров.

Пять, десять, пятнадцать минут… У Тани начинали затекать ноги. Вампиры молча сидели за столом, насасывались кровью и на глазах округлялись. Особенно заметно раздулся тощенький Скуратофф. Он был такой худой и ссохшийся, что в нем и горошина была бы заметна.

От крови глазки Малюты масленисто заблестели, а речь сделалась неразборчивой. Он то и дело икал, и Таня могла расслышать лишь некоторые его фразы:

– Проклятых магов… поставить на место… из-за этого вора… Без него мы бы уже… Никак не соглашается… Этот идиот даже не знает, какая власть могла бы…

Бум согласно мычал. Он уже опух от донорской крови и явно не понимал стратегических замыслов шефа. Но уже заранее был со всем согласен.

Подошел бармен с очередным графинчиком для Бума, и Малюта сразу замолчал. Лишь когда бармен удалился, Скуратофф ударил сухоньким кулачком по столу. Оплывшая свеча, почти уже превратившаяся в огарок, подпрыгнула, упала в лужицу крови и погасла.

– Решено! Последняя возможность… В тот самый день, когда… Этот добренький бестолковый мир должен узнать, кто главный! – громко, но опять невнятно крикнул Скуратофф.

Бум завозился и, с сопением поднявшись, заворочал тяжелой головой. Он и Малюта Скуратофф разом уставились на стол, под которым пряталась Таня. А еще через мгновение Таня сообразила, что ее выдало: свеча погасла, и теперь живые мертвецы ощущали тепло ее тела и пульсирование ее крови.

– Эй, бармен! Что у тебя под столом? Свеженький десерт? Подавай его сюда! – крикнул Бум.

Бармен уже спешил к ним из-за стойки.

– Там никого нет!

– Как нет? Врешь, болван! Я же вижу! – взревел Малюта.

Таня поняла, что продолжать скрываться не имеет смысла. Опрокинув столик, она вскочила. Вокруг шаткими настойчивыми тенями уже маячили вампиры. Малюта, Бум и бармен спешили к ней.

– Девчонка из магов в нашей славненькой вампирне! Как раз мой резус! – страстно прошипел Малюта.

Таня попыталась загородиться от него столиком, но тощий, на вид совсем бессильный вампир ударил по нему, и столик, отлетев, врезался в стену. Загремела посуда. Посыпались фотографические рамки и облупленные никелированные таблички с двусмысленным содержанием: «Почетному донору за добросовестный труд».

Таня метнулась к дверям, но около них, расставив руки, уже приплясывал жирный бармен. Синеватые губы бармена раздвигались. Из-под них, точно молодой бамбук, пробивались тонкие и острые вампирские клыки. Весь его вид определенно говорил, что скромный работник вампирни предпочитает свежатинку консервам.

Таня завизжала. Мысли хаотично запрыгали у нее в голове.

– Дымус коромыслус! – крикнула она, вскидывая перстень.

– О, нет! Терпеть не могу это заклинание! От него я становлюсь тусклым! – проскрипел перстень Феофила Гроттера.

– Дед, меня убьют!

– А, ну так и быть… В последний раз, – согласился перстень.

Полыхнула красная искра, и в следующий миг в вампирне было уже ничего не разглядеть. Густой, едкий, вонючий дым, в сто раз отвратительнее дыма от пригоревшей яичницы, наполнил помещение. Тут неизвестно кому еще пришлось хуже. Живые мертвецы не дышат, чего не скажешь о магах. Зажимая себе рот и ноздри рукой, со слезящимися глазами, Таня сумела все же проскочить мимо бармена и, толкнув дверь, выскочила наружу. Магия вуду пропустила ее, хотя на миг Тане и почудилось, что она слышит змеиное шипение.

Уже рассветало. Рекламные виселицы угрюмо раскачивались. Нежить копошилась в заиндевевших ямах и рытвинах, выбирая местечко поудобнее, чтобы залечь в спячку. С кладбища летела большая стая перекрашенных филинов, спешащих на съемки очередного фильма о Гурии Пуппере, где они удачно прикидывались совами.

Ванька и Баб-Ягун кинулись к Тане.

– Эй, ты вся в крови! Ты ранена? – встревоженно крикнул Ванька.

Таня провела рукой по щеке. Действительно, кровь! Ее лицо, ладони и одежда были залиты чем-то неприятно бурым, что, замерзая, сворачивалось и темнело. Она вспомнила, что, когда бежала сквозь дым, натолкнулась на стену, и на нее сверху что-то опрокинулось.

Дверь вампирни «Мадам Вамп» распахнулась, и оттуда вместе с клубами вонючего дыма вырвались Бум и Малюта Скуратофф. Таня поспешно оттащила Ваньку и Ягуна за угол. Петляя по переулкам и подворотням, они выбежали из города и вскоре уже продирались сквозь кустарник к высохшему колодцу, где остались их инструменты.

– Кто это был? От кого мы убегали? – запыхавшись, спросил Баб-Ягун.

– Вампиры… Кажется, все это как-то связано с Симоргом, Перуном и Велесом… Я не успела понять.

– Они тебя видели? Запомнили? – озабоченно спросил Ванька.

– Видели… да… Запомнили? Не знаю… Похоже, я интересовала их с другой точки зрения, – отдышавшись, сказала Таня. – Ну что встали как столбы? Кто-нибудь собирается отваливать эту колоду или девушка сама должна за всех вкалывать? Шевелитесь, проклятики!

Баб-Ягун и Ванька пораженно уставились на нее. Таня спохватилась, поймав себя на мысли, что все больше становится похожа на Гробыню. Точнее, на что-то среднее между Гробыней и Грызианой Припятской. Это говорило только об одном – она все больше вживалась в свою роль, становясь по-настоящему темной. Эх, если бы поймать тот самый момент, когда ты – как будто ни с того ни с сего – начинаешь становиться хуже. Вначале медленно, толчками, еле-еле, потом все ускоряешься и наконец с увлечением, со свистом ветра в ушах мчишься вниз по обледенелой горке деградации.

– Ну дела, мамочка моя бабуся! Ванька, бери с той стороны… И-раз! Навались! – засуетился Ягун, бегая вокруг колоды и делая все возможное, чтобы «навалился» как раз Ванька. Сам же Ягун предпочитал остаться диспетчером-распорядителем.

Внезапно из-под колоды донеслось утробное урчание. Ванька и Ягун отскочили, на всякий случай вскинув кольца. Колода отвалилась, поддавшись чьему-то напору, и из колодца выглянул раздувшийся фиолетовый мертвяк с головой громадной, как котел, и белыми, точно вареными, зрачками. Он выбрался наружу и грузно уселся на край колоды. На щеках у него плясали зеленые узоры разложения.

Ребята отступили. Пока мертвяк был здесь, они не могли спуститься за инструментами, а сидеть на колоде мертвяк мог сколько угодно. У мертвяков не бывает срочных дел. Они уже всюду успели.

Вареные глаза пристально уставились на них.

– Признавайтесь, кто такие? Упыри, злыдни, анчутки, нечистики? Али из живых кто? – потребовал мертвяк, разлепив пальцем зеленые губы.