Нашествие хазар (в 2х книгах) - Владимир Афиногенов

Иначе дело обстояло в византийском флоте: вся добыча шла императору, на содержание флота население приморских областей платило подозрительную «подымную подать». Платило её неохотно, под нажимом, и порою греки-матросы и велиты, находящиеся на борту, по нескольку месяцев не получали жалованья. У арабов же каждый на корабле кроме денежного содержания наделялся ещё земельными участками на берегу.

Христодула морскому делу обучал старый лоцман Сулейман ал-Махри, который хорошо знал греческий. Аббас лично посвятил лоцмана в тайну, на карабе знали, кто такой Христодул, двое — амир албахр[93] и Сулейман. Для всего экипажа грек был всего-навсего человек, которого соотечественники преследовали за то, что он принял мусульманскую веру, поэтому в обязанности лоцмана входило обучение Христодула Корану, из которого он зачитывал целые суры[94], тут же переводя арабский текст на греческий.

Особенно с удовольствием знакомил с теми местами из священной книги, которые касались непосредственно морского дела или были посвящены кораблям.

Вот и сейчас лучники в башне слышат, как Сулейман, сидя с Христодулом на скатанной в кольцо верёвке, читает вначале по-арабски, потом перелагает стихи на греческий. Христодул тщательно внимает лоцману, шмыгая длинным и толстым носом, положив худые, загорелые до черноты руки себе на колени. Иногда он озирается по сторонам, как бы опасаясь, что кто-то может пустить в него стрелу или метнуть кинжал, — и это уже стало его привычкой с того дня, как он провёл арабский отряд по водостоку в крепость Кастродживанни. Сулейман произносит:

— «В Его власти корабли с поднятыми парусами, плавающие в море, как горы. — Лоцман смотрит пронизывающе в слегка выпуклые глаза грека, в которых, казалось, навечно поселился страх. — Когда волна накроет их, как сень какая, тогда они (гази) призывают Бога, обещая искреннее служение Ему; но когда Он даёт им выйти на сушу, тогда некоторые из них остаются нерешительными…»

Когда Христодула, захваченного в плен, привели в цепях к Аббасу, ему предложили или смерть в страшных муках или предательство. Грек выбрал последнее.

Со склона горы была хорошо видна неприступная крепость Кастродживанни с сотнями бойниц, за которыми стояли с луками тысячи велитов, с двумя рвами, наполненными водой, опоясавшими тройные стены. Взять её в лоб — дело безнадёжное, тут ещё можно что-то сделать только хитростью.

Стояла зима, в горах выпал снег, и византийцы не думали, что арабы в это время года решатся на штурм, поэтому охрану крепости несла всего лишь половина гарнизона. Это тоже было на руку мусульманам.

В тёмную ночь на 24 января пленный грек повёл арабов через водосток в крепость. Перебив стражу, вошедшие открыли ворота. Большая часть отряда во главе с Аббасом ворвалась в Кастродживанни, захватив громадные богатства и огромное количество пленных. В качестве подарка многие пленные тут же были отправлены к далёкому аббасидскому халифу Мутаввакилу…

Сулейман продолжал читать из Корана:

— «Он (Бог) поставил звезды для вас…»

Христодул ту зловещую тёмную зимнюю ночь помнил без звёзд: не до звёзд ему было тогда, главное — проделать незамеченными путь, указанный водостоком, никем не охраняемым. А то, что он не охраняем, грек знал точно.

После взятия крепости Аббас зарезал много византийцев, и их кровь оставалась на совести Христодула; умирая, они предавали проклятью предателя… И призывали оставшихся в живых узнать его имя, отыскать и казнить…

— «Когда постигнет вас бедствие на море, тогда кроме Его не остаётся при вас никого из тех, к которым взываете вы. И когда мы дарим вам спастись на сушу, вы уклоняетесь от нас. Ужели не опасаетесь, что Он может повелеть берегу суши поглотить вас? — читал Сулейман ал-Махри, и слова его, как раскалённые иглы, впивались в мозг Христодула. — Ужели не опасаетесь, что Он во второй раз может воротить вас в море, послать на вас буйный ветр?…» И когда волны, поднятые этим ветром, будут носить корабль в ночи, то верное направление можно отыскать только по звёздам, — продолжал лоцман. — Хорошо видимые даже в непогоду — это звезды Алараф, Алголь, Альтебаран, Денеб, Кохаб, Хамал… А вот смотри — ещё компас, магнит, на который полагаются, и единственно, с коим наше рукомесло совершенно, ибо он есть указчик на обе макушки[95], то сей — извлечение Давидово, мир ему; это тот камень, коим Давид сразил Голиафа… Магнит притягивает только железо, ещё магнит — предмет, что привлекает к себе. Сказывали, семеро небес со землёю подвешены через магнит всемогущества Аллаха.

Мы, мусульмане, искусные мореходы, необходимость иметь хорошо оснащённый флот почувствовали ещё в первые годы хиджры[96], когда Мухаммед предлагал правителю Эфиопии принять ислам, но не имел военных кораблей, чтобы заставить его это сделать. Но уже вскоре после смерти основателя ислама в 636 году наш флот был настолько силен, что некоторые корабли достигли берегов далёкой Индии.

Ты, грек, как только на горизонте появятся неприятельские суда, увидишь наши акаты с тремя мачтами, которые могут бегать на парусах при любом ветре… Их выведут из укрытия, и, построившись в боевую линию в виде полумесяца, они ринутся навстречу врагу и начнут охватывать его железным кольцом… Удар их будет беспощадным!

Вот так, Христодул… А вечером, когда зажгутся маяки, я расскажут тебе о них.

Вот уже которую ночь и который день в Средиземном море стояло затишье. Гребцы-невольники измучились от жары и адской работы, некоторые падали в тяжёлый обморок; их окатывали забортной водой, но они и тогда не приходили в сознание. Тогда снимали с них кандалы, и рабов заменяли велитами, которые гребли до тех пор, пока те вконец не очухивались.

Днём жарило так, что море казалось белым и на горизонте сверкала яркая полоса, отчего у вперёдсмотрящего в мачтовой корзине воспалялись глаза. В каюте невозможно было находиться, потому что по переборкам текла смола и стоял удушливый древесный запах. Василий-македонянин выходил на палубу, шёл к носовой части корабля, забирался в башню к лучникам и подолгу неподвижно смотрел вдаль… Хеландия, на которой находились командующий флотом патриций Кондомит и Василий, скорее напоминала дромону, — она была длиннее и шире, чем остальные, вместо медных труб для метания огня на корме и в носу сделаны башни для лучников; и две мачты, на которые в ветреную погоду натягивали квадратные паруса, позволяли ей развивать по сравнению с одномачтовыми хеландиями приличную скорость. На флагманском судне, в общем-то, в медных трубах необходимость отпадала: оно, как правило, во время боя не ввязывалось в драку, его охраняли несколько хеландий, а для защиты командующего — друнгария, руководящего сражением с палубы, — лучше иметь лучников.

Сверху Василий увидел, как в дверях каюты появился в одной лишь набедренной повязке Константин Кондомит, худой, с длинной, тонкой шеей и маленькой головой, с красным облупленным носом, подозвал капитана корабля и, изобразив яростное лицо, отчего у него округлились глаза, сделал ему какое-то замечание.

Сейчас патриций напомнил македонянину сердитого гусака, который, когда ещё Василий жил в деревне, очень досаждал и ему, и прохожим, и скотине — щипал всех без разбору. Василий пас домашнюю птицу, и для неё этот гусак был сущим наказанием, он разгонял уток и кур, гусыни шарахались от него, как от чумного. Потом подолгу приходилось собирать всех в кучу. И однажды, разозлившись, Василий поймал гусака, зажал его шею между косяком и дверью сарая и удавил… Вот уж попало ему от матери!

— Живоглот! — кричала она. — А ещё будущий император… Неужели ты, и на троне сидя, будешь таким живодёром?!

Василий покорно сносил её хулу и еле сдерживался от распираемого его изнутри смеха. Надо же, вдолбила мамаша в голову, что её сын обязательно станет василевсом… вначале над ней тоже смеялись все жители македонской деревни: рехнулась, мол, женщина, оставшись без мужа… Тяжело с девятью детьми, вот она и напридумывала черт знает что… И предупреждали: «Смотри, как бы на вашу семью, а особенно на сына Василия, беда не свалилась! Шпионов полно — донесут!»

Но потом как-то поутихли, когда странница, узнав от матери Василия её сны и видения, подтвердила, что гусиного пастуха действительно ожидает необыкновенное будущее.

Когда Василий, будучи ребёнком, в один из прекрасных дней заснул в поле, мать видела, как над ним реял орёл и сенью своих крыл охранял покой младенца. А самой ей приснилось, что из её груди выросло золотое дерево, покрытое золотыми листьями и плодами, стало вдруг огромным и тенью своей кроны укрыло весь дом. В другой же раз, тоже во сне, явился перед ней святой Илия Фесвийский в образе старца с белой бородой, с вырывавшимся из уст пламенем, и, как пророк, объявил матери о высокой судьбе её сына…