Лучшие страхи года - Эллен Датлоу

Свадьба состоялась в самый жаркий день года. Но небо было голубым, пиво холодным, а Рич смотрел на Лору так, словно она была его солнышком. Во время танца Лора умудрилась порвать себе подол платья и отправилась искать маму. Она нашла ее в ванной, и мама там разговаривала со своей старой подругой.

— Рич сказал, что они купили трейлер здесь, в Лощине, — произнесла женщина, которая когда-то очень давно помогала маме нянчить Лору.

— Здесь хорошее место, — ответила мама.

Лора прижалась к двери.

— Это неправильно, Мисси. Нельзя приводить в Лощину новых людей, а тем более такого шалопая, как Рич. Почему ты не прогнала ее?

Лора затаила дыхание.

— Она — все, что у меня есть, — после недолгой паузы ответила мама. — Я не могу ее прогнать.

— Ой, Мисси, разве можно поступать так с хорошей девочкой? Ты же знаешь, что творится в Лощине и почему нам приходится прогонять наших дочерей. Уж я-то знаю. Или тебя выгонят, или заберут.

— Или ты проживешь в Лощине долгую и счастливую жизнь, как вышло у нас с Бобби, — фыркнула мама. — Может, именно этого я и хочу для своей дочки. Такая мысль тебе в голову не приходила? К тому же если и дальше отсылать отсюда девчонок, то тут и семей не останется, а тем, кто остался, станет еще тяжелее. Ты считаешь, что делаешь лучше всей Лощине, но на самом деле думаешь только о себе.

— Не об этом речь. Причина-то другая. Есть вещи, о которых девушка должна знать, если она собирается рожать здесь детей. Ты думаешь, она сможет это вынести? Я не могу, а я в два раза ее старше. Дело того не стоит.

— Она все, что у меня есть.

Лорина няня вздохнула:

— Ну что ж. Храни Господь вас обеих.

Лора подождала немного, а потом хлопнула дверью, как будто только что ее открыла.

— Мама! — крикнула она. — Мне нужно помочь зашить платье.

— Сейчас подойду, — ответила мать.

«Дело того не стоит». Лора произнесла это вслух, но слова казались ей пустыми. Об этом так легко забыть, когда на тебя сваливаются материальные и нематериальные дары. Ни у одной женщины в Лощине никогда не было выкидыша. Ни одно растение не засохло на корню, ни один дом не сгорел в пожаре, никому никогда не пришлось голодать. Стоит только взглянуть на внешний мир, где никто не уверен в своем будущем, и мысль о том, что жизнь Кайла — не такая уж и неподъемная цена, может показаться простительной.

По крайней мере, Лора надеялась, что это можно простить.

Что сказал ей человек из профсоюза, когда она уходила в отпуск перед рождением Тоби?

— Условия контрактов нужно пересматривать, — заявил он, и это относилось не только к ее контракту.

Впрочем, в то время Лоре было не до того, она была на девятом месяце, и, по словам ее подруги Чарлин, мозги у нее тоже были «беременные». В то время все казалось ей очень простым — дал слово, держи, — но это было до возвращения Рича.

Бывают же неудачные сделки. И даже если они неудачные, ты ничего не можешь сделать, кроме как платить по счетам и надеяться на лучшее.

Единственный случай, когда хоть кто-то мог сказать об этом вслух, произошел после смерти матери (никаких Джентльменов, всего лишь три пачки «Мальборо» ежедневно на протяжении двадцати лет). Тогда на городском собрании выступил юрист в мятом синем костюме, и ему удалось созвать почти всех жителей Лощины, пообещав им бесплатное барбекю. Он показывал схемы и диаграммы и возбужденно говорил о статистике заболеваемости и о фабрике чуть дальше по шоссе. И наконец, после получасового молчания горожан, он предложил им подать коллективный иск.

Священник, выступивший от лица общины, кивнул, улыбнулся и проводил юриста до двери.

— Судебный иск нам не поможет, — сказал он, — даже если мы знаем, кого винить.

Сразу после того как он закрыл дверь, кто-нибудь мог бы заговорить, нарушить это давящее молчание и назвать виновных вслух. Но юрист уехал, а никто не издал ни звука, и священник лишь пожал плечами и вздохнул.

Рич ушел на войну. Рич вернулся. Лора написала ему о рождении Тоби, и ее сердце снова запело, когда она увидела его улыбку. Но Рич смотрел в окна затравленным взглядом, и преследовали его не только призраки войны. Он больше не мог водить машину, потому что через каждые несколько миль ему приходилось останавливаться и отдыхать, опустив голову на руль. Так что отныне он был привязан к Лощине, и Лощина поглотила его.

В апреле после весеннего посещения Джентльменов (которое, как позже объявил Эшли Ирвин, состоялось через шесть с половиной месяцев после предыдущего) они с Ричем поссорились. Вряд ли это можно было назвать настоящим скандалом: Лора уронила стакан, а Рич вбежал в кухню так быстро, что чуть не сбил Тоби с ног. Он наорал на нее, она наорала в ответ, оба испугались и разозлились друг на друга за этот испуг, и Лора даже не поняла, что получила пощечину, пока ее щеку вдруг не обожгло огнем. Она прижала ладонь к лицу, все еще не веря в случившееся. Рич уставился на нее, как будто у нее выросли рога, а потом повернулся и выбежал прочь из дома, не обращая внимания на вопли Тоби.

Лора не пошла его искать, хотя он не вернулся ни к ужину, ни к рассвету. В тот вечер она уложила детей позже обычного и утром, услышав стук двери, не стала вставать.

Когда она наконец вышла из спальни, Рич сидел за кухонным столом и разглядывал свои ладони. Лора уселась напротив, и через некоторое время он заговорил.

— Меня предупреждали, что вернуться сюда будет трудно, — сказал он и на этот раз не отдернулся, когда Лора взяла его за руки. — И мне казалось, что все хорошо, но потом… Здесь что-то есть, и я как будто вижу то, что мне нельзя видеть, и становится все хуже и хуже. Как будто кто-то тычет пальцем в мою голову. — Он посмотрел в окно, словно боялся, что за ним следят.

Лора промолчала, но подумала о том, каким умным ей казался Рич, когда они учились в школе, как быстро он замечал то, на что она не обращала внимания, и что ей сразу следовало знать — он не изменится.

— Давай уедем, — предложил Рич и поцеловал ее пальцы. — Я пока сам не знаю куда, но первое время мы можем пожить у моих предков.

Лора высвободила руки, встала и подошла к окну.

— Здесь мой дом, — ответила она.

Глаза Рича расширились, и в них мелькнула боль.

— Я знаю, детка, но это нехорошее место. Нам нужно бежать отсюда.

«Уж я-то знаю. Или тебя выгонят, или заберут».

— То есть, — сказала Лора, — или я уезжаю с тобой, или ты уезжаешь один.

— Что? Нет, я не то хотел…

— Я знаю. — Она повернулась к нему с улыбкой, смаргивая слезы. — Я прогоняю тебя, Рич. Я изгоняю тебя из своей жизни. И из Лощины.

Развод дался им нелегко — но чего еще было ждать, когда они оба любили друг друга. Рич звонил ей и оставлял сообщения, злился, плакал и умолял, и Лора прослушивала их все, обхватив себя руками с такой силой, что к концу сообщения на коже выступали синяки. Тоби стал больше капризничать, а Дженни повадилась по ночам забираться в ее постель.

Но Рич стал свободен. Рич вырвался, и она никогда, никогда не отдаст его им. Даже если ночами она будет просыпаться и плакать над пустой половиной кровати. Даже если ей снова придется наблюдать за жизнью со стороны.

Огни перестали мерцать, и шепот утих. И теперь, отрицать уже было нельзя, ей предстояло увидеть, как Джентльмены приближаются к ее дому. «Я пыталась, пыталась, — подумала Лора. — Я могла бы отослать детей, могла бы…»

Но что бы изменилось? Женщины старшего поколения, такие, как Лорина няня, отсылали своих детей из города. А потом умирали в одиночестве и забвении, потому что так отчаянно стремились разорвать связь между Лощиной и теми, кого любили, что заодно разрывали и нить своей жизни. Но и этого было мало.

Лора в набитой битком машине, с детьми на заднем сиденье, смогла доехать только до городской черты, а потом силы ее оставили, и она обнаружила, что не может сдвинуться с места. Она даже подумывала о том, чтобы огородить дом солью и железом, как сделала одна женщина в 2009 году, но через пару месяцев в доме взорвался газ, и вся семья погибла. Джентльмены забрали свое. Ты вверяешь им свою жизнь, а в ответ позволяешь ее забрать.

Эта сделка была заключена давным-давно, в те времена, когда Лощина только появилась. А условия сделки приходится выполнять.

Зазвучала слабая мелодия, пробежала дрожью по оконным стеклам и передалась кончикам пальцев. Первым побуждением Лоры было ее описать, и она задумалась о звуках флейты, криках совы и плачущей горлицы, прежде чем услышала в ней зов.

«Все правильно, — сказал ей голос. — Дети умирают, и если одному из них придется умереть, кто сможет сделать выбор, как не мать?» Лора выпрямилась на диване, зная, что выглядит сейчас в точности как ее мама, а потом поднялась на ноги.

Она бесшумно вошла в спальню и посмотрела на детей. «Тоби, — думала она, — он слишком маленький, чтоб понимать, что такое болезнь. Нет, Дженни, потому что она хоть сколько-то, но прожила. Нет…»