Морской лорд. Том 3 - Александр Чернобровкин

– Город и деревни, – напомнил ему один из рыцарей.

– Ах, да! – спохватился комендант. – Горожане готовы заплатить, чтобы не грабили их и окружающие деревни.

– Сколько? – поинтересовался я.

– По шиллингу с человека, – ответил комендант. – Получится около пятидесяти фунтов.

– Ровно сто фунтов – и я не трону ни город, ни деревни, – потребовал я. – Правда, мы уже ограбили несколько.

– Да знаем! – вздохнув, произнес комендант. – Сейчас поговорю с горожанами. Думаю, наскребут сотню.

Жители Бридпорта согласились заплатить сто фунтов серебра. До наступления темноты они собрали деньги. Комендант отдал их мне, выехав из города вместе с семьей, состоявшей из старухи-жены и великовозрастного сына с непропорционально большой головой и счастливой улыбкой на нетронутом интеллектом лице. Дебил он или даун – не знаю, потому что понятия не имею, чем они отличаются. Люди двенадцатого века тоже не делили их, обозначая всех одним словом «блаженный» и относясь к ним довольно терпимо. Одного или двух всегда можно увидеть на паперти любой церкви. Я сразу вспомнил советские времена, когда на каждом судне загранплавания обязательно был помощник капитана по политической работе, о котором моряки говорили: «Судно без помполита – что деревня без дурачка». Следом за комендантом уехали в свои маноры и два рыцаря с семьями. У каждого было по восемь детей. Манор достанется старшему сыну. Девочек, может быть, выдадут замуж за рыцарей или богатых горожан, а младшие сыновья пополнят ряды нищих рыцарей, готовых служить любому, или, если научатся хотя бы читать, подадутся в попы или монахи. В город мы не стали заходить, чтобы у моих солдат не было соблазнов. Забрав полагающуюся мне треть, поделил между ними полученные деньги. Лучникам досталось по два шиллинга и несколько пенни, оруженосцам – меньше в два раза, сержантам – больше в полтора, а рыцарям – больше в три раза. Получается, что мы проехались сюда, чтобы получить премиальные в придачу к плате, которая нам идет от графа Честерского.

Я отправил гонца к принцу Генриху, и через четыре дня в Бридпорт прибыл новый гарнизон из двух десятков пехотинцев под командованием рыцаря, такого же старого и с такими же красно-синими прожилками на носу. У меня появилось подозрение, что именно из-за этих прожилок рыцарей и назначали комендантами.

Мы вернулись в Бристоль, где проторчали без дела около двух недель. На том моя служба и закончилась. Почти весь свой отряд я отправил домой, а сам с десятком сержантов проехался по своим манорам в Беркшире. В последние два года их не грабили, поэтому деревни начали восстанавливаться. Я и им помог скотом и зерном и объяснил, что надо говорить, если приедут люди Евстахия, старшего королевского сына, чтобы деревню не тронули. По дошедшим в Бристоль сведениям, король Стефан отправил в Глостершир своего сына с большим отрядом наказать Генриха Плантагенета. Мол, противник настолько несерьезен, что королю самому стыдно с таким сражаться.

Меня их разборки в этом году больше не касались, поэтому сразу поехал в замок Беркет. Там занялся улучшением своих владений. У меня появилась мысль построить паром и наладить сообщение между берегами устья реки Мерси. Тогда через Беркенхед и Ливерпуль пойдут торговые караваны в Ланкашир, Шотландию и обратно. Сейчас купцам надо делать большой крюк, чтобы пересечь реку по броду, расположенному намного выше по течению реки. В придачу земли там заселены слабо, поэтому частенько пошаливают разбойники. Во время войны их развелось немало. Некоторые рыцари, пользуясь отсутствием крепкой власти, сбиваются в банды и орудуют на лесных дорогах. На моих землях бандитов нет, граблю только я один, и дорога, благодаря парому, станет короче, как минимум, на день. Я сделал чертеж парома. Сделал его плоскодонным, чтобы ровно садился на мель при отливе, и с маленькой осадкой, чтобы легче справлялся с течением, облегчил судовой набор, потому что с волнами ему не придется бороться, оснастил прямым парусом, который лучше косого при преобладающих в этой местности западных ветрах. Курсировать паром ведь будет по направлению юг-север, круто к ветру ходить не придется. Оснастил и веслами, по десять с каждого борта. Штатных гребцов будет в два раза меньше, на остальные весла можно пассажиров посадить, если захотят перебраться побыстрее. За одну ходку паром сможет перевезти шесть запряженных волами арб, или около полусотни всадников, или сотню пехотинцев. Я нанял старого знакомого Тони, который когда-то вместе с отцом переделывал для меня баркас. За эти годы он вырос в толкового кораблестроителя. Отдал ему чертеж, объяснил, что к чему, заплатил аванс. Договорились, что к весне паром будет готов.

В начале октября, взяв на борт рыцарей, пожелавших отправиться в Португалию, их лошадей, у кого были, Умфру и Джона и полсотни валлийцев, снялся в рейс. В проливе Святого Георга заметили два ирландских судна, но оба успели убежать под берег. Был отлив, и я не захотел терять на них время. Бискайский залив проскочили при свежем северо-восточном ветре и не очень высокой волне. В итоге на пятые сутки вошли в бухту Мар-да-Палья. Стаи перелетных птиц взлетали при нашем приближении и приветствовали нас громкими криками. У меня появилось впечатление, что вернулся домой.

21

Грунтовая дорога, утрамбованная колесами, копытами и ногами, пролегает по холмам, поросшим внизу густым зеленым кустарником, а вверху – стройными соснами. Мы движемся на восток, в сторону Бадахоса. Впереди скачут полсотни бывших альмогаваров, превратившихся в кавалейру, но по-прежнему выполнявших обязанности разведчиков. За ними следует сотня бывших валлийских крестьян, тоже превратившихся в кавалейру, но так и оставшихся лучниками. Затем, в сопровождении Умфры, Джона, Нудда, Риса, Ллейшона, Карима, Марка и Блашку, скачу я на арабском иноходце. Следом оруженосцы ведут на поводу наших боевых коней. За ними едет обоз и шагают лучники, пока не ставшие кавалейру. Замыкают колонну бывшие бедные брабантские, а теперь состоятельные португальские фидалгу и бывшие брабантские пехотинцы, тоже превратившиеся в кавалейру, но все еще воюющие в пешем строю. В Португалии любой, у кого есть конь, оружие и желание воевать, становится рыцарем. Выживет в бою, не струсит – станет богатым рыцарем. Осберн и остальные бывшие наши пленники скачут вместе с брабантцами. Я дал им в долг отнятые у них доспехи и оружие и по верховой лошади. После похода рассчитаемся. Если выживут в бою.

С час назад мы миновали Эстремос. Горожане смотрели на нас с крепостных стен и, наверное, благодарили бога, что мы направляемся дальше. В башне над северными воротами стоял алькальд, тот самый, из сакалиба. Видимо, ему простили захват города неверными. Наверное, наш разгром погони произвел впечатление на принимавшего решение о судьбе алькальда.