Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945 - Хайнц Кноке

Посмотрел на часы. Возможно, через 45 минут я снова поднимусь к бомбардировщикам. Может, мне удастся добраться до толстопузого янки…

Небо все еще перечеркнуто полосами следов выхлопа, свидетельствующими об ожесточенной схватке. Неожиданно мой ведомый свернул в сторону и исчез в облаках. Что за черт?..

Я мгновенно обернулся и инстинктивно пригнул голову. «Тандерболт» висел на моем хвосте, за ним еще семь. Они одновременно открыли огонь, изрешетив мою машину. Мое правое крыло загорелось.

Я нырнул в облака. Впереди мелькнула тень — это «тандерболт». Я пустил очередь. Его хвост вспыхнул.

Я уже вижу землю. Открыв люк, я приготовился прыгать. Очередь прошла прямо над моим ухом и отозвалась несколькими тяжелыми ударами по моему пылающему самолету. Снова «тандерболт», в 30 метрах позади меня.

Проклятие! Я попаду под его пропеллер, если прыгну сейчас. Я пригнулся в кресле как можно ниже, стараясь не высовываться за броневой лист за моей спиной. Крылья и фюзеляж изрешечены очередями. У моей правой ноги зияет большая дыра. Пламя подбирается все ближе: я чувствую жар.

Удар! Приборная доска разбилась вдребезги перед моим лицом. Что-то попало мне в голову. Мой двигатель замолчал — кончилось топливо.

Что же делать?

Скорость, конечно, быстро падает. Это помешало моему противнику попасть в меня, и он оказался передо мной. Всего на несколько секунд он показался в моем прицеле — это шанс забрать его вместе со мной! Я нажал на гашетки. Меня колотило от напряжения. Только бы попасть!

Мой залп попал прямо в цель, в центр его фюзеляжа. Самолет метнулся вверх, оставляя за собой полосу дыма, его охватило пламя. Открылся люк, и летчик прыгнул.

Земля несется мне навстречу. Прыгать уже поздно. Я над каким-то полем. Пламя обжигает мне лицо. С глухим ударом я врезался в землю. В воздух взметнулись комья земли и тучи пыли. Машину занесло, она оказалась глубоко в земле, как в могиле. Я прикрыл лицо рукой и уперся ногами. Все произошло стремительно. Страшный удар в голову. «Это конец!» — такой была моя последняя мысль перед тем, как потерял сознание.

Не помню, как выполз из-под горящих обломков. Я не мог связно мыслить, меня полностью сковала эта ужасная боль в голове. Помнил, как рядом со мной свистели пули, когда взорвались боеприпасы. Я пошатнулся и упал, но снова поднялся. Единственной мыслью было успеть уйти подальше, пока самолет не взорвался. Его поглотил огонь — яркое пламя на фоне черного дыма.

В нескольких сотнях метров горят обломки другого самолета. Сквозь туман в голове я понял, что это мой янки. Только бы боль в голове утихла! Я обхватил голову руками и опустился на колени. Все кружилось у меня перед глазами. Меня безостановочно тошнило, пока не вывернуло зеленой жидкостью.

В конце концов я скатился в неглубокую канаву и снова потерял сознание. Кажется, я уже…

Когда я снова пришел в сознание, заметил человека, стоящего неподвижно и смотрящего на меня. Это был молодой, стройный мужчина. Американец!

Я попытался сесть на край ямы. Долговязый янки сел рядом со мной. Вначале мы молчали. Все, что я мог сделать, — упереться локтями в колени и обхватить голову, разламывающуюся от боли. Он предложил мне сигарету. Я поблагодарил его, отказался и в свою очередь предложил ему свои сигареты. Он тоже отказался, мы закурили каждый свою сигарету.

— Вы летели на «мессершмитте»?

Я подтвердил на своем ужасном английском.

— Вы ранены?

— Кажется, да.

— На вашем затылке кровь.

Я чувствовал это и сам. Янки продолжал:

— Как же вы сбили меня?

Я посмотрел на него искоса.

— Не понимаю, как вы смогли! Ваш самолет пылал точно факел!

— Я не знаю.

Высокий американец рассказал, как он заметил меня над облаками и погнался за мной вместе с товарищами.

— Мы считали, что нам очень повезло, — добавил он.

Я в свою очередь спросил:

— Почему вы оказались впереди, когда мой двигатель остановился?

— У меня была слишком большая скорость. Кроме того, я не мог предположить, что вы сможете стрелять.

— Это было вашей ошибкой.

Он усмехнулся:

— Думаю, я не первый, кого вы сбили?

— Нет, вы — мой двадцать шестой.

Американец рассказал, что он сбил 17 немцев. Через несколько дней он собирался домой. Он заметил кольцо на моем пальце и спросил, женат ли я.

— Да, у меня двое маленьких детей. — Я показал ему фотографию Лило и Ингрид.

— Очень милые, — заметил он, кивнув, — правда, очень милые.

Я был рад, что мои девочки ему понравились.

Он тоже женат. Теперь его жена будет напрасно ждать его. Он нервно спросил, что будет с ним.

Я сказал, что его направят в специальный лагерь для пленных американских летчиков.

— Вы офицер?

— Да, капитан.

— В таком случае вас отправят в лагерь для офицеров. С вами будут обходиться хорошо. Мы обходимся с нашими пленными так же хорошо, как и вы со своими.

Мы дружески поболтали около получаса. Кажется, он славный парень. Между нами не было никакой вражды, даже намека на это. У нас слишком много общего. Мы оба — летчики, и мы оба только что едва спаслись от смерти.

Внезапно нас окружили солдаты с автоматами.

— Уберите ваши пушки, болваны! — прикрикнул я на них.

На дороге нас ждал грузовик. Шестеро американцев уже сидели там. Лица их были мрачны. Мой капитан и я сели рядом с ними. Несмотря на мучительную боль, я попытался подбодрить их, рассказал несколько анекдотов.

На дороге мы подобрали еще нескольких американцев, которые были сбиты. Один из них серьезно ранен в ногу. Я видел, как солдаты бережно положили его в машину.

Мы приехали на аэродром Брунсвик в Бройтцуме. Там я попрощался со своими попутчиками, и мы пожали друг другу руки.

— Удачи!

— Всего наилучшего! — говорил каждый на своем языке.

Через час прилетел Барран и забрал меня в Арадо. В эскадрилье потерь не было. Я — единственный, которого сбили.

Позднее, в штабе, я снова потерял сознание. Меня отнесли в мою квартиру, у меня сильно поднялась температура. Ночью меня отвезли в госпиталь.

Прошло несколько страшных недель. Врачи определили перелом основания черепа. Я перенес кровоизлияние в череп и получил некоторые нервные расстройства. Несколько дней я не мог произнести ни слова. Даже сейчас моя речь не восстановилась полностью. Пострадала память, я до сих пор очень легко возбуждаюсь. Меня даже хотели отправить в психиатрическую лечебницу. Я отказался — это могло действительно свести меня с ума.

Несколько дней назад союзники высадились в Нормандии. Моя эскадрилья направлена туда под командованием моего старого товарища, капитана Крупински.