Мама, я люблю тебя - Уильям Сароян

Мой отец поглядел на меня, а я — на него, а потом, вместо того чтобы броситься к нему, я подошла спокойно и стала рядом, и он взял меня за руку. Он сказал, что ему пора идти, и я сказала, что хочу пойти вместе с ним. Тут Мама Девочка будто с ума сошла. Она схватила меня и потащила от него прочь, и закричала на него, и ударила мячом об пол — но ничего не произошло. И весь второй акт я ни за что не хотела ударить мячом об пол, потому что не хотела, чтобы отец ушел, и под конец он встал на колени и, глядя на меня, стал тихо-тихо говорить со мной, а потом поднялся на ноги, взял мяч и сам ударил им об пол, и все снова стало как было, — а он ушел и унес мяч с собой.

Теперь аплодировали даже громче, чем после первого акта, и все за кулисами ликовали.

В последнем акте мы с мистером Мунго пробовали разными способами вызвать Роз, но, сколько ни старались, ничего у нас не получилось. Мистер Мунго почувствовал себя плохо и прилег. Миссис Коул пришла составить ему компанию и просить, чтобы он, как серьезный мужчина семидесяти семи лет, скорее выздоравливал и стал ее мужем, но мистер Мунго говорил такое, чего она даже не могла понять, не могла даже, когда он говорил о ее муже, с которым они были друзьями, и она тоже поговорила о его жене, а потом пошла домой. Мы с мистером Мунго попробовали еще вызвать Роз, но у нас ничего не вышло, и он дал мне полдоллара, чтобы я пошла и купила новый мяч, такой же, какой унес с собой мой отец.

А пока меня не было, в гости к мистеру Мунго пришел человек, пришел по-настоящему: постучался и вошел, как вошел бы кто угодно, только он был — никто. Он был славный, и он сказал мистеру Мунго, что пора ему повернуться и заснуть, но мистер Мунго сказал, что ему нужно еще немного, совсем немного времени, потому что его внучка должна ему кое-что принести, кое-что для него очень важное, и человек сказал: ну хорошо, — и ушел. Когда я вернулась с новым мячом, таким же, как тот, что у меня был, только новым, мистер Мунго взял его, оглядел и подумал немного, а потом протянул его мне обратно и попросил, чтобы я сама ударила им, и я так и сделала, но ничего не изменилось, и у нас обоих стало очень тяжело на душе. И тогда снова постучал тот человек, и мистер Мунго повернулся и поглядел на дверь, а потом крикнул тому человеку, чтобы он входил, и человек вошел, медленно-медленно. Он улыбнулся мне, а потом мистеру Мунго, и он взял мяч и начал бить им об пол, и наконец посмотрел на мистера Мунго и сказал: уже пора, но мистер Мунго сказал, что ему страшно. Ему нужно было, чтобы с ним был кто-то из его жизни, чтобы с ним была любовь его детства, Роз.

— Ну хорошо, — сказал человек и снова ударил ладонью по мячу, и на этот раз получилось. Все изменилось, и Роз снова была здесь. Мистер Мунго приподнялся и сел, и она подошла к нему и взяла его за руку.

— Пошли? — спросил человек.

Мистер Мунго встал и попрощался, и они ушли все втроем.

Откуда-то издалека тот человек бросил мяч назад, в комнату, и как только мяч ударился об пол, все начало становиться прежним. Я поймала мяч и начала бить по нему ладонью, чтобы все осталось, как было, но это не помогло. Наступила темнота, а через минуту все вокруг стало как всегда, и в углу, на кушетке, лежал, повернувшись лицом к стене, мистер Мунго. Я подошла к нему, но он не повернулся. Я стала трясти его и попробовала повернуть сама, но не смогла. Вошла Мама Девочка. Она взглянула на меня, а потом — на мистера Мунго, а потом села так, будто не села, а упала.

— Твой дедушка умер, — сказала она.

Мы не плакали, мы просто сидели у маленького столика и глядели друг на друга. А потом Мама Девочка получила возможность показать, какая она актриса. Она послала меня за миссис Коул, и пока меня не было, взяла мяч и ударила им, и на этот раз ничего не изменилось. Уже наступила ночь, и в комнате было темно, и тут вернулся мистер Мунго, а за ним — его сын, и они стали разговаривать с Мамой Девочкой. Они хотели, чтобы Мама Девочка пошла с ними, но Мама Девочка сказала, что не пойдет. Она достала кредитную книжку и посмотрела, сколько денег у нее на счету, а потом начала пересчитывать те, которые были в кошельке, в чайнике и в копилке (она ее разбила), и, разговаривая, она пересчитала их все и начала укладывать в чемодан свои и мои вещи. И когда уложила все, подошла к ним обоим, повернула их и легонько вытолкнула за дверь, и они ушли.

Когда мы с миссис Коул вошли в комнату, там было очень темно, и миссис Коул включила свет, а потом подошла к мистеру Мунго, лежавшему на кушетке, и взяла его руку и не выпускала ее, а Мама Девочка сказала, что мы уезжаем. Она сказала, что зайдет в магазин похоронных принадлежностей на углу и заплатит за все и послезавтра мы с ней будем на похоронах, но сейчас — уезжаем. Она сказала, что миссис Коул может взять мебель себе, нам она больше не нужна. И мы ушли, и остались только мистер Мунго и миссис Коул. Она увидела на полу мяч и подняла его, и побежала за нами вслед, чтобы отдать его мне, но нас уже не было. Она вернулась в комнату, и мяч выпал у нее из рук, и когда он ударился об пол, все вокруг снова начало меняться, только теперь становилось так светло и прекрасно, как еще не было, и занавес опустился, и пьеса кончилась.

Кто-то потом говорил, что вызывали нас семнадцать раз. Три раза вызывали нас с Мамой Девочкой, и еще три — одну Маму Девочку, а потом кто-то начал кричать: «Автора, автора!» — и Майк Макклэтчи заставил Эмерсона Талли выйти к публике. Когда он вышел, все сразу перестали аплодировать, чтобы не мешать ему говорить. Эмерсон сказал:

— Это моя первая пьеса. Считаю, что мне очень повезло с исполнителями и зрителями. Большое вам спасибо.

И он убежал, и публика зааплодировала так громко, как еще не аплодировала никогда. Майк и Кэйт Крэншоу снова послали Эмерсона на сцену, теперь уже со всей труппой, и было еще несколько вызовов, и первый спектакль кончился.

Я, понятно, спектакля не видела и не знаю, как все выглядело, если смотреть из зала. Но мне понравилось, как играл оркестр Оскара Бейли, и как разговаривали друг с другом мистер Мунго и миссис Коул, и как танцевала и пела Агнес Хоган, игравшая Роз, и как сыграла свою роль Мама Девочка.

За кулисами происходило настоящее столпотворение — казалось, что туда пришли все, кто только был в театре. Когда мы зашли переодеться, Маму Девочку ждала гора телеграмм и комната была полна цветов, но Мама Девочка была слишком взволнованная, чтобы распечатать и прочитать телеграммы или посмотреть, кто прислал цветы.

— Вот и все, Лягушонок. Что ты скажешь о пьесе?

— Мне понравилась, но куда они уезжают?

— Кто именно?

— Ну, мать и дочь — когда они уходят.

— Они уезжают куда-то далеко — в другое место.

— И это все?

— Видишь ли, смысл здесь в том, что, несмотря ни на что, несмотря на всю неприглядность мира, в котором они живут, они не поддаются отчаянию, они борются.

Но тут в комнату валом повалил народ: мистер Мунго, миссис Коул и Агнес Хоган, а за ними Майк Макклэтчи и Эмерсон Талли, Оскар Бейли, Джо Трэпп и Хелен Гомес, а за ними Глэдис и Хобарт, Клара и Чарли — и стало как в сумасшедшем доме.

Но в конце концов мы оттуда вырвались и приехали на такси к Глэдис, и прием начался. Там были все кушанья и напитки, какие бывают на свете, но в основном шампанское и икра ведрами.

К середине ночи я устала от шума и гама и попросила Маму Девочку отвести меня в мою комнату. Мы поднялись в надстройку, и я легла, а Мама Девочка присела на кровать и сказала:

— Лягушонок, ты мой друг, мой единственный друг. Не думай, что я не понимаю, что ты для меня сделала.

— Ничего я не сделала, Мама Девочка.

— Все, абсолютно все. Я не знаю по-настоящему, нравится тебе пьеса или нет, но знаю, что всем обязана тебе.

— Пьеса мне нравится, — сказала я. — Сначала она мне даже очень нравилась. Мне казалось, что это самая прекрасная пьеса, о какой я вообще слыхала, но теперь я немножко устала от нее. Одно и то же, одно и то же — совсем не так, как в бейсболе. Я хочу быть подающим.

— Я знаю.

— Но ведь ты не веришь, что я когда-нибудь им буду?

— Я этого не говорила.

— Но ты это думаешь.

— Нет, не думаю.

— А я обязательно буду подающим. Знаю, что буду. Пьесы — про людей, а у людей всегда неприятности. А бейсбольные игры про бейсбол и бейсболистов, и хотя там тоже у кого-то всегда неприятности, зато у кого-то другого их нет, и это игра, и после игры ты моешься под душем и бреешься бритвами «Жиллет», а потом закуриваешь «Честерфилд» или «Кэмел» и выпиваешь бутылку бадвайзера или шлица, а на другой день — новая игра. Я хочу подавать, пока не потеряю руку, а потом хочу выйти замуж и иметь детей.

— Ну конечно, Лягушонок. А сейчас спи, и пусть приснится тебе все, о чем ты мечтаешь.

— Не забудь разбудить меня на минутку и сказать «да», если со спектаклем все хорошо.

— Не забуду.

— Потому что, если с ним все в порядке, я хочу поскорее уйти из пьесы и уехать в Париж.