Сорняк, обвивший сумку палача - Алан Брэдли

Она протянула мне конверт из папиросной бумаги.

— Спасибо, мисс Кул, — произнесла я. — Уверена, отец с удовольствием добавит их в свою коллекцию, и знаю, что он хотел бы, чтобы я поблагодарила вас за заботу.

— Ты такая славная девочка, Флавия, — сказала она, краснея. — Должно быть, он очень гордится тобой.

— Да, — ответила я, — гордится. Очень.

В действительности мысль об этом никогда не приходила мне в голову.

— Тебе правда не стоит стоять в мокрой одежде, детка. Пойдем в маленькую комнатку в задней части дома, ты там разденешься. Я повешу твои вещи на кухне сохнуть. Под кроватью ты найдешь лоскутное одеяло, завернись в него, и мы мило поболтаем.

Пять минут спустя мы снова были в магазине, я — словно закутанный в плед индеец из племени черноногих, и мисс Кул в миниатюрных очках, смотревшая на весь мир, словно торговый агент из фактории в Гудзонском заливе.

Она уже шла по магазину в сторону высокой банки с мятными пластинками.

— Сколько ты сегодня хочешь, детка?

— Спасибо, не надо, мисс Кул. Сегодня я ушла из дома второпях и забыла кошелек.

— Все равно возьми одну, — сказала она, протягивая банку. — Я, думаю, тоже съем штучку. Мятные пластинки сделаны для того, чтобы делиться с друзьями, не так ли?

Она чертовски ошибалась на этот счет: мятные пластинки созданы для того, чтобы пожирать их в единоличном приступе обжорства, предпочтительно в запертой комнате, но я не осмелилась это сказать. Я была слишком занята, расставляя западню.

Несколько минут мы просидели в дружеском молчании, посасывая сладости. Серый водянистый свет из окна сочился в лавку, освещая изнутри ряды стеклянных банок с конфетами и придавая им бледное нездоровое свечение. Должно быть, мы выглядим, подумала я, со стороны как парочка алхимиков, планирующих очередную атаку на стихии.

— Робин Ингльби любил мятные пластинки, мисс Кул?

— О, что за странный вопрос! Почему ты вдруг об этом подумала?

— Не знаю, — беззаботно сказала я, проводя пальцем по краю стеклянной витрины. — Думаю, дело в том, что я видела лицо бедного Робина у той куклы в спектакле. Такой шок. Я не могла выбросить его из головы.

Довольно правдиво, кстати.

— О, бедняжечка! — произнесла она. — Уверена, никто из нас не может, но никто об этом не упоминает. Это было почти… как это сказать? — непристойно. И этот бедный человек! Какая трагедия! Я не могла уснуть после того, что случилось. Но, полагаю, это всех выбило из колеи, верно?

— Вы были на дознании по поводу смерти Робина, да?

Я становлюсь довольно хороша по этой части. Из нее как будто сразу же выпустили воздух.

— Что… что… Да, была. Но откуда же ты знаешь?

— Наверное, отец упоминал об этом как-то. Он вас очень уважает, мисс Кул. Но наверняка вы и сами знаете.

— Это уважение абсолютно взаимно, уверяю тебя, — сказала она. — Да, я входила в число присяжных. Почему ты спрашиваешь?

— Ну, честно говоря, моя сестра Офелия и я поспорили на эту тему. Она говорила, что одно время думали, что Робина убили. Я не согласилась. Это же был несчастный случай, верно?

— Не уверена, что могу обсуждать этот вопрос, детка, — ответила она. — Но это было много лет назад, не так ли? Думаю, могу рассказать тебе — как друг другу, — что полиция рассматривала эту версию. Но ничего на нашла. Ни единой ниточки. Мальчик ушел в лес один и сам себя повесил. Это был несчастный случай. Мы сказали так в нашем вердикте — смерть из-за несчастного случая, как это называется.

— Но как вы узнали, что он был один? Должно быть, вы ужасно умны, раз определили это!

— Как, по отпечаткам ног, милая! Из-за его следов! Около старой виселицы не было других. Он пошел в лес один.

Мой взгляд переместился на окно. Ливень начинал слабеть.

— Тогда шел дождь? — спросила я в приступе неожиданного вдохновения. — Перед тем, как его нашли?

— Да, — ответила она. — Лило как из ведра.

— А, — уклончиво произнесла я. — Мистер Матт Уилмотт заходил забрать почту? Вероятно, ему приходило до востребования.

Я сразу же поняла, что зашла слишком далеко.

— Прости, детка, — сказала мисс Кул с едва слышимым фырканьем. — Нам не позволено давать подобную информацию.

— Он продюсер с «Би-би-си», — сказала я, нацепив свой лучший подавленный вид. — Довольно известный, кстати. Он отвечает — во всяком случае раньше отвечал — за телепрограмму мистера Порсона, «Волшебное королевство». Я надеялась взять у него автограф.

— Если он зайдет, я передам ему, что ты просила, — сказала мисс Кул, смягчаясь. — Не думаю, что мне уже доводилось видеть этого джентльмена.

— О, благодарю вас, мисс Кул, — пролепетала я. — Я ужасно хочу добавить парочку личностей с «Би-би-си» к своей маленькой коллекции.

Иногда я ненавижу себя. Но недолго.

— Что ж, похоже, дождь закончился, — сказала я. — Мне правда надо идти. Думаю, моя одежда достаточно высохла, чтобы я могла добраться домой, и я не хочу, чтобы отец беспокоился. У него и без того есть о чем думать.

Я хорошо понимала, что каждый в Бишоп-Лейси знает о финансовых затруднениях отца. Задержки в оплате счетов в деревне — все равно что сигнальная ракета ночью. Я вполне могла записать еще пару очков на свой счет за хорошее поведение.

— Ты такой внимательный ребенок, Флавия, — сказала она. — Возьми еще одну мятную пластинку.

Через несколько минут я была одета и стояла в дверях. На улице выглянуло солнце, и идеальная радуга выгнулась в небе дугой.

— Спасибо за приятную беседу, мисс Кул, и за угощение. В следующий раз я вас угощаю, я настаиваю.

— Езжай домой осторожно, — сказала она мне. — Осторожно, лужи. И не проболтайся — имею в виду о марках. Нам не разрешается пускать в оборот марки с дефектами.

Я заговорщицки подмигнула ей и сделала знак пальцами.

Она не ответила на вопрос, любил ли Робин мятные пластинки, но это не важно, не так ли?

21

Я хорошенько встряхнула «Глэдис», и капли дождя слетели с ее рамы, как с косматой собаки. Я собралась было ехать домой, как что-то в окне похоронного бюро привлекло мое внимание: на самом деле, не более чем легкое движение.

Хотя «Соубелл и сыновья» были в этом бизнесе на этом самом месте со времен Георга III, лавка на центральной улице стояла скромно и отстраненно, как будто ждала автобуса. Правда, довольно необычно видеть кого-то входящего или выходящего отсюда.

Я неторопливо чуть-чуть приблизилась, чтобы присмотреться, изображая сильную заинтересованность в окаймленных черной рамкой некрологах, выставленных в зеркальной витрине. Хотя я не знала ни единого человека из тех, что упоминались (Дэннисон Чатфильд, Артур Бронсон-Уиллоус, Маргарет Беатрис Педдль), я внимательно вглядывалась в их имена, каждый раз удрученно покачивая головой.

Двигая глазами слева направо, как будто читаю мелкие надписи на некрологах, и фокусируя взгляд на темном интерьере бюро, я смогла рассмотреть, что внутри кто-то говорит, размахивая руками. Это его желтая рубашка и розовато-лиловый галстук зацепили мой взгляд. Матт Уилмотт!

Не успел здравый смысл ударить по тормозам, как я вломилась в лавку.

— О, здравствуйте, мистер Соубелл, — сказала я. — Надеюсь, я не помешала. Я просто хотела зайти и сообщить, что наш маленький химический эксперимент в итоге прекрасно сработал.

Боюсь, я слегка приукрасила факты. Правда заключалась в том, что однажды в воскресенье после утренней молитвы я прицепилась к нему на кладбище Святого Танкреда, интересуясь его профессиональным мнением — как эксперта по консервантам, так сказать, — насчет того, можно ли дешево и сердито добыть действенную бальзамическую жидкость путем сбора, вымачивания, кипячения и дистилляции муравьиной кислоты из большого количества красных муравьев (formica rufa).

Он потрогал пальцем свою длинную челюсть, почесал голову и некоторое время рассматривал ветки тисов, перед тем как ответить, что никогда не думал об этом.

«Надо поискать информацию, мисс Флавия», — сказал он.

Но я знала, что он не будет этим заниматься, и оказалась права. Старые ремесленники бывают ужасно скрытными, когда дело доходит до обсуждения тонкостей их ремесла.

Сейчас он стоял около темной, обшитой панелями двери, ведущей в некую, без сомнения, вызывающую суеверный ужас комнату, за возможность попасть в которую я заплатила бы гинею.

— Флавия. — Он кивнул — несколько осторожно, как я заметила. — Боюсь, ты должна нас извинить, — сказал он. — Мы…

— Ну-ну, — вмешался Матт Уилмотт, — я полагаю, это вездесущая протеже Руперта, мисс…

— …де Люс, — ответила я.

— Да, конечно, де Люс. — Он покровительственно улыбнулся, как будто все знал и просто поддразнивал.

Должна признать, что, как Руперт, этот человек обладал абсолютно великолепным профессионально поставленным голосом: богатый, сладкозвучный поток слов изливался так, будто у него в горле были деревянные трубы органа. «Би-би-си», должно быть, разводит таких людей на специальной ферме.