Каинова печать (СИ) - Тихомирова Елена Владимировна

…И, видимо, так и будет.

— Мы рады тебе, — синхронно произнесли монотонные голоса, отдающие металлическим скрежетом.

— А я вам нет, мрази ползучие.

— Мы освободили тебя, Йуллер.

— Ха! С чего бы вам быть уверенными в том, кто я, слизнячки?

Вопрос задала высокая, под три метра роста, представительница клана Кьёрелл с серой бугристой кожей, местами свисающей небольшими складками. Узкие губы на некрасивом лице были поджаты, придавая внешнему облику этой особы ещё более недовольный вид…

Собственно, а какое ещё могло быть настроение у веками закованного существа?

Рефаим была полностью обездвижена. И даже рот её находился в тисках, дабы она не смогла откусить себе язык. И, стоит сказать, последняя мера служила не для того, чтобы пленница не покинула этот мир, захлёбываясь кровью. О, нет. Клан Къёрелл обладал невероятными способностями к регенерации. Даже оторванная фаланга пальца могла служить исходным материалом для начала очередного существа, а множить свою узницу тюремщики не стремились.

— Мы уверены, так как все остальные Къёрелл вежливо приветствовали нас в ответ.

— Только не надейтесь, что и я начну вылизывать ваши задницы.

Шайрву довольно переглянулись своими полупрозрачными глазами и снова синхронно произнесли.

— Здесь чрезмерно сухо, чтобы вести длительные беседы. А потому узри память.

Один из троицы медленно подполз к Йуллер. Два хвоста, больше приспособленных для плавания, не давали ему возможности передвигаться быстрее. Остающийся за ним влажный след стремительно иссыхал.

Демонесса с ухмылкой дождалась, когда Шайрву обнимет её и, смачно плюнув ему в лицо, загоготала:

— Водица, как прощальный подарочек!

Издёвка вышла удачной. Для этих полудемонов жар Ада и правда был невыносим. Они родились тритонами — водяными тварями. Их родной стихией являлись океаны, а потому склизкая кожа стремительно теряла влагу. Однако на насмешку никто не отреагировал. Зеленоватые трёхпалые конечности в молчании коснулись висков Йуллер. Тело Шайрву тут же размякло, словно плавящийся зефир. Контуры его истирались, оставляя вместо тела подрагивающую желеобразную массу, заключающую внутрь себя демонессу, как в кокон. Сначала слой был плотным, но он стремительно истончался, пока и вовсе не исчез.

— Потерять полдюжины своих, чтобы спасти мои косточки? Аж прослезилась, — тут же ехидно рассмеялась пленница. Весь клан Шайрву теперь состоял из девяти членов.

— Восстановление потерь станет для нас тяжёлым бременем. Зато теперь ты уверена в наших помыслах.

Добраться до пленницы являлось для Шайрву невыполнимой задачей. Им пришлось привлекать опытных наёмников, чтобы справиться с гвардией Къёрелл, тайно держащих свою Кхалисси в заточении. И Йуллер уже знала, что мёртвые тела позарившихся на деньги демонов остались лежать возле её темницы. Это противоречило законам, но Шайрву не требовались свидетели. А потому своих уцелевших солдат они были вынуждены уничтожить самостоятельно. Так, как умели.

— Ну, а я вам, слизнячки, гарантии на свои мыслишки не собираюсь давать. Хотя, да, в дельце поучаствую. Стырить рефаима из-под носа моего чванливого папочки… Да, это мне нравится. Определённо!

Она лихо спрыгнула с подиума, но мышцы её ослабли после десятилетий покоя. Йуллер свалилась и зарычала от злости. Однако Шайрву не отреагировали злорадством. Они синхронно медленно повернулись к ней лицами и совместно произнесли:

— На этом пути можно привлечь высокопоставленного союзника, но нас Леккео Фламьёк слушать не станет.

— О, да вы никак хотите сказать, что ко мне этот мальчик прислушается? — приподняла Йуллер брови и, присев на край ступени, начала растирать конечности судорожными движениями.

— Мы считывали его материал в недавнем прошлом. Он тебя ненавидит, да. Но тебе он поверит.

— Леккео слабак.

— Он может совершать телепортацию в обход Паутины. Он в совершенстве чувствует любую энергию, даже самую ничтожную. И он поддержит идею возвращения Земли людям потому, что поймёт — в своих замыслах он не одинок. А не это ли и есть сила?

Входя в кабинет и попутно стараясь расстегнуть молнию куртки, которую опять заело на середине пути, Лея чувствовала себя отвратительно. Ей казалось, что она находится в комнате, где долгое время никто не открывал окна для проветривания. Дышать таким воздухом можно и порой его тяжесть даже не ощущается, покуда не выйдешь на улицу. А там, снаружи, когда ты делаешь первый вдох, приходит мгновенное понимание в каком затхлом месте ты до этого был. И сейчас Лея задыхалась. Она чувствовала, что на ней лежит вековая пыль. Ей не хватало свежести. Вся жизнь казалась каким-то замкнутым кругом без возможности изменить хоть что-то. И дело было уже не в том, что она всерьёз расстроилась из-за расставания с Альбертом. Нет, она пролила достаточно слёз о нём, чтобы воспоминания о черноволосом красавце заволокла дымка повседневных забот, но… он оставил после себя желание перемен. Лея увидела, что её жизнь может проходить иначе. Что судьбу могут наполнять события, отличные от того, что она ожидает, и эти моменты можно назвать только приятными.

Обычно люди страшатся менять своё бытие. А ей сейчас этого хотелось до крика. Казалось, что вот-вот и она застегнёт свою старую куртку, выйдет из офиса и уйдёт блуждать по городу, чтобы начать жить, а не существовать!

Что может измениться в судьбе, если в ней нет будущего? Да-да, будущего. Потому что будущее это не постоянное повторение вчерашнего дня, а то, что с тобой ещё не происходило. Никогда до вот этого самого раза.

Лее неистово хотелось поступить вопреки обыденности.

Лея не менее сильно противилась себе, продолжая расстёгивать молнию. Ведь как иначе? Разум твердит: «Стой. Куда? А кто будет оплачивать счета?». Логика поддакивает: «И не забудь, в наше время работу найти не так просто». Ругается и интеллект: «Вот сейчас ты пойдёшь на поводу у спонтанности и огребёшь проблем. Получишь свои перемены». И эти громкие слова заглушают зов истины: «Твоя жизнь только то, что ты создаёшь сама, а невозможно построить новое, пока столь прочен фундамент настоящего».

— Привет, девочки. Как у вас дела? — через силу выдавила из себя Лея.

Вопрос был банальным и задан из чистой вежливости. Так уж повелось, что у людей принято здороваться со знакомыми. Однако лицо Дайны отчего-то так скуксилось, как будто ей было что рассказать и предостаточно. Но по итогу от неё прозвучало тоже самое, что и от Даны:

— Нормально.

Сказанное сёстрами принесло облегчение. Лея не была готова к разговорам. Ей хотелось сесть за стол, включить компьютер и постараться не думать о том, что ей за тридцать. Да-да, уже за тридцать, а она всё топчется на одном месте и живёт так, как не хочет жить.

Мысль о возрасте кольнула сердце. Молодая женщина печально вздохнула и обвела грустным взглядом пространство кабинета.

— Ой, а Леночка где? — посмотрела она на пустое рабочее место. В кабинете их работало четверо.

— Если бы ты не поехала с утра отвозить документы, то застала бы самый настоящий спектакль, — сказала Дайна и закатила глаза. — Она пришла вся зарёванная, и в таком виде её Василий Геннадьевич застал.

— Он ругался, что ли?

— Не особо, но домой отправил.

— Ого, — неприятно удивилась Лея и, наконец-то сняв с себя куртку, повесила её на вешалку. А там решила узнать. — А чего она плакала так?

— С мужем разругалась, — ответила Дана, откладывая в сторону читаемый ею роман, и хмуро взглянула на сестру, готовую произнести какой-либо язвительный ответ. Сочувствия в Дайне было ни на грош.

— Бедолага, — стало жалко молодой женщине Леночку. В её настроении чужие беды воспринимались очень близко к сердцу. На миг Лее даже почудилось, что это она рассталась с мужем, которого у неё, по правде говоря, никогда не было.

«Никто-то мне предложения не сделал», — совсем грустно пронеслось в её голове, и, чтобы не думать о своих горестях, Лея осведомилась: