"Болваны" - Александр Галкин

- Гуманно! - усмехнулся Лунин. - А второй раз?

- Второй... Выхожу в "Текстильщиках". Не поздно... Часов девять вечера... Передо мной идет толстая девица... в белых штанах. Выше меня, здоровей... Прихрамывает. Я медленно иду за ней. Гляжу на ее белые штаны. Между нами расстояние - три метра... Наверно, очень пристально гляжу... потому что чувствую: она чувствует мой взгляд. Она замедляет шаг, хочет меня пропустить вперед, я не поддаюсь: тоже иду медленней, по-прежнему сзади... Нельзя сказать, что испытываю похоть или желание. Просто эти белые штаны на толстой заднице - слишком яркое пятно, оно притягивает, как быка - красная тряпка. Думаю о сексуальных маньяках, которые бросаются именно на эти зазывающие, скандальные пятна. Одеваться надо по вечерам в серое, безликое, чтобы сливаться с темнотой. Доходим до отделения милиции - она туда заходит и встает сбоку у двери. Ждет, когда я пройду. Пережидает. Я прохожу мимо, удивляюсь: неужели я такой злодей? И вот поди ж ты! Скажи после этого, что человеческий взгляд нематериален.

- Твой взгляд ох как материален! Попробуй его не почувствуй! Однажды я подслушал, как Ахмейтова говорила Лянечке, кивая на тебя: "Он смотрит как раздевает!"

Птицын удивленно поднял брови.

9.

Ночью Птицын мёрз. Ему не спалось. Он кутался в одеяло, делая из него кокон. Но отовсюду дуло, дуло, дуло. Он укрывался с головой, сворачивался калачиком. Сна не было. Была тяжелая полудрёма, когда он осознавал, что не спит, а мучается без сна. Голицын с лицом Виленкина допрашивал Верстовскую: почему она категорически отказывается быть лесбиянкой? В противном случае ей придется разделить судьбу православного Егора Беня и ее тоже отправят в армию, куда бешено мчатся поезда, украшенные черным крепом. Лиза Чайкина вместе с Ханыгиным в черных очках щека к щеке, выглядывают из вагона, машут красными носовыми платками Лунину, а он горько плачет, сидя на дипломате, потому что его пушкинскую шляпу раздавил доцент Пухов, который жадно тянет молоко из бутылки.

Птицын вертелся и гнал от себя этот тягучий бред. Он хотел уже было встать, одеться, взять какой-нибудь альбом и осесть на кухне. Как вдруг из его груди и живота вырезался и приподнялся над телом черный хромированный прямоугольник. Он завис над лежащим Птицыным. Он вышел из него, и вместе с тем - это Птицын знал точно - этот полированный прямоугольник-ящик спустился сверху, с неба. Значит, и в нем самом и оттуда. Четыре створки черного ящика, точно оконные ставни, откинулись одновременно по вертикали и горизонтали. Внутри ящика лежал крест, тоже черный, из какого-то благородного камня, похожего на мрамор, но не вбирающего в себя свет. Он был очень красив, этот крест. Кажется, в нем были вкрапления перламутра. А по краям креста, в виде светящейся и постоянно движущейся световой дорожки, сверкали серебристые и бирюзовые драгоценные камни. Серебряный и красный переливались не смешиваясь. Так радостно и независимо сияют звезды.

Птицын не видел, но ясно осознавал присутствие сонма небесных сил, скользящих вдоль креста и перпендикулярно к нему. Это были ангелы, Богородица в вышитом и прозрачном серебряном платке-шлейфе, испещренном сверкающими, пульсирующими звездами. Преобладали черные и белые цвета, но такой интенсивности и красоты, что Птицын, прижав колени к груди, испытывал невыразимую радость, восторг, праздничное ощущение невероятной, всепоглощающей гармонии.

Странность была в том, что он не видел ангелов и Богоматери. Это были не зрительные образы, а скорее вдохновенные интеллектуальные озарения. Просто видение креста требовало хоть каких-нибудь знакомых форм выражения: изображения на иконах могли дать очень приблизительное представление о силе и глубине радости, для которой больше не существовало границ, которая охватывала собой все бытие, в подлинности и смысле которого теперь не оставалось сомнений. Распахнутые ворота Того мира вобрали в себя этот. Ни образы, ни слова, ни картины не могли выразить суть видения. Нет языка, чтоб описать подобные переживания.

ГЛАВА 10. КОЛЬЦО СО ЗМЕЕЙ.

1.

Железнодорожная платформа "Ивантеевка-2", где они встретили девиц, была в двух шагах от дома Лунина. Миша зазвенел ключами, открывая квартиру, - сбоку, из соседней квартиры, высунулась голова соседки (народ не дремлет). Верстовская и Лянечка дружно сказали: "Здрасьте!" Дверь сразу же захлопнулась. О чем могла подумать соседка? Ответ очевиден, решил Птицын: "Кобели шлюх привезли!"

- Моя прапрабабушка была двоюродная племянница Элизы Воронцовой, возлюбленной Пушкина. Элиза Воронцова на самом деле урожденная княжна Потоцкая, польская княжна. Во мне польской крови на три четверти, на четверть - еврейской, по отцовской линии, и еще на четверть - русской, - Лянечка, развалясь в кресле, рассказывала о том, что Птицын уже тысячу раз слышал. Есть люди, которые всегда говорят одно и то же, и каждый раз уверены, что говорят это впервые. Большие очки и пучок со шпильками напоминали Птицыну учительницу русского языка, диктующую детям словарный диктант.

- В тебе крови на пять четвертей! - ядовито отметил Птицын. Во все время ее речи он просматривал газету "Советский спорт".

- Тебе не интересно? - осведомилась Лянечка.

- Нет!

На стуле, у книжных полок, касаясь затылком книг, сидел Лунин и глядел в потолок. В зубах у него торчала сигарета, в руках он сжимал рюмку вермута.

Верстовская угнездилась на кресле, поджав под себя правую ногу в белом носочке, а другую выставив наружу острой коленкой. На ручку кресла она поставила бокал с вермутом. На безымянном пальце левой руки Верстовской было надето золотое кольцо с приподнятой головой змеи. Птицын вспомнил, как однажды она завела его в пивной бар на Таганке. К ним подошел какой-то молодой хлыст с серьгой в ухе, бросил на стол кольцо и сказал: "Семьдесят рублей! Не интересуетесь?" Верстовская, к большому удивлению Птицына, купила кольцо, но тогда не надела его, а спрятала в сумочку.

Птицын краем глаза, из-под газеты, наблюдал за Верстовской: она облачилась в свитер и синий джинсовый комбинезон с бретельками и напоминала Птицыну крота-строителя из мультфильма. Тот ловко орудовал мастерком: бросал раствор на кирпичи, под ритм работы напевая песенку ударника. Кирпич за кирпичом - и стена готова. Верстовская скорей из разрушителей.

Попробовав вермута, все сошлись на том, что, хоть он и итальянский, но гадость страшная и больше подошел бы как средство от клопов. Лянечка и Верстовская сразу закурили. Миша поднес спичку к Лянечкиной сигарете. Она прикрикнула на него:

- Сначала чужой даме, потом - своей.

Лунин завел "Пер Гюнта". Птицыну эта пластинка мешала: она казалась ему слишком нервной.

Верстовская сбросила с плеч лямки комбинезона и резко через голову сняла серый свитер, оставшись в синей водолазке под комбинезоном. Закинув за голову правую руку, она слегка покачивалась на кресле в такт музыке. Вокруг под мышки на ее кофточке расплылось круглое пятно пота.

Птицын принес на тарелке с кухни две копченые ставриды. Верстовская фыркнула. Обескураженный, он унес ставриду назад. Он ходил туда-сюда, делая кофе или пытаясь накормить гостей, отказавшихся есть. В один из его приходов Лянечка с Верстовской играли в города:

- Армавир.

- Рига.

- Актюбинск.

- Кутаиси.

- Ивантеевка, - проходя мимо них, огрызнулся Птицын.

Птицын посоветовал им сыграть в крестики-нолики: тоже интересная игра. Он уселся на стуле с обиженным видом и опять взялся за газету. Лунин по-прежнему курил и смотрел в потолок.

- Что же вы нам расскажете интересного? - осведомилась Верстовская.

Молчание на этот раз было долгим. Никто не хотел его прерывать. Птицын зевал. Лянечка лукаво улыбалась, всем видом показывая, что она-то отлично знала, что так будет. Верстовская курила.

- Мы напряженного молчанья не выносим! Несовершенство душ обидно наконец, - Лунин сел на своего любимого поэтического конька, и Птицын понадеялся, что, может быть, идиотизм сдвинется с мертвой точки.

- Вы профанируете мои идеалы Вечной Женственности! - заорал Миша, подпрыгнув на стуле. - И вообще я очень ранимое существо, а вынужден из-за вас надевать на себя раковину... без жемчужин. Я идеалист, а вы делаете из меня циника. Вы не понимаете мою тонкую душу... Вы грубые существа...

Верстовская хохотнула.

Миша занял место посередине комнаты, которая, таким образом, превратилась в сценическую площадку.

- Зачем же ты нас сюда пригласил? Если мы твои враги? - спросила Лянечка, зажигая новую сигарету.

- В женщинах не должно быть ничего, кроме женственности. Женскость и женственность - это две большие разницы. А у вас одна только женскость.

- А зачем нужно противопоставлять женскость и женственность? - возмутилась Лянечка и сняла очки.

- Как зачем?! - возмутился Миша. - Это ясно даже ослу!

- Лучше почитай стихи! - посоветовал Птицын Лунину. - Маяковского. "Про это"!