В огне рождается сталь - Ай У
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень хорошо, что ты хочешь давать побольше стали, нашим промышленным стройкам нужно ее много. Я скажу тебе одну вещь: в будущем году или через год мы начнем выполнение пятилетнего плана, тогда стали потребуется еще больше. О мощи государства судят по тому, сколько оно выплавляет стали. Наше государство очень велико, и нам надо еще построить много металлургических заводов. Ты знаешь, что мы сейчас начинаем создавать новые металлургические базы в Баотоу и Ухане?
— Знаю.
— Но этих металлургических комбинатов будет недостаточно, — продолжал не спеша рассказывать Лян Цзин-чунь. — Мы должны создавать еще много металлургических заводов и на северо-западе и на юго-западе страны.
— Вот это будет здорово! — не удержался от восторженного восклицания Юань Тин-фа.
— Но создание заводов сопряжено с большими трудностями. Сначала не будет еще всех необходимых условий… — вздохнув, сказал Лян Цзин-чунь и нахмурил брови.
— Да, трудностей будет много. Некоторые районы расположены далеко в горах, нелегко туда доставлять оборудование, — согласился Юань Тин-фа. Он был очень доволен, что секретарь парткома говорит с ним о таких важных вещах.
— Это еще не главная трудность, в самое далекое место можно проложить железную дорогу. Трудность в том, что нельзя будет сразу найти такое большое количество сталеваров.
— Да… сложная проблема!
— Но мы должны преодолеть и эту трудность. Стоит нам спасовать, как это сейчас же скажется на нашем социалистическом строительстве, оно замедлится, не будет движения вперед. А застой — наш самый страшный враг. Лян Цзин-чунь остановился и посмотрел на мастера. — В нашей повседневной работе на заводе мы должны не только закаливать сталь, но должны закаливать и людей, должны воспитывать сталеваров для новых металлургических заводов! Поэтому теперь, Юань Тин-фа, на твои плечи ложится двойная задача: плавить побольше стали и воспитывать побольше сталеваров.
Юань Тин-фа стоял молча, не отводя взгляда от секретаря парткома.
— Я знаю, — продолжал с улыбкой Лян Цзин-чунь, — что рабочие твоей смены хотят познать искусство сталеварения. И ты, Юань Тин-фа, должен их научить этому.
— Я ведь сам не ахти как образованный, как же я смогу их обучать?
— Это неважно, ты им понемногу объясняй, и они поймут. Я слышал, что когда они не очень понимают твои объяснения, то не осмеливаются переспросить тебя. Некоторые из них работают в твоей смене год, а то и два, но почти ничему еще не научились, это их волнует. Да ты сам пойми, как им не волноваться, если кругом идет бурное социалистическое строительство, а они не могут ничему научиться? Это очень плохо. Надо относиться к ним с уважением, обращаться с ними, как с родными братьями.
При этих словах Юань Тин-фа покраснел до корней волос.
— Товарищ Юань Тин-фа, — секретарь парткома старался говорить как можно мягче, — ты сам подумай: если во всей стране будет только около десятка опытных сталеваров, то разве мы сможем успешно осуществить социалистическое строительство? Нет! Нам нужно не одну тысячу умелых сталеваров, только тогда мы справимся с этой задачей. А раз так, то мы можем считать, что выплавка стали — только одна половина государственной задачи, стоящей перед сталеварами; другая же, не менее важная, — подготовка новых кадров. И я сегодня пришел к тебе, чтобы поговорить об этом. Мы глубоко благодарны советским специалистам не только за то, что они передают нам свои знания, мы должны учиться у них отношению к людям. Нужно советоваться с рабочими, побольше прислушиваться к их мнениям. Недаром пословица говорит: «три сапожника стоят одного Чжугэ Ляна»[11]. И ты неверно поступаешь, если иногда не даешь им высказать свое мнение.
— Ты прав, товарищ секретарь, — согласился покрасневший как рак мастер, — я относился к ним неправильно. Но больше этого не будет.
— Вот и хорошо. Этого мы от тебя и ждем! — пожал ему на прощанье руку Лян Цзин-чунь.
Юань Тин-фа понимал, что секретарь парткома прав. И скажи он ему только, что надо готовить сталеваров, Юань Тин-фа легко бы согласился с этим. Но секретарь парткома сообщил еще, что рабочие его смены выражают недовольство, и это прозвучало для него тяжелым укором. Теперь он уже не безупречный работник, а человек, имеющий недостатки. И особенно злило его, что руководимые им рабочие посмели тайком жаловаться на него и поставили тем самым своего бригадира в глупейшее положение.
3Когда Юань Тин-фа явился домой, вид у него был удрученный.
— Секретарь парткома уже ушел? — посмотрев на мужа, тихо спросила лежавшая на кане Дин Чунь-сю.
Юань Тин-фа не обратил внимания на слова жены и молча вытянулся на кане, уставившись широко раскрытыми глазами в темноту.
Дин Чунь-сю села и с беспокойством спросила:
— Что с тобой? Что он тебе сказал?
Юань Тин-фа помолчал, а затем неожиданно разразился бранью:
— Черт бы его побрал, этого гада!
— Ай-й-я! — испуганно воскликнула Дин Чунь-сю. — Как можно ругать такими словами секретаря парткома!
Юань Тин-фа свирепо сверкнул на жену глазами.
— У тебя поистине голова не на месте! Как я мог обругать секретаря парткома? Я ругаю этих ублюдков рабочих! Какой-то из них пожаловался на меня!
— Ну и нечего выходить из себя! — рассердилась Дин Чунь-сю. — Разве мало людей, которые стараются втихомолку наговорить на других?
— На тех, кто болтает за спиной, я не обращаю никакого внимания! — немного было успокоился Юань Тин-фа, но потом снова разошелся: — Вот сволочи, всюду пролезут, пошли жаловаться к секретарю парткома!
— А мне казалось, что секретарь парткома был очень вежлив.
— Вежлив! — рассвирепел Юань Тин-фа. — Каждое его слово впивалось в сердце, словно пуля.
— Так ты с ним поругался? — беспокоилась Дин Чунь-сю, хорошо знающая вспыльчивый характер мужа.
— Почему ты так решила? — холодно спросил Юань Тин-фа.
Дин Чунь-сю успокоилась.
— Я вовсе не боюсь его! — сердито сказал Юань Тин-фа. — Но что поделаешь, если он говорит так, что это тебя никак не обижает… Вот ведь сволочи! — не мог он успокоиться.
— О чем же все-таки говорил с тобой секретарь парткома? — немного помолчав, снова спросила Дин Чунь-сю.
— И чего ты пристала ко мне? Женщинам вообще следует поменьше совать нос в чужие дела!
Дин Чунь-сю молча улеглась на кане. Затем она встала и тихо сказала:
— Раздевайся и ложись спать, я сейчас выключу свет.
— Обожди немного! — Юань Тин-фа поднялся, достал сигарету и так и остался сидеть с незажженной сигаретой в руке.
Внезапно в дверь постучали, и в комнату вошел живущий неподалеку Хэ Цзы-сюе. Дин Чунь-сю поспешно вскочила и предложила гостю место на кане. Хэ Цзы-сюе с улыбкой достал сигарету, зажег ее и дал прикурить хозяину.
— Что случилось? — с беспокойством спросила Дин Чунь-сю.
— Ничего! — Хэ Цзы-сюе обвел глазами комнату и рассмеялся. — В комнате у вас прибрано так, словно вы приготовились к встрече Нового года.
— А разве сейчас не каждый день похож на новогодний праздник, — весело ответила Дин Чунь-сю. — Зарплата большая, да и премии частенько получаем, всего не истратишь. — Ей хотелось как-то разрядить обстановку, и поэтому она обрадовалась неожиданному гостю.
— Я тоже буду проситься, чтобы меня перевели на мартен, — сдельщины у нас нет, премиальных — тоже, принесешь жене зарплату, а она ей ничуть не рада, — пошутил Хэ Цзы-сюе.
Юань Тин-фа выпустил изо рта струю дыма и неожиданно сказал:
— Вот это хорошо! Я в бригадиры не гожусь, так ты меня и сменишь.
— Ты все шутишь! — улыбнулся Хэ Цзы-сюе.
— Вовсе не шучу, не справляюсь я со своими обязанностями, — вспылил Юань Тин-фа.
— И что же ты собираешься делать?
— Буду таскать корзины с грузом, разве черную работу не люди выполняют? — казалось, что Юань Тин-фа всю свою злость вложил в этот ответ.
— Но это же просто курам на смех, чтобы мастер скоростных плавок пошел в разнорабочие! — продолжал смеяться Хэ Цзы-сюе.
— Ну и пусть смеются! Сказал, что стану таскать корзины, значит стану! — лицо Юань Тин-фа посерело от злости.
— А какая зарплата у разнорабочего? — поинтересовалась у Хэ Цзы-сюе Дин Чунь-сю.
— Очень маленькая, немногим более ста тысяч юаней в месяц.
— И что за вздор ты болтаешь! — сразу же набросилась на мужа Дин Чунь-сю. — Тебе платят сейчас пятьсот-шестьсот тысяч, так ты от них отказываешься и хочешь получать какие-то сто тысяч!
— Если тебя вынудят — так ничего не поделаешь… И корзин могут не дать! — буркнул Юань Тин-фа.
При этих словах Хэ Цзы-сюе невольно покраснел. Ему послышался в них намек на то, что он настроил секретаря парткома против мастера, передав тому высказывания рабочих. Сделав глубокую затяжку, он серьезно сказал:
— К этому делу я вовсе не причастен. Секретарь парткома сам все разузнал, я даже и не знал об этом, — тут он криво улыбнулся. — Мне тоже в этот раз попало. Говорит, что я оторвался от масс, не знаю, чем живут рабочие… По совести говоря, эта критика секретаря парткома в мой адрес совершенно правильна, все соответствует истине, он ни слова не сказал зря, — и Хэ Цзы-сюе обернулся к Дин Чунь-сю. — Только вот встретить мы его хорошо не сумели. Я уже собрался ложиться спать — стук в дверь, и входит он. Приди старина Цинь или старина Юань — в этом не было бы ничего особенного. А то ведь секретарь парткома! Никто из домашних уже и не думал о сне. Жена после его ухода устроила мне скандал: почему заранее не предупредил, что секретарь парткома придет? В доме, мол, все перевернуто, как в собачьей конуре! А я откуда мог знать?