Железный Шакал - Крис Вудинг

Она недовольно скривилась. Ну когда она научится управлять своими способностями!

Чувствуя себя подавленной, Джез взяла лежавшую рядом книгу и пролистала несколько страниц. Как она ни старалась, ей никак не удавалось прочитать таинственные слова. Группы крошечных кружков и дуг располагались Рядами без пробелов и разрывов, предполагавших деление на фразы или абзацы. Каждый дюйм печатного текста был заполнен символами, наподобие кроссворда. Вероятно, читать надо не слева направо, как это принято в вардийской письменности, а по диагонали. Текст не подчинялся никаким правилам, тем более что создавали его вовсе не люди.

Но она упорно продолжала свои попытки. Помочь ей никто не мог: письменность манов не разгадал ни один человек.

Она нашла книгу в конце зимы, на диком острове Кург, в каюте капитана разбитого майского дредноута. В Вардии успели распуститься, покраснеть и опасть листья на деревьях, а Джез ни на шаг не приблизилась к пониманию текста. Но в глубине души у нее гнездилась уверенность, что ей следует просто хорошенько подумать — и задача будет решена.

Символы были знакомы ей, хотя прежде ей ни разу не доводилось их видеть. Она будто бы владела языком манов, но потом каким-то образом забыла его. Ответ существовал и ждал момента, чтобы проявиться во вспышке озарения. А пока он отказывался появиться на свет. И Джез топталась на месте, вместо того чтобы сделать последний шаг.

И вообще — зачем манам печатные книги? Они же общаются телепатически. Другие способы для них безнадежно устарели.

В конце концов она захлопнула книгу и встала. Нечего и надеяться на то, что ей удастся сосредоточиться, пока во рту стоит этот отвратительный вкус. Джез направилась в кают-компанию, чтобы выпить кофе.

Там оказался Пинн. Он забрался на стол и держал в вытянутой руке кота, пребывавшего в полубессознательном состоянии.

— Можно полюбопытствовать? — нейтрально и вежливо осведомилась Джез.

— Это мой первый эксперимент, — сообщил пилот.

— Ясно, — с сомнением протянула Джез. Она присмотрелась к Слагу. — У него к спине привязан кусок хлеба?

— С маслом, — гордо произнес Пинн.

Джез скрестила руки на груди.

— Ха!

— Я буду изобретателем, — провозгласил Аррис.

— Ты?

Он пошевелил висевшей на перевязи рукой.

— Летать я пока не могу. Значит, сейчас — самое лучшее время, чтобы начать.

— Боимся, как бы не попасть в тень после победы Харкинса? — ласково пропела Джез.

Пинн фыркнул.

— Уж я бы не разбил корабль. Хочешь посмотреть на эксперимент или нет? Знаешь, котяра-то здоровый.

— Ладно, сдаюсь. Что ты намерен сотворить?

— Как что? — теряя терпение, воскликнул Пинн. — Все знают, что кошка приземляется на лапы, так?

— Так.

— А бутерброд всегда падает маслом вниз.

— Я считаю, что это скорее пословица, чем науч…

— А если кошке положить на спину бутерброд маслом вверх, она упадет вверх ногами. Но ведь они всегда падают на лапы.

Джез казалось, что она глупеет с каждой секундой.

— И что, по-твоему, должно произойти?

— Ну, Слаг вроде как повиснет и будет крутиться в воздухе над полом.

— Подожди-ка еще минуту, — попросила Джез. Она быстро обошла вокруг стола, собирая одежду, которую члены экипажа оставили висеть на спинках стульев. Закончив, она свалила вещи в кучу на полу перед Пинном.

— На всякий случай, — пояснила она и отступила в сторону.

Аррис выпустил Слага. Сила тяжести сделала свое дело.

— Да, — произнес Пинн, наблюдая за котом, который лежал, зарывшись в куче одежды. На любимом пальто Малвери появилось большое жирное пятно.

— Не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда Слаг очухается, — сообщила Джез.

— А, его я не боюсь, — заявил Пинн, слезая со стола.

Тут Джез осенило.

— Послушай, а как тебе удалось сделать его таким смирным?

— Подлил ему в молоко ром.

Она задумчиво провела языком по небу и деснам. Да, именно оно. Тот самый вкус. Ром и молоко. И спине горячо, будто кто-то привязал туда огромный бутерброд.

— Ха… — глубокомысленно сказала она.

Фрей мог уехать из парка на трамвае, но решил пройтись пешком. Ему требовалось время, чтобы подумать в одиночестве, а прогулка являлась для него редким и желанным упражнением. Крейк отправился добывать приборы для своих новых методов, ну а Дариан к этим походам никогда не допускался. Демонисты всегда держались очень скрытно, имея на то серьезные основания. Пробужденцы настолько ненавидели их, что любому, кого они уличили бы в подобных занятиях, почти неизбежно грозила виселица.

Капитан оказался на небольшой площади — почти пустой, если не считать пожилого человека, который пересекал ее навстречу Фрею. Над площадью господствовало здание с крыльцом-папертью, передней площадкой и знаком, вырезанным в камне над сводчатым дверным проемом. Дариан остановился. Вот он — символ веры церкви пробуждения. Узор из кругов и соединенных между собой линий, которыми последний король Андрил исчертил стены кельи в последние дни своего безумия. Его последователи были уверены, что он нашел ключ к расшифровке языка Всеобщей Души. Фрей, со своей стороны, полагал, что видит перед собой каракули сумасшедшего.

Здание оказалось заколочено и пустовало. На стенах темнели плохо смытые непристойные надписи. Дариан не смог разобрать их содержания — против пробужденцев или в их поддержку, но, определенно, здесь были ругательства, бессвязные крики ненависти.

Совет канцлеров недавно выпустил указ, запрещающий деятельность пробужденцев в городах. Это являлось частью длительной компании эрцгерцога. Он вместе с женой вел ее, чтобы вырвать ядовитые клыки той политической угрозе, которая скрывалась за агрессивной (и очень доходной) религией пробужденцев. Вдобавок эрцгерцог предъявил им обвинение в том, что императоры — самые непостижимые и опасные стражи пробужденцев — одержимы демонами. А доказательства ему предоставил сам Дариан. Началась серьезная игра. Пролилась кровь. В провинции стали гибнуть люди.

Газеты пестрели репортажами из деревень, где влияние пробужденцев было весьма сильным. Сельскохозяйственные общины бунтовали. Когда сборщики налогов посещали местные обители, крестьяне хватались за оружие.

Ни эрцгерцог, ни пробужденцы не собирались отступать. Если бы правду удалось доказать, то пробужденцы, преследовавшие демонистов целый век, предстали бы гнусными лицемерами. И эрцгерцог ждал фактов, подкрепляющих его позицию. Он жаждал избавиться от организации, убившей его сына Хенгара.

Ну, формально в этом был виновен Дариан, что и говорить. Корабль Хенгара оказался заминирован и взорвался, а Фрей лишь сделал по нему пару практически безобидных выстрелов. А настоящими преступниками выступали именно пробужденцы.

Может, стоило пустить все на самотек?

Данный вопрос мучил его в последнее время. Следовало ли ему брать заметки покойного исследователя с «Пса Бури», когда они оказались на Северном полюсе, пытаясь спасти Тринику от капитана Гриста и манов? А затем — рассказывать о них Крейку? Ведь Грайзер питал столь глубокую, ядовитую и застарелую ненависть к пробужденцам, что не позволил Фрею зажать ценную информацию.

И Дариан передал записи профессору Крайлоку из Бестваркского университета, который продвинул их дальше. Конечно, анонимно, потому что Фрею не очень-то хотелось ставить пробужденцев и их головорезов-демонов в известность о том, кто преподнес им подлянку.

Он наделся принести какую-то пользу, оставить в мире собственную царапину. Он пожелал соревноваться с «большими парнями», а не ковыряться в грязи, пробираясь среди падали. Но он понял, что за важными решениями идут такие же последствия. Дариана не привлекала мысль о том, что он может войти в историю как зачинатель гражданской войны в Вардии. Особенно сейчас, когда саммайцы якобы готовят новую войну. Предыдущую они закончили неожиданным предложением перемирия и с тех пор вели себя подозрительно тихо.

«Хватит стараться соответствовать идеалу», — заявил Крейк. Но легче сказать, чем сделать. Команда из сил выбивалась, чтобы помочь ему, своему капитану. Не ради прибыли, даже не ради забавы. Они пытались вытащить его из ямы, в которую он запрыгнул по собственной воле. И Фрей не сомневался: впереди их ждет куда больше неприятностей.

Друзья рисковали своими жизнями. У него на плечах — еще одно бремя, будь оно неладно, которое он вынужден тащить.

— Не бросай меня!

Кровь в жилах Фрея сразу похолодела. Он попросту не мог этого слышать. Тонкий, отчаянный вопль. Слова, которые жгли его совесть девять долгих лет. Голос его бортмеханика Рабби, который кричал, когда Дариан задраил единственный вход в «Кэтти Джей». Он оставил Рабби снаружи и обрек на смерть от рук даккадийских солдат.