Окна Александра Освободителя - Алексей Жоров

На местных мирных аборигенов покойники были не похожи, а вот на партизан – вполне. Да и откуда тут было взяться мирным жителям? Их выбили еще в те времена, когда Сергеев наведывался в гости к Менгисту Хайре Мариаму, а оставшиеся в живых вымерли от голода, никогда не покидавшего эти красные равнины. Уцелевшие в голодные годы жители все это время десятками тысяч сгорали в горниле войны. Братоубийственной войны. А какими еще бывают гражданские войны?

Сергеев смотрел из окна своего грузовика и не мог избавиться от впечатления, что находится во власти дежа вю. Все это он видел много лет назад. Уже видел. Ничего не поменялось – все та же красная пустошь, чахлые сухие кусты, чернокожие с автоматами Калашникова и убийственная жара. Менялось только количество трупов.

Сегодня убитых было пятеро. Вероятно, они прибыли сюда на пикапе с закрепленным в кузове крупнокалиберным пулеметом (теперь он горел и чадил завалившись на один борт), но не успели сделать по колонне ни одного выстрела. «Лендровер» Кэнди ворвался в мертвую деревню, как передовой отряд конницы Чапаева. Вместе с ним в машине ехали трое кубинцев из отряда Пабло. Все закончилось за двадцать секунд. Две гранаты из подствольников да полтора десятка патронов.

Когда основные части колонны втянулись в деревню, пикап ярко пылал. А трупы еще не успели аккуратно сложить неподалеку – они валялись в художественном беспорядке там, где их застала смерть. Закапывать мертвых никто и не собирался, разве что оттащить к окраине. Ночь и гиены сделают свое дело.

Сергеева с остальными пленниками разместили в тени грузовиков, но не вместе, а на расстоянии друг от друга, чтобы не переговаривались, и даже дали попить.

Вода из канистр отдавала тухлятиной и таблетками для дезинфекции. Отравиться ею было нельзя, но и питье, после нескольких жадных глотков, удовольствия не приносило. Мимо Михаила двое африканцев проволокли за ноги убитого с простреленной головой – в пыли остались пыльные шарики крови. Один из негров при этом весело смеялся. Через минуту они снова появились, ухватили еще одного покойника за руки и потащили его тем же маршрутом, у самых ног Сергеева. Этот был прошит очередью от бедра до плеча. Еще через минуту пришел черед следующего. Они болтали и смеялись, словно не убирали убитых, а переносили мебель из сада в дом. Сказывался навык. К смерти здесь относились просто. Она всегда была рядом.

Сергеев задремал. Вернее погрузился в особое состояние, похожее на дрему, всегда помогавшее ему с легкостью выносить дискомфортные условия. Глаза прикрыты веками, но неплотно, так, чтобы различать движение. Тело расслаблено. Слух отмечает лишь изменения в ритме звуков окружения. Между ним и реальностью тонкая пленка, защищающая хозяина, но она настолько тонка, что он может разорвать ее в один момент, если наступит необходимость.

Минуты тянулись медленно. Прошел час. Стемнело – темнота рухнула на землю, как только последний лучик солнца исчез за горизонтом. По небу разбросало пригоршни крупных звезд. Пикап догорел и почти перестал отравлять воздух омерзительной вонью паленых покрышек – только изредка выбрасывал в синюю тьму снопы искр. На пленников по-прежнему никто не обращал внимания, только охранники, сменяя друг друга, следили за тем, чтобы никто никуда не отлучился. Есть хотелось так, что Михаилу начал чудиться запах жареного мяса, но еду никто и не думал приносить. Сергеев отхлебнул из фляги еще один глоток воды с химическим привкусом и встряхнул сосуд возле уха. Еще на два-три раза.

Рядом с ногой прошмыгнул крупный рыжий скорпион. Вдали завыли гиены. Африканская ночь вступала в свои права, с наступлением прохлады вся живность выбиралась из укрытий и бросалась добывать себе пищу. До ушей Сергеева донесся чей-то хохот, громкие голоса заспорили о чем-то, потом опять смех…

Внутри охраняемого круга развели костер и, очевидно, начали готовить, потому что Михаил почувствовал настоящий запах, похожий на запах кускуса, заправленного консервированным мясом. Желудок закрутило с новой силой, и он опять отпил воды.

А потом рядом появился Кубинец и вместе с ним Вонючка, вооруженная укороченным АКСУ, и есть расхотелось. Сержант Че честно заслужила свое обидное прозвище. Зато Кубинец ароматизировал африканский воздух резким запахом одеколона и дорогой сигары.

– Вставай, – сказал он и подмигнул Сергееву. – Поднимайся и пошли. Только без глупостей…

– Если он решит делать глупости, то пусть вспомнит, что здесь я, – вмешалась Сержант Че.

– Ну, – ответил Сергеев, не сдержавшись, – пока ты рядом, крошка, забыть о тебе просто невозможно!

Вонючка удивительно метко и болезненно заехала ему ботинком по копчику, да так сильно, что Сергеев с трудом принял вертикальное положение.

– Ай-я-я-я-й, как неуважительно, – назидательным тоном произнес Кубинец. – Так относиться к женщинам нельзя! Неужели ты плохо воспитан, Мигелито? Что? Болит?

– Попроси, чтобы она тебя приголубила… – отшутился Михаил, кривясь от боли в пояснице. – Узнаешь.

– А ты меня не зли! – посоветовала Сержант Че вкрадчивым голосом и ткнула его стволом автомата в ребра. – Двигайся.

– Мог бы и сам за мной прийти, – посетовал Сергеев, обращаясь к Пабло.

Они уже шли по проходу между грузовиками, к тому месту, где горел костер и был установлен походный шатер для начальства. Остальные участники похода обходились без удобств.

– Ты сам подумай – куда я побегу? Спекусь через два часа! Так нет же… Обязательно надо было привести за собой этого сержанта в юбке… Ох!

– На твоем месте я бы задумался о том, – сказал Пабло вполне дружелюбно, оглядываясь через плечо, – что будет, если я оставлю тебя наедине с ней? Ладно, Че! Перестань его пинать. Может быть, мы обо всем мирно договоримся… Заходи, дон Мигель! Тебя ждут.

Сергеев отбросил полог и шагнул вслед за Кубинцем под белое полотно шатра.

И тут он должен был удивиться. Но почему-то не удивился.

На походном стульчике, трещавшем под непомерной нагрузкой, сидел не кто-то, а господин Рашид Рахметуллоев собственной персоной. Физиономия Раша лоснилась от жары, в руках его была похожая на пиалу миска, полная дымящейся каши – именно ее запах слышал Сергеев, сидя у грузовика. Раш ловко ел ее руками: крупные, ловкие пальцы сминали кус-кус в комочки и отточенными движениями направляли их прямо в рот.

Рахметуллоев поднял глаза на вошедшего Михаила и широко улыбнулся, отчего на щеках образовались крупные ямочки.

– Умка! – произнес Рахметуллоев. – Ну, что – рад меня увидеть? Я же говорил – обязательно будем работать вместе!

Сергеев молчал, не сводя глаз с сидящего напротив друга детства.

– Неужели не рад?

Он не переставал улыбаться, несмотря на молчание собеседника.

– Вести остальных? – спросила Сойка у Кубинца.

Тот вопросительно посмотрел на Раша, дождался едва заметного кивка и махнул Вонючке рукой.

– А я все равно рад, – сказал Раш и поставил миску на стол. – Извини, что не обнимаю – руки жирные. Сейчас вытру и поздороваемся.

– Да ничего, – отозвался Сергеев. – Можешь не спешить обниматься. Это в принципе уже лишнее…

Рашид кряхтя поднялся с неудобного стульчика и вытерся бумажным полотенцем.

– Ох, как я не люблю отсутствия комфорта! – он зачмокал губами, облизнулся и снова вытер рот бумагой. – Ни помыться нормально, ни в туалет сходить! Дикость какая-то… Я ведь сюда приехал из-за тебя, Умка… Только из-за тебя!

– Моя благодарность не имеет границ, – проговорил Сергеев сквозь зубы. – Рашид Мамедович, ты себе и не представляешь, как я тебе за это благодарен!

– Иронизируешь? Смеешься? А ведь я сразу сказал Блинчику: «Умка – это тот человек, что нам нужен!»

– Странно…

– Что странно?

– Странно, что именно я тот человек, что вам нужен.

– Ты садись, – сказал Рашид. – Что стоять? Как говорят у вас, у русских: «В ногах правды нет!»

Михаил прекрасно помнил время, когда Рашид считал себя самым что ни на есть русским. И в речи его не было хитрого восточного акцента. И даже глаза, кажется, не были настолько по-восточному раскосы. Но время изменилось, изменились и они. Раньше, до возникновения национального самосознания, Рахметуллоев бы сказал: «У нас, у русских!» Но это «раньше» отстояло на много лет назад. И об этом надо было очень хорошо помнить. Не обращать внимания на нежные детские воспоминания. Все товарищи по детским играм давно выросли, превратившись кто в кого – кто в пузатых дядек, ворочающих миллионами, кто в вышедших на покой специалистов по весьма специфическому роду человеческой деятельности. И отстояли они теперь друг от друга на десятки световых лет, а может быть, еще дальше. Не просто разные страны и разные интересы, а разные вселенные. Обычаи, языки, истории и цели – от былой общности не осталось ничего, кроме личных воспоминаний. Но и они теперь значили немного – что есть несколько эпизодов, подернутых дымкой врозь прожитых лет, в сравнении с нынешними финансовыми интересами?