Зумана - Е. Кочешкова

Спустя пару дней на корабле только и говорили, что о непонятном пророчестве. Никто не знал, откуда оно взялось. Шут же мог лишь гадать, почему опасные толки разлетелись-таки по всем палубам. И очень надеялся, что причина этого таилась не в излишней болтливости двух его спутников: он огорчился бы, окажись это так. Гораздо легче Шуту было думать, будто это он сам голосил слишком громко в ту ночь, когда увидел свой вещий сон. Так или иначе, а темные слухи очень быстро расползлись среди моряков и свиты принцессы, обретя совершенно нелепые черты. До Шутовых ушей долетало, что «Вилерну» настигло проклятье некого таинственного мага, что в водах близ Ксархана завелось морское чудище, что в ближайшее время небеса разверзнутся и падут в океан огненными камнями, мимоходом раздавив и их корабль и прочие тому подобные глупости. Словом, настроения на судне оставляли желать лучшего, а в команде «Вилерны» единодушно порешили, будто умней всего было бы поворотить назад. Только вот мнения моряков, само собой, никто не спрашивал.

Зато капитан молчал. Вел себя так, словно ничего не слышал. Так что Шут, как и матросы, мог лишь с тревогой гадать, какие меры тот предпринял. Если вообще прислушался к словам Элеи, а не высказал ей со всей учтивостью, мол, Ваше Высочество, не будьте так наивны, чтобы верить снам своих чудаковатых подданных. Спросить Элею напрямую о результатах этой беседы Шут не отваживался.

И когда беда пришла, никто об этом, конечно же, не догадался.

15

Позже со слов Хирги Шут узнал, что первым, как и должно, суденышко заприметил тот парень, которому выпало сидеть в "вороньем гнезде". Это была обычная рыбацкая лодка — маленькая, длинноносая, не имеющая даже паруса. Лежащий в ней мужчина выглядел не то мертвым, не то у самого порога смерти. На крик "человек за бортом!" сбежалась половина команды, хотя час был ранний и дел у всех хватало. И моряки, и стражи недоуменно переговаривались — откуда в открытом море взяться лодке? Неужто крушение случилось? Без шторма? По приказу боцмана двое шустрых парней из младших матросов резво спустили на воду юркую корабельную шлюпку, и в считанные минуты чужак оказался на палубе.

Люди «Вилерны» окружили его, беспамятного, опаленного ветром, солью и колючим зимним солнцем. Островитяне с удивлением смотрели на худого мужчину с черными волосами, заплетенными в длинную косу — на покрасневшие руки и лицо спасенного, на добротную одежду и пустой пояс, не отягощенный такой обычной для его народа кривой саблей. Чужак оказался сыном Диких земель. Судя по прическе и сизым узорам на руках — уроженцем Ксархана. И он был болен. Очень болен. Его тело горело в лихорадке.

— Эй! — один из моряков, что спускался за борт, тронул ксарха за плечо, — ты жив ли, добрый человек? — он обернулся к своим товарищам: — Дайте воды скорее! — получив в руки деревянную кружку, моряк поднес ее к иссохшим приоткрытым губам чужеземца и осторожно принялся лить воду ему в рот тонкой струйкой. Ксарх сипло вдохнул, застонал и попытался открыть глаза, налитые жаром. Несколько минут он только хрипел и кашлял, но потом наконец заговорил. Только вот речь его, недобрая и исполненная боли, была вовсе не знакома людям Белых Островов. Ксарх говорил на исконном языке Диких Княжеств.

— Толмача надо! — воскликнул один из хранителей. — Линту позовите! Где его демоны носят?!

Сразу несколько человек ринулись к каютам для пассажиров искать означенного господина. Пока же Линта не явился, люди горячо спорили о том, что могло случиться с несчастным ксархом и почему он так сердито, даже отчаянно на всех хрипит вместо того, чтобы обрадоваться чудесному спасению и залиться слезами благодарности.

— Разойдись! — крикнул боцман спустя несколько минут, завидя, как с нижней палубы спешно выбрается заспанный толмач.

На ходу завязывая ворот куртки, господин Линта, светлоголовый молодой мужчина, протиснулся к чужаку и осторожно сел рядом с ним на корточки. Облизал губы и выдохнул что-то совсем непонятное для своих спутников. Ксарх снова зашелся в хриплом кашле, а потом, словно из последних сил, заговорил. И чем дальше он бормотал, тем шире становились зрачки толмача, тем бледней делалось его лицо.

— Прочь! — внезапно закричал он, вскочив на ноги. — Все прочь! О, боги…

В этот-то момент выбрался наверх и Шут. Разбуженный громкими голосами, он решил узнать, что творится на корабле спозаранку. Уж не морской ли змей пожаловал исполнить темное пророчество.

Но то, что он увидел, было хуже змея.

На палубных досках лежала сама смерть в обличие человека.

Шут закрыл рот ладонью, чтобы вопль ужаса не вырвался из его груди, а потом бросился к Элее, которая ничего не понимая, пыталась протолкаться к чужаку сквозь ту сумятицу, что мгновенно воцарилась на палубе.

— Нет! — воскликнул он. — Нет, Ваше Высочество! Подите прочь! Прочь отсюда! Не подходите к нему! Не приближайтесь! — принцесса удивленно застыла, где стояла. Люди как по команде обернулись к Шуту, и тогда толмач Линта наконец нашел в себе мужество заговорить. Услышали его все, хотя речь молодого посла больше походила на шепот.

— Не… не подходите ближе… Этот человек и в самом деле из Ксархана. Он был воином. Он… — голос у толмача дрожал, — он сказал мне, что Ксархан… чума пришла в его земли… — Крик ужаса облетел палубу, а Линта, сглотнув, продолжал: — Мы почти у цели… до материка — лишь два-три дня пути. Но нам нельзя туда плыть. Там всюду смерть. И этот человек… он тоже болен…

На миг страшная тишина воцарилась на корабле. А потом она взорвалась отчаянными криками.

— Молчать! — это взревел капитан, шагнув вперед к толмачу. — Ты, парень! Ты трогал его?

— Нет, капитан!.. — отчаянно воскликнул Линта. — Нет! — глаза его от страха стали совсем безумными.

— Вижу, не трогал. Тогда отойди подальше! А вы ребята, — обратился он к своим двум матросам, — будете сидеть в трюме, в отсеке для пленных. Но сначала сгрузите свою находку обратно в его корыто. Да пошевеливайтесь, ежа вам в глотку! Быстро! — надо отдать должное, самообладание и выдержка у капитана Нуро были прочнее якорной цепи…

Шут видел, как побледнели эти двое, как обиженно сверкнули глазами. Он понимал их… получить такую плату за свою расторопность, за желание помочь… Сам Шут пробился сквозь столпотворение на палубе и схватил Элею за руку. Ни слова не говоря, он потащил ее прочь от людей.

— Патрик! Что ты себе позволяешь! — она попыталась выдернуть руку, но Шут уже достаточно окреп, чтобы не позволить это. — Мне больно! Пусти!

Напрасная трата сил. Шут твердо знал, что беда пришла и что от нее будет очень трудно спрятаться. И спасительными могут оказаться не минуты, а мгновения.