Романовы. Ошибки великой династии - Игорь Шумейко

Вернёмся к тезису «закрепощение крестьян – следствие модернизации (военной прежде всего) России».

Действительно, так и было, начиная от Алексея Михайловича – первого модернизатора и главного, правильного «модернизатора», по определению не приемлющего Петровские реформы (официальное прикрепление крестьян было совершено Соборным уложением царя Алексея Михайловича 1649 года). Так было и до Петра, у которого военные расходы – 80 % бюджета и только один (! ) полный год мирного правления, из 35. Правда, первую войну с Турцией он наследовал от предшественников.

Уже практически сломив шведов, в 1718 году (до окончания Северной войны остаётся только 3 года и одна победа – при Гренгаме фельдмаршала Голицына) Пётр задумывается о двух проблемах: 1) Куда потом девать армию? 2) «Как нам (мне) обустроить Россию»?

И решает объединить обе проблемы. Податная реформа Петра (1718–1724 гг.) заключается, как уже упоминалось, в сборе налогов и поддержании порядка (важнейшие дела в обустроенной стране), возлагающимися на армию. 126 воинских частей располагаются по стране, собирая налоги не только на своё содержание, но вроде бы и на все прочие государственные нужды.

В. О. Ключевский пишет: « Полковые команды, руководившие сбором подати, были разорительнее самой подати. Она собиралась по третям года, и каждая экспедиция длилась два месяца: шесть месяцев в году сёла и деревни жили в паническом ужасе от вооружённых сборщиков, содержащихся при этом на счёт обывателей, среди взысканий и экзекуций. Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоёванной России татарские баскаки времён Батыя… Начала обнаруживаться огромная убыль в ревизских душах от усиления смертности и побегов: в Казанской губернии… пехотный полк не досчитался более половины назначенных на его содержание ревизских плательщиков… Создать победоносную армию и под конец превратить её в 126 разнузданных полицейских команд – в этом не узнаешь Преобразователя ».

Эту картину, нарисованную, в общем, большим сторонником Петровских реформ, я бы чуть подкорректировал. Да, ужасно это смешение военной, фискальной, полицейской работы. Но вспомним, кого, собственно, сменяла петровская Податная реформа? Кто предыдущие сотни лет выполнял всю «работу на местах»? Правильно, воеводы. Тоже, заметим, война, воинство в корне слова. Может, Пётр – тиран и милитарист, дошедший до крайности. А может, прагматик, менявший ни на что не годных стрельцов на гренадёров, поместных конников – на драгун, а изживших себя воевод – на полковников. Главный вопрос: какая в его Податной реформе была мера вынужденности, похоже, не разрешим. Остаётся только напомнить, что прежняя ситуация, когда Россия для защиты от поляков приглашала шведов, расплачиваясь частями государства, всеми осознавалась как нетерпимая, что и давало Петру простор для любых решений. Далее об этом будет подробнее.

Эта вынужденная (?), временная (?) мера Петра была отменена. К воеводам, разумеется, не вернулись, а функции государственной власти на местах переложили на помещиков. Важное уточнение: «на местах» – в деревнях. Именно в этот момент намечается важное расхождение русского города и деревни в правовом, если не сказать – философском смысле. Города, горожане остались в государственном управлении плюс иногда в общественном, но, в общем, оставались в сфере «публичного права». А крестьяне уходили под власть частных лиц.

Помещик был действительно заинтересован в сбережении, росте благосостояния своих «ревизских душ», и все последующие, уже перечислявшиеся шаги по закрепощению: право помещика продавать крепостных в рекруты третьим лицам (1747); право ссылать крестьян в Сибирь (1760), на каторжные работы (1765), запрет крестьянских челобитных (1767) – можно рассматривать как технологическое расширение менеджерских, директорских полномочий.

Я. Водарский в книге «Население России за 400 лет» фиксирует, что численность дворянских семейств выросла с 15 000 в 1700 году до 64 500 уже в 1737-м – тоже в своём роде «прикреплённых» к своим поместьям, в смысле – абсолютно ответственных перед государством за сбор налогов и рекрутов. И результаты этой реформы – от воинских команд – к помещикам – мы должны признать весьма положительными.

Рост населения: 1724 – 13,0 млн чел.; 1744 – 18,2; 1762 – 23,2; 1795 – 37,2; 1811 – 41,7. Госбюджет с 1701 по 1801 год вырос в 25 раз.

Понятно, что прирост бюджета – это совместные усилия помещиков, купцов, промышленников. Но прирост населения – почти весь в деревне, то есть в ведомстве помещиков.

В общем, как сказал бы Гегель (если б и он, как Имануил Кант стал бы на 4 года русским подданным и оглядел бы порядки нового отечества): «Всё действительное (в России) – разумно».

Естественно, к этому растущему потоку общего блага примешивается тоненькая струйка яда. Сначала новые управители отменяют «майорат», здравый закон Петра, единонаследие, обеспечившее превращение европейского, особенно английского дворянства в деятельный класс. Старший сын наследует неделимое поместье, остальным – служить, двигать науки, промышленность. Пётр вводит единонаследие в 1714 году. Дворянство саботирует, а почувствовав свою силу в начавшийся «век дворцовых переворотов», добивается и официальной его отмены в 1736 году. «Строгость к своим детям, к чадушкам, Митрофанушкам – это пускай у сухарей немцев!» – и впереди у нас – раздробленные поместья, вплоть до 2–3 крепостных на одного помещика. Сатиры на тех помещиков хорошо известны: Радищев, Фонвизин, отчасти Крылов… Но тут я бы и от себя предложил сюжет, дорисовав картину XVIII века в духе абсурдов века XX: «…0,5 или 0,73 крепостного на одного помещика»!  – Могло же у обладателя 3 ревизских душ родиться 5 детей.

Последующие шаги дворянства, набиравшего богатство и силу пропорционально не только общему росту богатства и силы государства (что тоже имело место, см. цифры выше), но и числу успешных дворцовых переворотов, хорошо известны. 1762 год – «Манифест о вольности дворянской»; 1785 год – «Жалованная грамота».

Вот что достойно размышлений, сопоставлений – именно эта «исподвольность» схожих тенденций. Ведь и комиссары после 1917 года были такие же новые управленцы, директора, как и помещики после 1725 года. И тоже показали хорошие результаты в первые пятилетки. Доказали, что НЕсобственник тоже может неплохо управлять, оставаясь при этом строго – представителем пролетариата.

И потихоньку, первый шаг в сторону: открыли спецстоловые для голодающих комиссаров. Далее: отмена «партмаксимума» – тут сегодня впору спрашивать не только: «Когда это произошло?», но вообще: «Что это такое?». Потом – закрытые распределители, 4-е Главное управление Минздрава СССР и его поликлиники и в итоге: отношение народа к директорам, партсекретарям в 1991 году не лучше, чем к помещикам в 1861-м.

Так что же нас сбило с предсказанного Августом Гакстгаузеном пути всеобщей справедливости или хотя бы «невозможности революций»?

Не замахиваясь на «смысл русской истории» вообще, а в соответствии с темой книги сосредоточившись на периоде династии Романовых, можно указать три главных фактора, действие которых совместилось в первой половине XIX века.

1. Дворянство в век дворцовых переворотов нарушило основной баланс государства, служилое и тяглое сословия перестали быть «равноудалены» от источника власти. Общенациональное государство стало на 99 лет дворянским.

2. Правительство, достигнув основных целей «романовской модернизации», упоминавшегося броска с предпоследнего места в Европе 1648 года на первое в 1814-м, не смогло сформулировать новые цели развития.

3. «Крестьянская модель» развития так же зашла в тупик в обстоятельствах демографического взрыва и, как следствие, столь же взрывного, стремительного обезземеливания.

Продолжим статистическую лесенку роста населения, начатую чуть выше:

1815 – 43,1 млн чел.

1857 – 59,2.

Ну и начало XX века – 150 миллионов человек.

В этой лесенке, по-моему, самая главная ступенька – 1795 год (37,2 млн). Вот почему я уделил некоторое внимание противопоставлению внешней политики Екатерины II и Павла I. Просмотр массы исторической литературы от учебников до научных и популярных книг, статей вроде бы (подсчёты тут весьма приблизительны) дают больше плюсов Павлу.

Общая тенденция угадывается такая: достижения Екатерины яркие, но поверхностные, всё это – «гром победы раздавайся, веселися славный росс» , списки выигранных сражений, Потёмкин, Суворов, Румянцев, Орлов-Чесменский – хорошо для школьников, для «патриотического воспитания». А интеллектуалы, начиная с Чацкого, должны смеяться над «забытыми газетами времён Очаковских и покоренья Крыма», отыскивать философские глубины, любоваться парадоксами деяний Павла, которого величают «русским Гамлетом». Он обуздал помещиков, ограничил барщину тремя днями, жил, «опережая время», «жил слишком быстро»… Но он же, услыхав от кого-то однажды, будто участь помещичьих крестьян лучше участи казённых, за время своего царствования роздал до 600 000 душ казённых крестьян помещикам. Вот пример действия основанного на «половинчатой» информации, а скорее всего – «уполовиненной» с корыстными целями.