Фантастика, 1983 год - Сборник

– Это более чем новость. Однако со мной часто случались необыкновенные вещи, поэтому не бойтесь, я не сойду с катушек. К тому же от эмоционального шока у меня хорошая прививка научной фантастикой, которую я обожала. Но почему в вашем тотсветовском веке не реконструируют полностью? Где мои руки? Ноги? Драгоценная голова? Точно сижу в мешке. И еще такое состояние, будто я сейчас вроде студня, желе. Даже странно, как это мы переговариваемся.

А после некоторой паузы потрясенное сомнение:

– Мне и вправду это не снится?

– Все наяву. Но окончательной репликации, к сожалению, придется подождать. Жизнь в форме биоматрицы, конечно, не полноценна. Чтобы стать прежним человеком, необходимо обрести телесность. Наука прогнозирует такую возможность лет через тридцать-пятьдесят.

– Ничего, я терпеливая. Больше ждала. Нет, все это потрясающе. Но неужели вы победили смерть?

– Не совсем. Пока что мы смертны. Точнее, смертно наше первичное тело. Однако печаль наша, когда мы расстаемся с ним, не столь велика, как у вас, потому что знаем - впереди новая жизнь.

– Как долго я буду пребывать в таком вот аморфном состоянии?

– Если пожелаете, я могу выключить ваше сознание в любую минуту.

– Но где гарантия, что я опять оживу?

– Все учтено.-Севернюк улыбнулась опасению родственницы - Другой долго переваривал бы сам факт реконструкции, а она заботится о том, чтобы не умереть вторично. - Есть вариант: до нового шага науки вы можете жить как сейчас, в форме биоматрицы.

Швец долго молчала. Узор биоимпульсов на экране репликатора говорил о том, что она в глубоком раздумье.

– Я хочу быть узнанной, - наконец сказала она.

– Кем?

– Теми, кто любил меня и знал. Надеюсь, их тоже восстановят?

– Разумеется. Только не всех сразу - для этого у нас пока не хватает человеческих ресурсов.

– Сколько же лет новой жизни вы подарите мне? Или теперь я никогда не умру?

– Как только почувствуете усталость, можете спокойно уснуть.

– Но перед сном всегда надеешься на пробуждение.

– Вам не захочется его, когда будет исчерпана вся духовная энергия.

– Боюсь, что она долго не иссякнет! - развеселилась прабабка. - Не зря я любила Гёте: “Смерть старая уж не разит как гром. Глядишь на труп, но вид обманчив. Снова недвижное задвигаться готово”. От всей этой фантасмагории дух захватывает. Выходит, у меня есть шансы когда-нибудь встретиться с Львом Толстым или Жанной д'Арк? Но учтите, кроме гениев и героев, на земле жило много чудовищ, и если они тоже воскреснут…

– Пока не будем касаться проблем Высокой Морали. Все это не очень просто.

Ответ заметно взволновал прабабку.

– Как?! - воскликнула она. - Куда яснее - нельзя оживлять злодеев! Какая же в этом проблема? В противном случае в вашем гармоничном мире вновь будет посеяна преждевременная смерть.

– Я тоже такого мнения, - согласилась Севернюк. - Но, к сожалению, у меня есть оппоненты.

– Вероятно, те, кто плохо знает историю? Какая досада, что я лишена подвижности, иначе сейчас же развернула бы кампанию против репликации тех, в ком сидело зло.

– Это излишне. Дело в том, что у воскрешенных преступников настолько сильны и невыносимы муки совести, что жить они уже не в состоянии и умирают почти тут же в форме биоматрицы, сколько бы раз их ни реплицировали. Почему так происходит, загадка - ведь при жизни их мало что мучило. Вопрос: надо ли тратить средства на восстановление людей с отметиной в реплигене?

– Что за отметина?

– Мы назвали ее черной точкой зла. Оказалось, в реплигене зафиксированы не только биологические, но и приобретенные, нравственные параметры человека… Как же все-таки быть с вами?

– А что такое? - всполошилась Швец.

Севернюк тяжело было признаться в том, что она должна прекратить сеанс, но иного выхода не было.

– Значит, меня оставят в покое до нового шага науки? - В вопросе прабабки прозвучала печаль.

– Этого требует Основная Инструкция.

– В нашем роду никогда не было бюрократов, - сердито сказала прабабка. - Мы легко нарушали инструкции, если они устаревали. Я хочу жить в любом состоянии. Даже в такой вот кромешной тьме, как сейчас, когда не поймешь, каким образом без языка и ушей я общаюсь с вами. У меня просто нет терпения ждать еще тридцать-пятьдесят лет.

Это заявление вызвало улыбку - вот уж поистине фамильная жажда жизни!

– Первая глава начата. Значит, будут и другие, - пообещала Севернюк, сожалея о том, что вынуждена прекратить сеанс - и так слишком много информации выдано для первого раза.

– Как вы сказали? - оживилась прабабка. - Глава? Прекрасно! Выходит, и впрямь творчество самой жизни стало главным искусством. Но все же я в огромном нетерпении и беспокойстве - не продолжить ли нам эту главу сейчас, не теряя ни минуты? Кто знает, что будет завтра. Мы, люди двадцатого столетия, привыкли ценить сегодняшний миг, и поэтому я спешу. Пожалуйста, возьмите бумагу и карандаш. Письма - мои любимый вид общения. Неважно, что моего адресата еще нет. Он был и, я теперь знаю, будет! Пишите: “Друг мой! Прежде чем случится наша встреча через столетия, хочу напомнить Вам о давнем споре, когда Вы обругали меня беспочвенной фантазеркой. Переспросите-ка своих избавителей, какой нынче век. Еще раз. И еще. Ну вот, а Вы не верили, что птица Феникс где-то совсем рядом приветно машет крылом”.

АЛЬБЕРТ ВАЛЕНТИНОВ МИККИ

– Бол-ван! - потеряв самообладание, изо всей силы рявкнул Платон, и оконные стекла задребезжали, в микроскопе что-то тренькнуло, а пробирки в штативе отозвались жалобным колокольным перезвоном. - Хватит! Чтобы я больше слова об этом не слышал.

– Почему? - удивился Микки.

Над дверями лабораторий горят предостерегающие транспаранты: “Не шуметь! Идет опыт”. Платон сорвался, и вот результат: жидкость в пробирках дрогнула, нарушилось неустойчивое химическое равновесие, и ядра атомов нуклеиновой кислоты снова прочно закрыты для посторонних веществ. Пропали впустую трое суток, в течение которых пробирки с кислотой облучали мощной ионизирующей струей, расшатывая прочные внутримолекулярные связи. Придется начинать сначала, и все из-за этого болтуна Микки.

– Почему? - снова спросил Микки.

Платон мысленно застонал. С каким бы удовольствием дал ему по башке, но бесполезно: не поймет.

– Потому что ты просто не представляешь, чего просишь.

Микки упрямо замотал головой. Этот жест, как и все прочие, он перенял от людей.

– Отлично представляю. Я хочу любви.

Михаил и Евген, работающие за соседними столами, поползли на пол, а Рита, тарировавшая раствор, откровенно хихикнула и спряталась за бюретками.