Отдохновение миссис Мэшем - Теренс Уайт

Он обыскал Китайскую гостиную, ту самую, в которую в 1768 году внезапно вбежал Руссо, гневно зачитал нескончаемое и невразумительное письмо, писанное им к Дидероту и выскочил вон, оставив слушателей в совершенном недоумении.

Он обыскал Деловой Кабинет, в котором Злобный Граф однажды проткнул насквозь своего управляющего, – представ перед судом палаты Лордов, Граф уверял, правда, что они дрались на дуэли, но управляющий и до сей поры каждую ночь со вторника на среду прогуливался здесь с рукоятью шпаги, торчавшей у него из спины на уровне поясницы, являя сильный аргумент в пользу противного.

Он обыскал Картографическую Библиотеку, в которой один из виконтов и к тому же еще адмирала имел обыкновение хранить секстант и иные приборы – после того, как ушел в отставку, потеряв в череде морских баталий Майорку, Менорку, Бермуды, Гоа, Симлу, Геклу и Алабаму.

Он добрался до Ружейной, из окна которой герцог Орлеанский так любил палить по жаворонкам шампанскими пробками.

Он обыскал Удобрительную, по поводу которой Владетеля Мальплаке, изобретшего целых три картофелекопалки (все разной конструкции) укоряли, что он-де взял себе за обычай хранить в ней на потребу своим арендаторам огромные кучи гиперсуперэкстраинфрафосфатов.

Он обыскал даже Сановный Покой, в коем королева Виктория устроила для себя единственную гостиную, когда-либо существовавшую вне королевских замков, – тут все еще стояло кресло, в котором сиживала королева, и сиденье его покрывала, дабы сохранить царственный отпечаток, стеклянная крышка.

Профессор поднял крышку и присел, ибо им овладевала усталость.

Посидев, он со вздохом встал и поднялся этажом выше в Часовую залу, расположенную в щипце Северного фасада и вмещавшую часы работы Кристофера Пинчбека II, которые наигрывали «Когда Сердце Мужчины Печали Грызут» – в четырех частях, по одной каждую четверть часа, правда, со временем к этой музыке попривыкли и вслушиваться перестали.

Предмет его поисков здесь отсутствовал.

Профессор начал уже терять голову и торопливо перебегал с одного этажа на другой, едва лишь новая идея посещала его.

Он обыскал Буфетную, где в разное время хранились золотые кубки Дерби, Больших национальных скачек и Аскота, а также ваза в виде дерева баньяна, поднесенная Шестому Герцогу благодарными жителями Бомбея.

Он заглянул в конюшню на сто сорок четыре лошади, в псарню на сто сорок четыре гончих, в мезонин на сто сорок четыре горничных с лакеями и в Игорную, где некогда Чарльз Джеймс Фокс в туфлях с алыми каблуками и в парике, осыпанном синей пудрой, просадил за одну ночь сто сорок четыре тысячи фунтов.

Он заскочил даже в Оружейную, в которой когда-то располагалась биваком все амуниция Собственного Его Величества Третьего Герцога Нортгемптонширского Полка, – а также группа посетителей дворца, которую бросил здесь в 1915 году забывчивый дворецкий, водивший по дому экскурсии в благотворительных целях.

Заложницы нигде не было.

Бедный Профессор опустился на голый пол Оружейной, чтобы отдохнуть во второй раз. Затем, собрав остатки сил, он вновь устремился на поиски.

Он обыскал Павильон, в котором рассеянный лорд Дадли однажды пригласил Сиднея Смита на обед, сказав при этом: «Пообедайте сегодня со мной и я уговорю Сиднея Смита, чтобы он пришел познакомиться с вами», – на что мистер Сидней Смит вежливо ответил, что уже договорился с этим джентльменом о встрече в другом месте.

Он обыскал Колоннаду, по которой как-то ночью сам великий Поуп прогуливался с Вильямом Брумом, уговаривая последнего, чтобы тот уговорил Тонсона опубликовать письмо от Линтота, подписанное однако Клилендом и написанное якобы Болинброком, в котором леди Мэри Уортли Монтегю обвинялась в том, что она подозревает мистера Грина в том, что он уговаривает Брума отказать Тонсону в разрешении опубликовать письмо Клиленда, касающееся личных привычек доктора Арбетнота и якобы подписанное Линтотом безо всякого ведома Болинброка да еще и псевдонимом Свифт. (С другой стороны, некто по имени Уорсдейл – простое орудие, не более того, – должен был, назвавшись именем Р.Смита, сказать Керлу, что некий «П.Т.», тайный недоброжелатель Темпля, владеет копией переписки между лордом Гервеем и Коли Гиббер: с очевидными результатами.)

Наконец, Профессор выбрался под открытое небо и обыскал фонтан, в который когда-то свалился Босуэлл, дабы позабавить Великого Лексикографа.

Он даже потоптался вокруг конной статуи щеголеватого, низкорослого Георга II, восседавшего на коне без подпруги, – том самом, стало быть, что удрал вместе с королем из-под Деттингена.

Марии нигде не было.

В саду Профессор понаблюдал за мисс Браун, которая, стоя на коленях, злобно ковырялась в клумбе с геранями. В соломенной шляпе, с совочком, с подстеленным под колени ковриком, она что-то горько напевала себе под нос. Побег Школьного Учителя уже открылся.

Профессор стянул с головы зеленый котелок и вежливо произнес:

– Прошу прощения, мисс Браун.

– А, это вы. Что вам здесь нужно?

– Да… нет, ничего, спасибо. Я просто… просто гуляю.

– Хороший выбрали денек, – сказала она. – Калитка у вас за спиной.

– Калитка? А, да, понимаю. Калитка, чтобы выйти. Да…

– Ну, что же, – продолжал он, немного помолчав, – всего хорошего, мисс Браун.

– Всего хорошего.

– Всего хорошего.

– И нечего тут вынюхивать.

– Что?

– Я говорю: Нечего тут вынюхивать.

– Нет, определенно нечего. Нет.

Он повертел в руках котелок и храбро прибавил:

– А герани, они ведь красные?

– Вы что, – злобно закричала мисс Браун, поворотившись на коленях и тыча в Профессора совком, – хотите, чтобы я на вас викария напустила? Убирайтесь. И захлопните за собой калитку. Что вам здесь нужно?

– Я просто… Марию навещал.

– Так навещайте ее в другом месте. Она уехала.

– Погостить у тетки?

– Кто вам это сказал?

– Я… я догадался.

– Она уехала, – свирепо сказала мисс Браун, – погостить к тете в Томбукту, хи-хи! Надеюсь, там вы ее навещать не станете? И уматывайте отсюда, вы, шпик несчастный!

Профессор засеменил прочь, а мисс Браун гнусно захохотала ему вслед, и последнее, что Профессор услышал, когда, покраснев с головы до ног, трясущимися пальцами закрывал калитку, это как она, вновь повернувшись к гераням, запела некие, только ей понятные слова:

Там, в Подземелии, внизу,

Там, в Подземелии, внизу,

Внизу,

Внизу,

Внизу,

Внизу.

Там, в Подземелии, внизу,

Пускай она лежит.

Кстати, мисс Браун очень любила цветы и говорила всякому, кто соглашался слушать, что величайшая ее радость – это «милые розочки».