Инцидент в Ле Бурже - Максим Шахов

— Что же это такое?! — воскликнул Боровичков, больно хватая Данилова за плечо. — Что происходит, я спрашиваю?! Что, и в самом деле — бомба?! Не молчите! Я требую, чтобы вы немедленно все объяснили!

— До вас как до жирафа доходит, — буркнул Данилов, высвобождая плечо. — В самолет заложена бомба. Завтра во время показательного полета она должна рвануть. Собственно, уже неделю я пытаюсь разжевать вам эту историю… Мне уже надоело. Пусть Тропинин рассказывает вам подробности, все-таки он непосредственный участник.

Боровичков оглянулся — к летчикам, державшим Молчанова, уже бежали полицейские и агенты в штатском. Он замахал руками и кинулся им наперерез.

— Держите Тропинина! — бросил он на ходу. — Я попытаюсь уладить… Нам не нужна огласка.

Однако полицейские уже надевали на Молчанова наручники. Завывая сиреной, откуда-то мчалась «Скорая». Боровичков остановился и устало произнес:

— Раньше не могли, что ли? Все у вас через… одно место… Ладно, оставайтесь на месте. Буду звонить нашим — в ФСБ…

Данилову было уже все равно. Он давно понял, что в любом случае окажется крайним в этой истории. Ну что же, главное все-таки не то, что на него повалятся все шишки. Главное, что взрыва не будет и что имя Юлии так и не прозвучало. Можно ли сделать это теперь, когда неизбежно разбирательство? Она уже далеко. Но кто знает… Нет, он будет молчать и дальше. Никому здесь не интересно имя женщины, которая уже поменяла кучу мужей и гражданств. Она призрак, облако, сновидение. Эхо, которое растаяло на парижских улицах. Тревожить его ради того, чтобы в следственном деле появилась лишняя запись? Зачем?

Данилов почувствовал, как кто-то коснулся его плеча, и обернулся. Боровичков повелительно кивнул головой:

— Ну все, нас вызывают. Едем немедленно. Это недалеко. И не валяйте дурака, как это вам свойственно. Там этого не любят.

Белый, с серебряным отливом красавец-лайнер неторопливо выбрался на прямую, покатил по гладкой, как стекло, полосе, наращивая скорость, и завыл, зарокотал турбинами. Брызги солнца водопадом покатились с его звенящих крыльев, высветили яркое пятно российского триколора на хвостовом оперении, превратились в золотой вихрь, мечущийся над взлетной полосой. А еще через несколько секунд он вдруг оторвал свое могучее тело от земли и, сделавшись в одно мгновение невесомым, поплыл в горячем воздухе под аплодисменты восторженной публики.

Демонстрационный полет нового российского лайнера «Экстра-Джет» прошел на ура и вызвал массу восторгов. Наверное, в руководстве авиапрома довольно потирали руки и подсчитывали вероятные прибыли. Предварительно им, конечно, пришлось вытереть холодный пот со лбов, узнав, какой сюрприз готовился к демонстрационному полету, но вряд ли волнения были долгими. Ведь служба безопасности сработала, как всегда, четко, и опасаться больше не стоило.

Данилов и Ликостратов наблюдали за полетом «Экстра-Джет» не вживую, а на большом телевизионном экране в салоне другого воздушного лайнера, который нес их на высоте десять тысяч метров над землей, неумолимо удаляясь от благословенного Парижа. Все было кончено.

Накануне, уже поздно вечером, Данилова неожиданно вызвали в российское посольство, где его принял суровый широкоплечий человек в темно-синем костюме, не по возрасту седой и крайне немногословный.

— Завтра состоится демонстрационный полет, — сообщил он, пристально глядя на него. — Состоится в штатном режиме. Вы меня поняли, да? Мне известно, что вы приехали сюда, чтобы сделать об этом репортаж. Однако вы и ваш напарник — Ликостратов, кажется? — завтра рано утром вылетаете в Москву. Билеты и документы — все уже готово.

— Но… — раскрыл рот Данилов.

— Не в наших интересах привлекать внимание к некоторым обстоятельствам, которые сопутствовали… гм, проведению этого авиасалона, — перебил его широкоплечий человек и добавил с нажимом: — Это и не в ваших интересах, между прочим… Нам удалось добиться взаимопонимания с парижскими властями. Они согласны закрыть глаза на некоторые странности… Одно условие — ваше полное молчание. Никаких подробностей, никаких публикаций. Вы не имеете к этому ни малейшего отношения. И это не обсуждается, как вы понимаете.

Данилов сказал, что все понимает, и наутро они с разочарованным Ликостратовым покинули Францию.

— Черт возьми! — с горечью прошептал фоторепортер, с отвращением глядя на экран телевизора. — Я должен был это заснять! Такой шанс! Я прохлопал его! А что скажет Самусевич? А еще Мариночка! У нас завязывались такие отношения…

— Не вали все в одну кучу, — усмехнулся Данилов. — Мариночку ты можешь разыскать в Москве. На Самусевиче свет клином не сошелся. Тебя в любом издании с руками оторвут. Ну, а «Экстра-Джет» и без тебя увидят тысячи человек. Главное, он взлетел и сел. Между прочим, это наша с тобой заслуга, как ни крути.

— Ну да, это мы памятник себе такой воздвигли… Нерукотворный. Никому не видимый. И даже репортаж про наши подвиги не напишешь. Государственная тайна! — брюзгливо проворчал Ликостратов. — Ну а нам что положено?

— Благодарность потомков! — засмеялся Данилов и хлопнул приятеля по плечу. — А сейчас… Сейчас можно, например, взять по коньячку! Уж это мы точно заслужили. Сядем, выпьем, а потом обо всем и напишем. Плевать я хотел на эти самые государственные тайны! Работа у меня такая.

— А что? — улыбнулся в ответ Ликостратов. — Давай для начала и правда по коньячку… За нашу победу! А потом обо всем и напишем!..