Тайна двух океанов - Григорий Адамов

Едва удержавшись на ногах, Павлик посмотрел вниз и обомлел: крабы шли на приступ! Они лезли друг на друга, строя пирамиду с широким основанием, и уступ за уступом быстро поднимались на скалу.

Охваченный ужасом при виде этой хитрости и упорства врага, Павлик стоял в оцепенении, и беспорядочные мысли заметались в его мозгу: «Надо вызвать на помощь товарищей. Но они уже, наверно, далеко ушли… Пока прибегут, будет поздно… Крабы взберутся на вершину… Что делать? Что делать? А Шелавин? Он, может быть, ранен, истекает кровью. Все равно… К нему можно потом…» Павлик готов был уже крикнуть, позвать комиссара.

От неожиданной мысли сразу отлегло и радостно забилось сердце:

«Винт!.. Заспинный мешок!.. Подняться над скалой… Это же совсем просто!.. Ни одному крабу не достать!»

Павлик быстро опустил руку к патронташу; но сейчас же пальцы замерли на спасительной кнопке, не нажав ее.

«А прожектор?… Бросить прожектор? Убежать с поста? Нельзя! Они могут порвать провода. Отряд лишится маяка. Нет, нет! Ни за что! Что же делать?»

Павлик бросил взгляд вниз.

Пирамида быстро росла все выше, все ближе к вершине.

Живым непрерывным потоком лезли наверх крабы с лесом грозно поднятых огромных, страшных клешней. Еще два уступа — и они зальют вершину скалы, опрокинут Павлика и…

Живым непрерывным потоком лезли наверх крабы с лесом грозно поднятых огромных, страшных клешней.

Вдруг Павлик даже выругал себя: «Ах, дурак! Как можно было забыть об этом!.. Как можно было так растеряться!»

Он сорвал с пояса ультразвуковой пистолет, навел его на пирамиду крабов и нажал первую кнопку сверху — «органика». Сразу замерли верхние ряды крабов, подогнулись под ними высокие коленчатые ноги, бессильно упали поднятые кверху клешни. В следующий момент вся пирамида рассыпалась, как карточный домик, и крабы со скрюченными, поджатыми ногами безжизненно покатились вниз. Павлик тихо, сам не сознавая этого, смеялся и упоенно водил зигзагами дуло пистолета справа налево, слева направо, все дальше и дальше от скалы. Оцепеневшие под лучом пистолета ряды крабов оседали на дно, словно подкошенные. Забыв все на свете, мстя за свой испуг, за пережитый страх, Павлик беспощадно косил своей невидимой косой полчища осаждавших.

Вдруг все тело Павлика пронизало резкое металлическое скрежетанье. От сильного рывка за ногу он покачнулся и чуть не упал. Павлик оглянулся. Огромный краб, высотой больше полуметра, сжав клешней колено Павлика и упираясь ногами в скалу, с невероятной силой тянул его к другому краю площадки. Оттуда виднелись поднимавшиеся снизу клешни и когтистые, тонкие, как стальные прутья, ноги. Прежде чем Павлик смог что-нибудь сообразить, на площадке появились еще несколько крабов и бросились к нему. Опять раздался ужасный, пронизывающий до мозга костей скрежет, сильный рывок за другую ногу, и Павлик, судорожно сжимая пистолет, упал на колено. Первый краб, отпустив ногу, быстро перехватил клешней руку Павлика около локтя. Дуло пистолета оказалось как раз против панцирной груди краба. Лишь одно мгновение глаза человека и животного встретились в упор, и сейчас же клешни краба разжались, его ноги подломились, и он осел на площадку скалы с замирающими движениями длинных усов. Павлик повернул дуло против новых набегающих врагов, и, не успев приблизиться к нему, словно придавленные невидимой силой, они покорно и тихо падали перед ним на колени, чтобы уже больше не встать. Лихорадочно водя пистолетом, Павлик даже не заметил, как освободилась его вторая нога из ужасных тисков. Он вскочил и подбежал к краю площадки. Там оказалась другая пирамида, и по ней упорно поднимались кверху все новые ряды нападающих. Убийственные звуковые волны в несколько мгновений разрушили и эту пирамиду. Продолжая зигзагообразно водить дулом по копошившейся внизу, на дне, массе, Павлик другой рукой пустил мотор прожектора на максимальное число оборотов. Световой конус быстро побежал по дну вокруг основания скалы, и за ним не отрываясь следовал смертоносный звуковой луч. Наконец среди нападающих полчищ появились первые признаки смятения. То здесь, то там при приближении луча крабы бросались в разные стороны, налезая друг на друга, стремительно убегая по спинам задних рядов в темноту, дальше от несущего гибель луча.

Еще несколько все расширяющихся кругов описал прожектор вокруг скалы, и Павлик наконец увидел покрытое лишь трупами дно ущелья и вдали, в сумраке крайних, слабых лучей прожектора, последние ряды быстро убегавших крабов…

Павлик опустил пистолет. Дрожали руки и ноги, озноб пронизывал все тело, покрытое испариной. Павлик едва держался на ослабевших, размякших ногах. В полном изнеможении, почти теряя сознание, он опустился на аккумуляторный ящик и закрыл глаза…

— Давай же пеленги, Павлик! — послышался вдруг далекий, приглушенный, словно пробивавшийся сквозь вату, голос Скворешни. — Ты заснул там, что ли?

Павлик очнулся.

— Есть… даю пеленги, — с усилием поднимаясь на ноги, медленно ответил Павлик.

Мозг его еще был словно окутан туманом, он плохо соображал и действовал как во сне.

Скоро в скользнувшем по дну луче прожектора показалась мощная фигура Скворешни. Он устало приближался к скале и вдруг остановился окаменев.

— Что это такое, Павлик? — крикнул он, пораженный, указывая рукой на трупы, устилавшие дно.

— Крабы… — устало сказал Павлик и вновь опустился на ящик. — Они напали на меня… Вы ничего не нашли, Андрей Васильевич?

— Нет! Да расскажи толком, что тут произошло?

Но рассказывать было некогда. Один за другим требовали пеленгов Матвеев, Марат, зоолог, люди из отряда. Внезапно из тьмы появился комиссар, который пришел самостоятельно. Все шли медленно, усталые и огорченные безрезультатными поисками. Никто не нашел Шелавина, никто не видел даже его следов… Приближаясь к скале и слыша возбужденные восклицания и вопросы Скворешни, каждый спешил скорее на сборный пункт, встревоженный и недоумевающий. И потом не было конца удивлению, когда пришедший уже в себя Павлик торопливо и бессвязно рассказал о выдержанной им осаде.

Беспокойство зоолога о судьбе Шелавина достигло высшей степени. Он не мог примириться с мыслью о непоправимом несчастье, которое могло постигнуть его ученого друга. К этому добавлялось тайное огорчение по поводу того, что ему опять не удалось видеть воочию живыми, действующими этих необыкновенных, неизвестных до сих пор науке крабов. Даже их трупы он не мог хорошенько осмотреть, так как при первом прикосновении они расползались под пальцами, превращаясь в бесформенную, кашицеобразную массу. Ультразвуковые волны уничтожили всякую связь между молекулами их тел, вызвав полный распад вещества.

И этот Chiasmodon niger!.. «Черный живоглот»!.. Маленькая, ничтожная рыбешка, неизвестным до сих пор науке способом одолевающая и заглатывающая добычу, которая гораздо больше самого охотника! И этот таинственный, необычайный способ охоты он должен узнать по не вполне, может быть, точному описанию из уст мальчика, почти еще ребенка, вместо того чтобы самому наблюдать его! Неудачный день! Ужасный… ужасный день!

Зоолог оглянулся, пробежал затуманенными глазами по собравшимся у скалы товарищам, горячо обсуждавшим сегодняшние необычайные происшествия, и вдруг взволнованно закричал:

— Товарищи, где же Горелов? Горелов еще не вернулся!.. Все растерянно посмотрели на него, потом вокруг себя. Горелова действительно не было среди них.

Глава III

Погребенные в иле

Боль в ноге прошла бесследно, и Горелов, разрезая плечом воду, легко шагал по каменистому, заметно идущему под уклон проходу, лавируя среди обломков, покрывающих дно. Стены ущелья, неровные, с многочисленными выступами, то сближались, то расходились.

Через четверть часа непрерывной ходьбы Горелов заметил свою ошибку: за поворотом перед ним неожиданно встала гладкая, словно обработанная гигантским топором, стена. Дальше идти было некуда, и он повернул обратно. Дойдя до выхода, Горелов остановился и задумался. Пока вернутся остальные товарищи с поисков, пройдет еще немало времени. Было бы недурно использовать это время для поисков в других ущельях. Да, это было бы недурно во всех отношениях… А если, к тому же, удастся найти Шелавина именно ему, Горелову?… Он ярко представил себе, какой это будет для него триумф. Кроме того, если сказать правду, ему было жаль этого простодушного, горячего и бесхитростного, как ребенок, человека. Конечно, это чепуха, но все-таки жаль…

Горелов решительно повернул направо, прошел мимо четвертого и пятого проходов, которые должны были обследовать Матвеев и Белоголовый, и углубился в следующий, шестой.

Скоро Горелов заметил, что вода вокруг него становится мутней, а свет фонаря все более окрашивается в желто-оранжевый цвет. На дне, сначала в ложбинах и выемках, потом и на ровных местах, появился ил — плотный, слежавшийся. С каждым шагом толщина илистого слоя все возрастала, и поднимавшиеся под ногами облачка становились все гуще.