Прекрасное далеко - Либба Брэй

— Евгения Спенс мертва! Она мертва уже двадцать пять лет! И не смей больше этого делать, мать Елена, или я расскажу миссис Найтуинг, что это твоих рук дело, и цыган тогда выгонят из этого леса, навсегда выгонят! Ты этого хочешь?

Лицо старой цыганки кривится.

— Ты видела мою Каролину?

— Нет, — устало отвечаю я.

— Она умеет очень хорошо прятаться.

— Она не…

Я умолкаю.

Нет смысла взывать к разуму цыганки. Она безумна, и я чувствую, что, если задержусь здесь еще немного, я и сама свихнусь. Я выливаю жидкость в траву и возвращаю ведро матери Елене.

— Ты не должна больше этого делать, мать Елена!

— Они придут, — ворчит она и тащится прочь, и пустое ведро позвякивает, как колокольчик.

Когда я возвращаюсь в школу, становится заметно холоднее, и я ругаю себя, что не прихватила шаль. Но это просто еще одна глупость в череде многих, совершенных мной, вроде попытки заставить Картика передумать. Что-то пролетает рядом, и я вскрикиваю.

— Кар! Кар! — кричит это.

Это всего лишь чертова ворона. Она садится среди роз и начинает клевать лепестки цветов.

— Кыш, кыш!

Я машу на нее руками, и птица взлетает. И тут я вижу нечто удивительное: несколько розовых цветков покрылись изморозью. Они мертвы, они торчат на стеблях, посинев от холода…

— Кар! Кар!

Ворона садится на башню восточного крыла и наблюдает за мной. А потом, прямо у меня на глазах, она пролетает над тем местом, где находится тайный вход в сферы… и исчезает.

Глава 21

На следующий вечер, последний перед отъездом из школы на пасхальные каникулы, мы отчаянно пытаемся снова проникнуть в сферы. Я по-прежнему не могу вызвать дверь света; дело, похоже, и не стоит тех усилий, которые я прилагаю, потому что меня ждет только разочарование, к тому же у нас есть другая дорога, которая не подведет. Мы убеждаемся, что учителя разошлись по спальням, и прямиком мчимся к тайной двери у восточного крыла, а потом — к Пограничным землям. Нас больше не интересует сад. Он стал чем-то вроде детской игры, местом, где мы превращали камешки в бабочек, как малые дети. Теперь мы стремимся к голубым сумеркам Пограничных земель, к цветам с мускусным ароматом, к магнетическому притяжению Зимних земель… Каждый раз, приходя сюда, мы обнаруживаем, что оказались на самую малость ближе к той внушительной стене, что отделяет нас от неведомых пространств.

Даже замок видится нам теперь не таким неприветливым и отталкивающим. Густые заросли ядовитого паслена, цветущего на стенах, придают ему цвет — как фешенебельной гостиной придают особый шик какие-нибудь необычные обои. Мы врываемся в заплетенную лианами дверь замка, выкрикивая имя Пиппы, и она бежит навстречу, визжа от восторга.

— Наконец-то вернулись! Леди! Леди, вечеринка начинается!

После того, как магия объединяет нас в счастливый союз, мы резвимся. Праздник выплескивается из замка в синеватый лес. Смеясь, мы играем в прятки среди елей и зарослей ягодных кустов, беспечно бегая между лианами, перепутавшимися на подмерзшей земле. Энн начинает петь. Голос у нее чудесный, и здесь, в сферах, он обретает свободу, которой не имеет в нашем мире. Она поет, не дожидаясь просьбы, и ее песня, как вино, заставляет нас забыть об осторожности.

Бесси и остальные фабричные девушки бешено приветствуют ее — не вежливыми сдержанными аплодисментами, а свистом и завываниями, свойственными публике мюзик-холлов. Бесси, Мэй и Мерси приоделись в видимость платьев, драгоценностей и чудесных туфелек. У них никогда не было подобных вещей, и неважно, что все это сотворено магией; девушки верят, а вера способна изменить все. Мы вправе мечтать, и это, я полагаю, и есть величайшая сила магии: мы можем мгновенно осуществить любые намерения, мы срываем их, как зрелые фрукты с дерева. Мы все полны надежд. Готовы изменяться. Мы можем стать кем угодно.

— Я — леди? — спрашивает Мэй, с важным видом вышагивая в новеньком голубом шелковом платье.

Бесси смотрит на нее влюбленными глазами.

— Да ты сама чертова королева Шеба!

Она хохочет, резко и громко.

Мэй хлопает ее по спине, тоже не слишком нежно.

— Ого, а ты кто тогда? Принц Альберт?

— Ой! — вскрикивает Мэй. — Хватит уже! Нам такой счастливый случай выпал!

Фелисити и Пиппа танцуют гротескный вальс, они изображают мистера Смертельная Скука и мисс Вздыхающая Дурочка. Глупым сдавленным голосом Фелисити болтает об охоте на лис:

— Лисицы должны быть благодарны за то, что имеют возможность видеть наши ружья, потому что это лучшие ружья на свете, таким позавидуют в любом обществе. Правда, какие они счастливицы!

А Пиппа хлопает ресницами и только и повторяет:

— Конечно, мистер Смертельная Скука, если вы так говорите, значит, так оно и должно быть, потому что я уверена, что у меня просто не может быть мнения по этому вопросу.

Они — словно ожившие Панч и Джуди, и мы хохочем до слез. Но при всей глупости их болтовни двигаются они прекрасно. Они полны изысканной грации, каждая ощущает любое движение подруги, они кружатся и кружатся, и подол платья Пиппы взметает пыль.

Потом Пиппа заставляет и нас тоже танцевать. При этом она нескладно напевает:

— Ох, я так люблю, люблю, люблю, того кто ждет на берегу…

Фелисити хохочет.

— Ох, Пиппа!

Этого поощрения Пиппе вполне достаточно. Продолжая напевать, она снова подхватывает Фелисити и кружит ее в танце.

— А если любовь увянет вдруг, то мне и жить не надо, друг…

Пиппа воистину очаровательна в это мгновение; она просто неотразима. Конечно, мне она не всегда нравится. Она может быть в равной мере и раздражающей, и восхитительной. Но она спасла фабричных девушек от ужасной судьбы. Она спасла их от Зимних земель, и она не ленится заботиться о них. Прежняя Пиппа никогда не стала бы лишать себя покоя, чтобы помочь кому-то, и эти перемены чего-то да стоят.

Наконец мы устаем до изнеможения и растягиваемся на прохладной лесной земле. Ели стоят вокруг, словно стражи. Кусты с резными листьями протягивают нам горсти крошечных твердых ягод, не крупнее горошин. Они пахнут гвоздикой, апельсинами, мускусом. Фелисити кладет голову на колени Пиппе, и Пиппа заплетает ей волосы в длинные свободные косы. Бесси Тиммонс с несчастным видом смотрит на них. Ей трудно пережить, что Пиппа уделяет внимание кому-то другому.

В густых ветвях ели вспыхивают мерцающие огоньки.

— Что это такое?

Мэй бежит к дереву, и огоньки тут же перелетают на другую ветку.

Мы следуем за ними. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это никакие не огоньки, а крошечные существа, похожие на фей. Они перелетают с ветки на ветку, и дерево как будто кружится от их движения.

— У вас есть магия, — говорят они. — Мы ее чувствуем.

— Есть, ну и что? — поддразнивает их Фелисити.

Два существа садятся на мою ладонь. Кожа у них зеленая, как молодая трава. Она блестит, словно покрытая росой. Волосы похожи на золотые нити; они спадают волнами на радужные спины.

— Ты та самая… та, которая забрала магию, — шепчут они, восторженно улыбаясь.

— Ты прекрасна, — нежно бормочут они. — Одари нас своей магией.

Энн подходит ко мне сзади.

— Ох, можно посмотреть?

Она наклоняется поближе — и вдруг существо плюет ей в лицо.

— Убирайся! Не ты — наша прекрасная! Не ты — наша волшебная!

— Прекратите немедленно! — говорю я.

Энн стирает плевок со щеки. Там, где он коснулся ее лица, кожа блестит.

— Я тоже владею магией.

— Ты должна бы раздавить их магией! — говорит Фелисити.

Феи стонут и цепляются за пальцы. Они трутся личиками, как щенки. Я трогаю одну. Кожа у нее оказывается холодной, как у рыбы. И оставляет нечто вроде блестящей чешуйки на кончике пальца.

— Чего вы хотите, ну? — резко спрашивает Фелисити.

Она толкает существо пальцем, и то валится на спину.

— Прекрасная, — бормочут крохи снова и снова.

Я прекрасно знаю, что я вовсе не прекрасна, у меня нет ни красоты Пиппы, ни обаяния Фелисити. Но их слова рождают во мне надежды. Мне хочется верить этим существам, и этого достаточно, чтобы я их слушала. Самая крупная фея выступает вперед. Она движется с соблазнительной грацией, как кобры, которых я видела в Индии: мягко и плавно, но в то же время с готовностью броситься на вас в любой момент. Мне хочется снова услышать, что я прекрасна. Что они очень меня любят. Но вот что удивительно: с каждым повторением их слов я ощущаю, как во мне возникает все более глубокая пустота, которую я не в силах заполнить.

Маленькие существа цепляются за меня.

— О да, ты чудесна, чудесна. Мы боготворим тебя. Мы хотели бы обладать хоть частью тебя, мы так тебя любим…

Я касаюсь их голов. Волосы у них мягкие, как шелк. Закрыв глаза, я чувствую, как начинает вибрировать тело, как разгорается во мне магия. Но существа нетерпеливы. Их миниатюрные ручки жадно стискивают мои пальцы. Чешуйчатая грубость этих ручек удивляет меня, и на мгновение я теряю сосредоточение.