Миротворец - Андрей Величко

Но вскоре разговор свернул с высот поэзии на несколько более приземленные вещи. Как говорится, у кого что болит… У Никонова болела душа при каждой мысли о тяжкой доле наших чиновников. Все никак не мог успокоиться, переживал, как за родных, аж непрерывно с нашей прошлой встречи, когда я ему рассказал о здешнем положении дел в этой области.

— Как же вы можете, априори считая людей виновными, доверять им дела государственной важности?

— Так мы же их считаем виновными не априорно и не всех, а только тех, у кого благосостояние не соответствует официальному жалованию. Нет превышения — есть доверие. Появилось превышение — доверие тут же пропадает. У нас, как я уже говорил, мониторятся доходы и их ближайших родственников, причем достаточно тщательно.

— Но это же нарушение прав личности!

— Ни в коей мере. Мы же не силком человека в чиновники тащим! Более того, при вступлении в должность он расписывается, что ознакомлен с вызывающими такое ваше возмущение правилами. И про родственников тоже, не только про себя. Ну, а они, если не хотят, чтобы государство лезло в их финансовые дела, могут отговорить своего мужа, отца или там двоюродного брата от принятия должности.

— А если чиновник написал, например, статью — вы что, за гонорар его сразу посадите?

— Прежде чем публиковать эту статью, он должен предоставить ее в комиссариат. И там, во-первых, решат, стоит ли это публиковать вообще, а если да, то какой гонорар заплатить. Это относится не только к статьям, а вообще к любой творческой деятельности госслужащих руководящего звена. Причем мой комиссариат занимается писательскими, изобретательскими и научными вопросами, а поэты, музыканты и художники идут в императорский. А чего вы удивляетесь? Можно подумать, что ваши чиновники не пишут или не изобретают. А уж какие гонорары за это получают — нашим такое и в самом страшном сне не привидится.

— Представляю, как чувствуют себя ваши госслужащие…

— Есть, конечно, такие, что хреново, но их поголовье неуклонно сокращается. Но есть и новые, в большинстве своем из комиссаров, они таким положением дел даже гордятся. Интересно, кстати, мне тут недавно доложили — оказывается, если у человека есть значок о прохождении комиссарской службы, то к такому все чаще обращаются «господин экс-комиссар». И тем нравится, а знаете, почему? Потому что им приятно, что их считают не такими, как прежние, то есть не ворующими. Вот у вас, например, какие ассоциации возникают у простого человека из народа при слове «чиновник»? Вор, взяточник, морду за три дня не обгадишь, да к тому же еще и дурак. То есть что какой-то конкретный чиновник — умный и честный человек, это еще надо доказывать, причем быстро не получится. Ну, года за два, наверное, можно справиться… Нас такое положение дел не устраивало изначально, и мы уже шесть лет работаем в этом направлении. Небезуспешно, как мне кажется. И, кстати, позвольте мне вернуться к изобретательству, как давно курируемой мной лично области. Вот представьте себе такую картину — довольно высокопоставленный чиновник вдруг что-то взял и изобрел.

По лицу собеседника было видно, что представить такое ему затруднительно, но он честно пытается.

— Согласен, не самый частый случай, — продолжил я, — но вы слушайте, что дальше было. Вот, значит, костромской губернатор взял и изобрел гиромобиль. Двухколесный транспорт с гироскопом, который благодаря этому гироскопу и сохраняет устойчивость. За свой счет построил и испытал опытный образец.

Видя легкое сомнение Никонова, я уточнил:

— Именно за свой, никаких попыток привлечь средства со стороны не было, это проверено. Так вот, нам этот гиромобиль сейчас не очень-то нужен, проблемы пробок в крупных городах у нас пока нет. Но к тому моменту, когда будут, будет и один из вариантов решения, доведем мы эту идею до готовности к серийному производству к тому времени. Поучаствовать, кстати, не хотите? У вас ведь дефицита пробок, мягко говоря, не ощущается. Но продолжу. Мне ведь пришлось лично в Кострому лететь и упрашивать этого губернатора, чтобы он не уходил со своей должности! Потому как справлялся он хорошо, а там как раз начался ключевой этап земельной реформы. Вот, значит, прилетел я и начал — мол, дорогой Петр Петрович, я понимаю, что губернаторство отнимает много времени, а работа над изобретением — не меньше, но это можно попытаться как-то урегулировать…

Нет, отвечает он мне, не так уж много времени нужно на губернаторские дела, если все правильно организовать, мне, мол, хватает по пять часов пять дней в неделю. И помощники у меня есть, продолжает он.

Так вот, до этого момента подобная история с примерно равной вероятностью могла произойти и в вашей России. Но вот с ответа, чего именно ему не хватает, начинается то, чего у вас просто не может быть. Денег у него не было для выпуска опытной серии! Помощники работали почти бесплатно. А организовать акционерное общество, так как желающие вложить капиталы уже появились, он, сидя в губернаторском кресле, не считал для себя допустимым. Типа это можно будет рассматривать как злоупотребление служебным положением, когда акционеры находятся у него в подчинении. Я, конечно, решил, что тут кто-то из моих комиссаров малость перестарался, и заявил, что ему такое сказали по ошибке. Нет, отвечает он, никто мне ничего не говорил! То есть он просто считал такой образ действий неэтичным, и все.

— И как же вы вышли из этого положения? — поинтересовался Никонов.

— Очень просто. Объяснил ему, что я у него в подчинении совершенно не нахожусь, и император тоже. Однако деньги у нас есть, и мы хотим вложить в это предприятие по триста тысяч. А чтобы те, кто хотел вложиться в данное дело раньше, не почувствовали себя обиженными, мы объявим, что готовы продать им часть своих паев по себестоимости. Теперь по поводу этичности происходящего пусть болит голова у нас с его величеством, а вы, дорогой господин Шиловский, еще два года посидите, пожалуйста, в губернаторах, а по гиромобилю, кроме финансовой, вам будет оказана и вся необходимая техническая помощь.

— Хм, — задумался Никонов, — вообще-то для решения о том, что Федерация будет принимать участие и в этом проекте, хватит имеющихся у меня полномочий. Так что я в принципе подтверждаю наше участие, а конкретные шаги будут уточнены в процессе работы. Значит, нечто вроде мотоцикла, но при этом устойчивое, как автомобиль? Думаю, у такого транспорта могут быть неплохие перспективы. Ну, а сейчас надо согласовать еще один момент. Кроме совместных технических проектов, было ведь принято и решение о том, что мы размещаем у вас какие-то средства. Так вот, уполномоченный по этому вопросу сегодня прибыл со мной.

— Хорошо, — кивнул я, — полечу обратно, возьму его с собой, потому как этот вопрос относится к компетенции их величеств.

Глава 21

Сколько я себя помнил, Львов всегда был русским городом. Туда после окончания МГУ уехала по распределению двоюродная сестра отца, тетя Маша, да так там и осталась, выйдя замуж. В первый раз я побывал в этом городе, когда мне стукнуло десять лет. А через четыре года, причем опять не без помощи этого города, я научился ругаться матом. Нет, соответствующие слова я, разумеется, выучил задолго до этого, но вот применять по делу, то есть чтобы они украшали речь, добавляя ей точности и эмоциональности, толком не умел. Но после седьмого класса я все лето проработал в деревне, где дед устроил меня пропалывать морковное поле, и заработал там в поте лица аж сорок пять рублей. Родители добавили еще примерно семьдесят, после чего должна была сбыться моя мечта — купить мопед. Но вот ведь беда, как раз в то время прекрасные мопеды «Рига-3» в Москве исчезли, зато в магазины навезли довольно похожих на них львовских. Да, мне говорили, что качеством они малость похуже рижских, но ведь я к тому времени уже приобрел кое-какой опыт возни с моторами во Дворце пионеров и считал, что всякие мелкие недоделки смогу устранить своими руками, потому как сил ждать, когда в Москве снова появятся «Риги», совершенно не было. В общем, купил я это… ну не было у меня цензурных слов, чтобы описать все убожество этого продукта жизнедеятельности древней галичанской земли! Конструктивный дебилизм там гармонично сочетался с отвратным качеством материалов и комплектующих, и все это было помножено на просто фантастическую халтурность сборки. Даже если бы руки росли из задницы, сказал мне сосед дядя Миша, помогая перебирать развалившееся при первом же запуска движка сцепление, то так собрать все равно не получилось бы. После чего он добавил, чем, по его мнению, оперировали львовские рабочие вместо рук.

Ну, а что после развала Союза Львов стал заграницей, причем весьма своеобразной, это уже другая история.

Но пока у нас в Российской империи не было ни Союза, ни его развала, ни Львова. Черновцов, кстати, тоже не было, но про этот город я не мог сказать ничего плохого как раньше, так и сейчас. Но ведь наступать-то нашим войскам предстояло не на Черновцы, а на Львов! В свое время я даже поинтересовался у Гоши — может, обойдемся Черновцами, там живут вполне приличные евреи? Ну его нафиг, этот древний город Львов с его похабными мопедами и распоясавшимися бандеровцами. Но император возразил мне, что, пока во Львове не появилось ни того, ни другого, его и надо взять, чтобы оно там так и не смогло появиться. И вот сегодня войска Юго-западного фронта перешли в наступление. Двигаясь вдоль железной дороги, они должны были занять Львов, а потом повернуть на Варшаву. Такое направление удара было выбрано по двум причинам. Первая — и поляки, и австрийцы ждали прямого удара на Варшаву от Бреста — а иначе, думали они, зачем мы его держим-то? И, как могли, укрепили это направление. Так что нам не хотелось гнать солдат на укрепленные позиции, тем более что около пятидесяти сохранившихся английских «медиумов» тоже были здесь. Так себе танки, конечно, но наступать все-таки лучше там, где нет вообще никаких. Вторая причина заключалась в том, что на этом пути нашим войскам не придется форсировать ни одной хоть сколько-нибудь заметной реки. Более того, они будут идти по междуречью Вислы и Западного Буга, как по коридору, защищенные этими реками от фланговых ударов противника.