500 лет до Катастрофы - Владимир Ильин

— Странно… Один из ваших подчиненных вчера уже задавал мне этот вопрос. А в чем дело? — спросил новоземлянин, с опаской косясь на оружие в руках штурмана.

— Среди нас объявился перебежчик! — отрубил Ривера. — Дайте нам адрес ваших Финнеев, и мы разберемся с придурком, который вздумал погостить у своих родственничков! Он наверняка прямиком двинул именно туда!

Тилл покачал головой.

— Послушайте, — сказал он. — А почему бы вам не оставить парня в покое? Во-первых, у нас в почете такое понятие, как свобода личности. И если ваш человек решил, остаться здесь — это его право… Неужели вы хотите убить его за это? Какой в этом смысл?! Во-вторых, думаю, вам будет непросто его найти, потому что помогать вам в этом грязном деле я не собираюсь. И вообще, может быть, вы тоже… последуете его примеру, а? Подумайте хорошенько! Ну, зачем вам возвращаться в голод, в холод, на вашу безумную, нищую старушку? Да и долетите ли вы до вашей Земли на такой колымаге, как ваш корабль?

Он с презрением оглядел обшарпанные стены, сваренные из множества кусков броневой стали.

Экипаж вначале опешил. Потом Ривера бешено прохрипел:

— Ах, вот как ты запел?! А может, ты и подговорил Джека на предательство? Ненавижу таких подонков, как ты!

Он уже вскинул автомат, но капитан быстрым и ловким движением выбил оружие из рук штурмана.

— Спокойно, Сандро, — лениво поддержал капитана Колотов. — Зачем нам наживать здесь лишних врагов?

— А ты что — собираешься когда-нибудь вернуться в это болото? — огрызнулся, сверкая глазами, Ривера.

— Ну, хватит! — сказал Снайдеров. — По местам, ребята. Пора отчаливать. А что касается Финнея — пусть его до конца жизни гложет совесть!

Когда штурман и второй пилот покинули кают-компанию, Снайдеров протянул руку Тиллу, с лица которого еще не сошла бледность пережитого испуга.

— Прощайте, Барк, — сказал капитан. — Я приношу извинения за выходку моего штурмана. И… спасибо за помощь!

— У меня к вам одна… одна просьба, капитан, — неуверенно произнес Тилл. — Если вам не трудно… Там у вас, в американском штате Теннесси, когда-то жили мои предки. Так вот, если кто-то из их потомков еще жив, передайте это им, хорошо?

Он извлек из-за пазухи и протянул капитану небольшой сверток.

— Что это? — недоуменно поинтересовался Снайдеров, машинально подбрасывая сверток на ладони, словно пытаясь определить его вес.

— Может быть, это им пригодится, хотя тут не бог весть что… Так, кое-что из продуктов и одежды, — смутившись, забормотал новоземлянин. — Мыло, спички, еще что-то… Жена собирала, так что, понимаете… Да дело вовсе не в том, что им это будет позарез необходимо, просто… просто это как бы привет от всех нас.

— Заберите немедленно! — холодно отрезал капитан, возвращая сверток своему собеседнику. — Милосердие в виде подачек от вас нам не нужно! Поздно спохватились, господа, — раньше надо было помогать! Века три-четыре назад! И вообще, как вам только в голову пришло такое?!

— Боже мой! — прошептал Тилл, не сводя застывшего взгляда с лица Снайдерова. — Как же вы жестоки, земляки!

— Это еще неизвестно, кто из нас более жесток, — усмехнулся капитан.

— Скажите, капитан, — после короткого молчания продолжал Тилл, — неужели на протяжении всех этих лет никто из вас, Оставшихся, не проявил слабость?

Неужели все как один подвергали и подвергают себя лишениям ради этого безумного Плана? И неужели все как один по-прежнему считают, что цель, великая и благородная, оправдывает жестокие средства?

— Да, — эхом отозвался Снайдеров. — Все как один!

— Ни за что не поверю в это! Ведь это же аксиома, что резкое ухудшение условий жизни неизбежно делит людей на так называемых «святых» и на сволочей! Да, у вас, возможно, первых больше, чем вторых, хотя в любом нормальном обществе и тех и других обычно бывает поровну, но чтобы среди вас вообще не нашлось никого, кто бы не усомнился в целесообразности Плана, — не поверю, даже если меня будут сжигать на костре, как Джордано Бруно!

— Все как один! — упрямо повторил Снайдеров, не обращая внимания на доводы новоземлянина.

Но при этом в голове капитана сами собой всплыли рассказы отца о том, как его прадед по имени Дин отказался участвовать в Плане ради своего гениального сына-скрипача и как тот, когда сам вырос и однажды остался изгоем-одиночкой, был вынужден обратиться к администрации за разрешением вновь присоединиться к Плану в качестве простого рабочего. Ему милостиво разрешили это сделать, но выдвинули одно условие.

Скрипач должен был публично сжечь свою скрипку.

И он это сделал.

Иначе капитана Снайдерова сейчас попросту не было бы…

— Все как один, — машинально повторил вслух Снайдеров и добавил: — Другого средства для достижения нашей цели нет.

Обратный полет к Земле длился тринадцать лет: на полпути полетел ко всем чертям фотонный привод.

Все это время капитан Снайдеров мучился горькими раздумьями о том, что повелевал ему в этих обстоятельствах Долг верного слуги Плана. И чем больше он пытался убедить себя в том, что этот Долг — единственно правильное решение возникшей проблемы, тем, как ни странно, все больше сомнений возникало в его душе.

Наверное, всему виной был этот болтун Тилл.

Но именно поэтому Снайдеров понимал, насколько страшна невидимая угроза Плану. Ведь есть такие средства разрушения, которые невидимы для всех. В том числе и для тех, кто будет применять эти средства. Иногда достаточно одной фразы, одного слова, даже простого намека, чтобы заложить на много лет мину в сознание человека. Никто не знает, когда эта адская машина сработает, но в том, что это когда-нибудь произойдет, не следует сомневаться.

Сами того не замечая, они, разведчики Земли, заразились вирусом, против которого бессильны любые противоядия. Да, этот вирус замаскирован элементарным здравым смыслом и укрыт броней железной, непробиваемой логики. Но именно поэтому он вгрызается в сознание и постепенно пожирает его все больше и больше.

И тогда появляются вопросы. «А почему?.. А стоит ли?.. А зачем? И потом какого черта?!»

«Теперь мы принесем этот вирус на Землю, — думал Снайдеров, кусая губы, когда голубой шар родной планеты стал вырастать в обзорных иллюминаторах. — Да, мы не будем подозревать о его существовании, но разве это снимет с нас всю ответственность за последствия? Даже если мы будем молчать о том, что мы видели на этой проклятой Новой Земле, не будет нам покоя до конца наших дней. Рано или поздно мы все равно проболтаемся: не знакомым — так родным, не родным — так абсолютно посторонним людям. И тогда План будет загублен, как мощный дуб, корни которого подрыли кроты. Начнется самая настоящая цепная реакция: усомнившиеся в Плане будут заражать своим сомнением других до тех пор, пока это сомнение не перевесит энтузиазм и самопожертвование на невидимых весах — и тогда усилия многих поколений канут втуне, потому что их потомки решат изменить Выбор, приняв на вооружение такой сладкий своей безответственностью лозунг: „ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! А ПОСЛЕ НАС — XOTЬ ПОТОП!“