Темное наследие. Беззвездная ночь. Нашествие тьмы. Путь к рассвету - Роберт Энтони Сальваторе

произнести такую клятву, а не нарушить ее. Когда я покидал свою родину, моя неопытность и наивность породили эти слова, и я искренне верил в то, что говорил. Но потом я понял, что подобная клятва нежизнеспособна и, если я следую в своей жизни по пути защиты драгоценных для меня идеалов, разве могу я уклоняться от поступков, которые диктует этот путь, только потому, что вставшие на дороге враги оказались дроу.

Все просто — моя верность собственной клятве целиком зависела от обстоятельств, над которыми я был не властен. Если бы, покинув Мензоберранзан, я никогда не встретился с темным эльфом в бою, то никогда и не нарушил бы своего обета. Но благоприятные обстоятельства совсем не то же самое, что высокие нравственные правила.

Однако раз уж вышло так, что темные эльфы угрожали моим самым близким друзьям, пошли войной на тех, кто не сделал им ничего дурного, как мог я, будучи в ясном сознании, держать сабли в ножнах? Чего стоит моя клятва в сравнении с жизнью Бренора, Вульфгара или Кэтти-бри? Или, в конце концов, в сравнении с жизнью любого другого невинного существа? Если бы, путешествуя, я стал свидетелем набега дроу на наземных эльфов или на небольшую деревушку, я, ни секунды не колеблясь, ввязался бы в битву, всеми силами пытаясь дать отпор беззаконным захватчикам.

Конечно, и в этом случае я чувствовал бы острейшие угрызения совести, но скоро подавил бы их, как делаю это сейчас.

И я не скорблю, что нарушил клятву, хотя память об этом причиняет мне боль, как, собственно, и всегда, когда я вынужден убивать. Но я также не сожалею, что когда-то произнес ее, потому что это проявление юношеского недомыслия не имело болезненных последствий. Однако если бы я постарался остаться верным своему невыполнимому обещанию и не поднял бы свои клинки из чувства ложной гордости, а в результате моего бездействия пострадал бы кто-то невинный, тогда боль Дзирта До'Урдена была бы невыносимей и безысходней.

Есть еще одна вещь, которую я осознал, размышляя о своем обете, еще одна истина, которая, как я надеюсь, поведет меня дальше по избранному пути. Я сказал, что никогда в жизни больше не убью темного эльфа. Я произнес это, почти ничего не зная о множестве других народов огромного мира, на поверхности и в Подземье, не понимая даже, как их много. Я никогда не убью дроу, сказал я, а как быть со свирфами, глубинными гномами? Или с хафлингами, эльфами, дворфами? А с людьми?

Могло произойти так, что я убивал бы людей, когда орда варваров Вульфгара вторглась на территорию Десяти Городов. Защитить ни в чем не повинных жителей — значило сражаться и даже убивать людей-захватчиков. И все же это никак не повлияло на мою самую торжественную клятву, несмотря на то что репутация темных эльфов значительно уступает тому, что говорят о человечестве.

Поэтому сейчас слова о том, что я в жизни больше не убью дроу только из-за того, что мы одной крови, звучат для меня как ложные, даже расистские. Ставить одно живое существо выше другого потому только, что у него одинаковый со мной цвет кожи, — значит, умалять мои принципы. Неверным ценностям, отраженным в этой давнишней клятве, нет сейчас места в моем мире. Именно эти различия делают мои странствия такими захватывающими, именно они придают новые формы и оттенки единому понятию красоты.

И сейчас я произношу новую клятву, проверенную опытом и подтвержденную тем, что видели мои широко раскрытые глаза: я никогда не обнажу своих сабель, кроме как ради защиты — защиты моих принципов, моей жизни или жизни других, которые не могут сами защитить себя. Я больше не буду сражаться за идеи лжепророков, за сокровища царей или во имя отмщения за уязвленную гордость.

И всем многочисленным наемникам, мирским или религиозным, чей идол — золото, которые сочтут подобную клятву невыполнимой, невыгодной и даже нелепой, я, гордо скрестив руки на груди, убежденно заявляю: я неизмеримо богаче вас!

Дзирт До'Урден

Глава пятнадцатая

ПОЕДИНОК ПРЕЖДЕ ВСЕГО

— Тихо! — многократно повторяли приказ на тайном языке жестов дроу тонкие пальцы Вирны. — Тихо!

В двух ручных самострелах щелкнули натягиваемые тетивы. Держащие их дроу согнулись, не отрывая глаз от разломанной двери.

Оттуда, из другого конца небольшой пещерки, донеслось тихое шипение растворившейся под действием магии серебристой стрелы — и, ничем не поддерживаемый больше, простреленный ею темный эльф свалился к подножию стены. Драук Дайнин отскочил от него, топоча по камню всеми восемью ногами.

— Тихо!

Джарлакс подкрался к краю вышибленной двери и стал внимательно вслушиваться в непроницаемую тьму волшебных шаров. Он уловил легкое движение и выхватил кинжал, делая знак стрелкам приготовиться.

Однако он отменил приказ, увидев, что из мрака в пещеру выходит один из его разведчиков.

— Они ушли, — объяснил тот Джарлаксу, когда Вирна спешно присоединилась к ним. — Маленький отряд, и он стал еще меньше, когда одного из них раздавила твоя чудесная стена. — Наемник и стражник в знак уважения поклонились Вирне, улыбавшейся, несмотря на недавнее происшествие.

— А что с Ифтую? — спросил Джарлакс о стражнике, оставленном на посту в коридоре, откуда и пришло неожиданное вмешательство.

— Мертв, — ответил разведчик. — Разорван и располосован.

Вирна резко повернулась к Энтрери.

— Что ты знаешь о наших врагах? — резко спросила она.

Убийца внимательно вглядывался в нее, вспоминая, как Дзирт предостерегал его от слишком доверительных союзнических соглашений с его темными соплеменниками.

— Вульфгар, человек громадного роста, швырнул молот, пробивший дверь, — с полной уверенностью ответил он. Бросив взгляд на два остывающих тела, распластанных на каменном полу, он добавил: — А в смерти этих виновата Кэтти-бри, тоже человек, женщина.

Вирна повернулась к разведчику и перевела все сказанное Энтрери на язык дроу.

— Кто-нибудь из них попал под стену? — спросила жрица.

— Там был только один дворф, — ответил разведчик.

Энтрери понял слово, которым дроу называли бородатый народец.

— Бренор? — спросил он, ни к кому не обращаясь, гадая, не убили ли они невзначай короля Мифрил Халла.

— Бренор? — эхом повторила Вирна, не понимая, что это значит.

— Глава Клана Боевого Топора, — пояснил Энтрери. — Спроси его, — попросил он Вирну, указывая на разведчика и одной рукой как бы поглаживая бороду. — Рыжебородый?

Вирна перевела и обернулась, качая головой:

— Там было темно. Он не мог этого видеть.

Энтрери мысленно выругал себя за глупость. Он все еще не мог привыкнуть к способности подземных жителей видеть в тепловом спектре,