Знаменитые судебные процессы - Фредерик Поттешер

Чернобородый, с властным изгибом бровей, со стройной талией и гордой осанкой, тулузский рыцарь Гийом де Плезиан — гроза турниров, любимец дам и один из главнейших советников короля, который очень прислушивается к его мнению. Вчера он приехал в Шинон, чтобы должным образом «приуготовить» сановников ордена к приему новой папской делегации, а сейчас с досадливым видом прохаживается в коридорах крепости и держит у носа надушенный платок, оберегая себя от смрада крепостных рвов. Вот уже четыре месяца колесит он по дорогам Франции, не дает покоя папе, подстрекает дворян, убеждает горожан помочь Филиппу Красивому разделаться с орденом тамплиеров. Это он вместе со своим другом Гийомом де Ногаре подготовил собрание Генеральных штатов, состоявшееся в Туре с 11 по 20 мая. Вдвоем они сочинили воззвание к трем сословиям. Обращения к баронам и духовенству были написаны в сдержанном тоне, их просили только ознакомиться с признаниями тамплиеров и посоветовать, какие меры надлежит к ним принять. Но для третьего сословия был сотворен документ, который вызывал у Гийома де Плезиана законную гордость; «О горе! О ужасные, прискорбные и губительные заблуждения тамплиеров! Как уже ведомо, они не только отреклись в своих суевериях от Христа, но к принуждали к этому всех вступающих в их богопротивный орден! Они целовали друг друга в самые непотребные места, поклонялись идолам и дерзновенно утверждали, будто им для исполнения гнусных обрядов дозволены противоестественные пороки, отвергаемые даже скотами!.. Небо и земля содрогаются от стольких преступлений, стихии приходят в волнение, Б самом скором времени мы известим обо веем его святейшество папу. А от вас мы ждем, чтобы вы присоединились к этому святому делу…»

Это послание произвело ожидаемое действие на мэров, эшевенов,[26] торговых судей и членов городских коммун. Все они потребовали, чтобы тамплиеров покарали как можно суровее. Баронам и духовенству оставалось только присоединить свои голоса к этому негодующему хору.

Таким образом, король, как бы выполняя желание своего народа, смог вторично обратиться к папе с требованием осудить орден тамплиеров па основе признаний, полученных инквизицией. Но Климент V не сдавался:

— Я не верю этим признаниям, вырванным под пыткой. Я требую, чтобы ко мне привели сановников ордена. Я допрошу их сам.

Тогда Гийому де Плезиану пришлось вновь прибегнуть к угрозам: если папа будет упорствовать, защищая тамплиеров, король сделает достоянием гласности пороки и безбожие его предшественника, папы Бонифация VIII.

— У нас есть доказательства, из Италии приедут свидетели, мы устроим процесс и докажем, что Бонифаций был лжепапа!..

У нынешнего папы, также повинного в симонии,[27] есть веские основания полагать, что такой процесс может кончиться плохо. Объявить Бонифация еретиком значило поставить под сомнение все произведенные им назначения епископов! А от этого в католической церкви начнется сумятица и развал! Папа не мог пойти на такой риск. И в конце концов сдался. Он не будет встречаться с сановниками ордена, однако требует, чтобы к ним для приличия отправили еще Одну делегацию кардиналов.

Гийом де Плезиан доволен. Свидание папы и Жака де Моле не состоится. Значит, уже не надо опасаться, что старый магистр после такой встречи почувствует новый прилив энергии. Теперь остается лишь разыграть последний акт драмы. Гийом де Пле-зиан твердым шагом направляется к камере великого магистра.

Жак де Моле идет навстречу Гийому де Плезиану и заключает его в объятия. Он сердечно любит этого тулузского рыцаря, не зная о его ожесточенном стремлении уничтожить орден тамплиеров. Для него это высокородный рыцарь, человек его круга.

— Рад вас видеть, любезный сеньор. Чему обязан честью вашего посещения?

— Удовольствию обнять вас, мессир магистр. Я приехал сюда, чтобы принять легатов монсеньора папы, и, пользуясь этим, хочу узнать, как ваши дела.

Жак де Моле печально улыбается, сжимая плечи посетителя. Магистр очень исхудал, волосы и борода у пего грязно-серого цвета, но держится он по-прежнему горделиво. Статный и прямой, с лицом, изборожденным строгими морщинами, с орлиным носом, он поражал бы своим величием, но временами его выдает взгляд — тихий и пустой. Взгляд сломленного человека.

Гийом де Плезиан ведет его к скамье, усаживает и становится перед ним.

— Что вы собираетесь сказать папским легатам, мессир магистр?

Жак де Моле качает головой, глядя в пространство.

— Ничего не знаю… Растерялся…

Затем, помолчав немного, поднимает глаза на де Плезиана и спрашивает:

— Что вы мне посоветуете?

Тулузский рыцарь отворачивается, на губах его мелькает улыбка, он принимается шагать от стены к стене.

— Мне не годится давать вам советы, мессир магистр. Вам ведь, наверное, известно, что я служу Королю…

Он поворачивается к тамплиеру и глядит ему прямо в глаза:

— И все же я выскажу свое мнение, не как легист, а как рыцарь, который понимает всю тяжесть вашего положения и сочувствует вам.

— Именно этого я жду от вас. Я знаю: вы человек чести.

Голос тамплиера прерывается от волнения. Он жадно глядит на Гийома де Плезиана. Смущенный тулузец снова начинает мерить шагами камеру, заложив руки за спину и нахмурив брови.

— Прежде всего, мессир магистр, вам надобно знать, что среди приближенных короля есть люди, которые поклялись погубить вас и не остановятся ни перед чем, лишь бы достичь своей цели. Кое-кто из ваших братьев умер загадочной смертью, могут исчезнуть и другие. Враги не перестанут преследовать вас, пока вы твердите о своей невиновности…

Жак де Моле пожимает плечами:

— Я все это знаю, любезный сеньор. Но я знаю также, что, согласившись признать все эти ужасы, в которых нас обвиняют, мы обесчестим себя и можем угодить па костер!

— Я с вами не согласен! — живо отвечает Гийом де Плезман. — Отрекаясь — от прежних показаний, вы рискуете попасть па костер как неисправимый отступник, то есть с гораздо большей вероятностью, чем если бы полностью или частично признали свою вину. Ваши враги хотят, чтобы орден был распущен, привилегии его упразднены, а имущество конфисковано. Только и всего!..

Жак де Моле слабо улыбается;

— Только и всего? Как легко вы это говорите, любезный сеньор! Это слишком много! Уничтожить орден Храма значило бы уничтожить нас. Я не смогу пережить мой орден, я обязан ему всем!

Гийом де Плезиан вдруг останавливается:

— Мессир магистр, я сообщил бы вам кое-какие подробности, известные мне и неизвестные вам, если б был уверен, что…

Тамплиер встал, глаза его заблестели:

— Доверьтесь мне, прошу вас! Ничто из рассказанного вами не выйдет за эти стены. Даго вам рыцарское слово.

Де Плезиан вздыхает, глаза его опущены, чело отуманено заботой — он великолепно разыгрывает мучительное смятение и замешательство. Наконец он решается:

— Ну вот! Я приехал сюда из Пуатье. Видел, что там происходит, и могу с уверенностью сказать, что в ближайшее время монсеньор папа не властен защитить вас. Король, господин наш, держит его в полной зависимости. Орден будет осужден. Это уже решено. Однако Климент V добился уступок в самом главном; он оставляет за собой право определить, какая участь ожидает сановников ордена. Он выслушает вас лично, где-нибудь за пределами королевства, в полном спокойствии, когда момент покажется ему благоприятным. И тогда, без всякого сомнения, он восстановит вас в правах и возвратит вам имущество. Это лишь вопрос времени и терпения. Итак, для вас, сановников, сейчас важно оставаться в стороне от всего, что готовится, не привлекать к себе внимания, дать о себе забыть. И умоляю вас, подтвердите прежние показания, чтобы на вас не обрушилась месть короля! Оберегая себя, вы даете ордену единственный шанс выжить.

Жак де Моле берет руки рыцаря в свои и долго жмет их, не говоря пи слова.

Три кардинала уютно устраиваются в большой зале крепости, служившей одновременно залой для приемов и капеллой. Правда, капелла отделена от остального помещения занавесом. Узкие окошки дают мало света, зато не пропускают внутрь палящий зной. Покрытые дорожной пылью, вспотевшие прелаты со вздохом облегчения опускаются на дубовые скамеечки, кладут руки ладонями книзу на стол, накрытый белой скатертью, и ждут, чтобы им подали прохладного вина. На табурете, широко расставив ноги и уперев руки в бока, угрюмо сидит Гийом де Ногаре и смотрит на кардиналов неприязненным взглядом, который всегда появляется у него в присутствии духовных лиц. А Гийом де Плезиан хлопочет возле Ландольфо Бракаччо, единственного нефранцуза в папской делегации. Двое других, Беранжер Фредоль и Этьен де Сюизи, полгода назад уже выясняли, как вела допросы инквизиция. Представленный ими доклад был очень благоприятен для тамплиеров, которые в их присутствии все до единого отреклись от своих прежних показаний. Кардиналы уверены, что их теперешний приезд— простая формальность и что сановники ордена, явившись сегодня на допрос, лишь снова повторят уже однажды сказанное. Поэтому они не очень-то спешат встретиться с тамплиерами и, весело выпив кубок-другой туренского вина, велят подать завтрак. Но Гийом де Ногаре смотрит на дело иначе,