Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе - Иоганн Гете

Стелла. Я хотела взять дочь в камеристки и мать тоже оставить у себя. И надо же, Фернандо, чтобы именно сейчас на меня свалились эти неполадки!

Фернандо. С чего это они так?

Стелла. Кто знает! Я не могу, не хочу ничего знать. Лишиться их мне бы не хотелось… Ведь ты теперь со мной, Фернандо!.. В такие минуты мне этого не выдержать! Фернандо, поговори с ними ты!.. И надо же, чтобы именно сейчас, сейчас!.. Генрих, попроси сюда мать.

Слуга уходит.

Поговори ты с ней, Фернандо! Пусть чувствует себя свободно. А я пойду в боскет. Ты тоже приходи туда, да, приходи туда! Соловушки мои, вы опять увидите его!

Фернандо. Любовь моя!

Стелла (обнимая его). Ты ведь скоро придешь?

Фернандо. Сейчас же, следом за тобой.

Стелла уходит.

Ангел небесный! Как радостно, как свободно дышится в ее присутствии! Фернандо, узнаешь ли ты себя? Все, что стесняло тебе грудь, исчезло; все опасения, все тревожные мысли о прошлом, о том, что было — и что будет! Неужели вы опять тут? И все же, Стелла, когда я гляжу на тебя, когда держу твою руку, тогда исчезает все, меркнут в моей душе все остальные образы.

Входит управляющий.

Управляющий (целуя ему руку). Вы вернулись?

Фернандо (отнимая руку). Да, вернулся.

Управляющий. Дозвольте, дозвольте мне… Ах, сударь!..

Фернандо. Ты счастлив?

Управляющий. Жена моя здорова, у меня двое детей, и вы вернулись!

Фернандо. Как вы хозяйничали?

Управляющий. Так, что готов хоть сейчас дать отчет… Вы удивитесь, как улучшилось хозяйство. Дозвольте спросить, как вам жилось?

Фернандо. Тс!.. Сказать тебе все? Ты это заслужил, давний соучастник моих сумасбродств.

Управляющий. Еще слава богу, что вы не были атаманом цыганской шайки; одно ваше слово — и я все спалил бы, сжег дотла. А теперь-то вы не уедете? Положете конец бродячей жизни? Я, как обзавелся женой и детьми, чувствую себя очень даже приятно в этом уголке земли, а ведь прежде мне всюду было тесно. Правда, вы…

Фернандо. Пожалуйста, без упреков!

Управляющий. Я хотел сказать, что после такой долгой разлуки наша милая женушка, надо надеяться, снова…

Фернандо. Ах, Мина, Мина, девочка моя!

Управляющий. Ну, ну! Господь подарит вам еще ребенка. И вы его не потеряете, никуда не уедете, станете вместе с нами усердствовать в сельском хозяйстве. Ведь в конце концов что толку постоянно что-то искать, куда-то стремиться, чем-то бахвалиться?

Фернандо. Ты не разучился еще наставлять?

Управляющий. А почему, государь мой, мне нельзя высказать то, что у меня на сердце? Простите, но я помню, что прошло всего два-три года, как хорошая, милая наша Цецилия стала вашей супругой, а вас уже словно червь точил, все было не по вас, вы чувствовали себя скованным, связанным, хватались за свободу.

Фернандо. Вот это я охотно слушаю.

Управляющий. Разве это неправда?

Фернандо. Хорошо, хорошо!

Управляющий. Помню, что вы доверились мне и в припадке раздражения сказали: «Франц, я должен уехать! Надо быть дураком, чтобы позволить себя связать! Такое состояние лишает меня сил, такое состояние подавляет свободу духа, стесняет меня. Во мне столько всего заложено! Столько еще не развернувшихся задатков! Мне надо прочь отсюда… помотаться по белу свету!»

Фернандо. Верно!

Управляющий. Я не понимал, что вам было нужно, а теперь понимаю; мы объездили белый свет, порхали там и тут, туда и сюда, и под конец не знали, что делать с этой свободой духа, куда деваться от скуки, и, чтоб не пустить себе пулю в лоб, пришлось нам опять связать себя по рукам и ногам.

Фернандо. Чудак человек!

Управляющий. Теперь нашим силам была предоставлена полная свобода.

Фернандо. Трус!

Управляющий. Вот тут-то задатки и развернулись.

Фернандо. Ты понимаешь, над чем ты издеваешься?

Управляющий. Над тем, что вы так часто говорили, но никогда не выполняли, над тем, о чем вы мечтали и никогда не находили, а часто даже и не искали. (Уходит.)

Входит слуга.

Слуга. Мадам Зоммер!

Фернандо. Проси!

Слуга уходит.

(Один.) Эта женщина наводит меня на грустные мысли. Значит, на свете нет ничего совершенного, ничего чистого! Несчастная женщина! Мужество ее дочери расстроило меня, как же отзовется в моем сердце горе матери!

Входит мадам Зоммер.

(Про себя.) Боже мой! Надо же, чтобы всем своим обликом она напомнила мне о моем проступке. Ах, сердце, сердце! Ежели тебе дано так чувствовать и в то же время так поступать, почему же тебе не дано простить себе то, что случилось?.. Тень моей жены!.. О, где только не мерещится мне она! (Громко.) Мадам!

Мадам Зоммер. Что вам угодно, сударь?

Фернандо. Мне бы хотелось, чтобы вы составили компанию моей Стелле и мне. Прошу вас, садитесь!

Мадам Зоммер. Видеть того, кто в горести, тому, кто счастлив, тягостно, но — ах! — насколько же тягостнее видеть счастливого тому, кто в горести.

Фернандо. Я вас не понимаю. Неужели вы могли не оценить Стеллу! Ведь она — сама любовь, она ангел!

Мадам Зоммер. Сударь, я хотела уехать тайно! Не удерживайте меня!.. Я должна уехать. Поверьте, у меня есть на то причины! Прошу вас, не удерживайте меня!

Фернандо (про себя). И голос и облик! (Громко.) Мадам! (Отворачивается.) Боже, это моя жена! (Громко.) Простите! (Быстро уходит.)

Мадам Зоммер (одна). Он узнал меня!.. Боже, благодарю тебя, что в такие минуты ты укрепил мое сердце!.. Неужели я, чье сердце разбито, растерзано, могу держаться так спокойно, так мужественно в этот столь значительный для меня час? Благостный, вечный о нас печальник, ты ничего не отнимаешь у нашего сердца, не сохранив ему до нужной минуты того, что ему всего нужнее.

Фернандо возвращается.

Фернандо (про себя). Неужели она меня узнала? (Громко.) Прошу вас, мадам, заклинаю, откройте мне ваше сердце!

Мадам Зоммер. Мне пришлось бы рассказать, какая постигла меня судьба. Разве можете вы быть расположены выслушивать жалобы и сетования несчастной в день, когда вам вновь даны все радости жизни, когда вы вновь дали все радости жизни достойнейшей из женщин! Нет, сударь, не удерживайте меня!

Фернандо. Молю вас!

Мадам Зоммер. Как охотно избавила бы я от этого и вас и себя! Воспоминания о первой счастливой поре моей жизни причиняют мне смертельную боль.

Фернандо. Вы не всегда были несчастны?

Мадам Зоммер. Тогда я не была бы до такой степени несчастна сейчас. (После недолгого молчания, облегченно вздохнув.) Юность у меня была легкая и радостная. Не знаю, что влекло ко мне мужчин: очень многие старались завоевать мое расположение. К очень немногим я чувствовала дружбу, симпатию, но не было ни одного, с кем бы мне хотелось связать свою судьбу. Так весело дружной чредой текли счастливые розовые дни. И все же чего-то мне недоставало. Когда я глубже вглядывалась в жизнь, когда догадывалась, что нам суждены и радость и горе, — тогда я мечтала о муже, спутнике жизни, который за ту любовь, что я подарю ему от всего своего юного сердца, и в старости будет мне другом, заступником, заменит родителей, с которыми я расстанусь ради него.

Фернандо. И что же?

Мадам Зоммер. Ах, я встретила такого человека! Встретила человека, на которого в первые же дни знакомства возложила все свое упование! Казалось, его живой ум так тесно связан с верностью сердца, что очень скоро я открыла ему свою душу и подарила его дружбой, а затем — ах, как скоро затем — и любовью. Когда его голова покоилась у меня на груди, казалось, он возносит благодарение господу богу за уготованное ему прибежище в моих объятиях! Как спасался он у меня от водоворота дел и суетных развлечений и какое утешение в тяжелые минуты находила я в его объятиях!

Фернандо. Что же могло нарушить столь любящий союз?

Мадам Зоммер. Ничто не вечно!.. Ах, он любил меня, любил, это так же несомненно, как то, что я любила его. Было время, когда все его думы, все помыслы были только об одном: видеть, что я счастлива, дать мне счастье. Ах, это было самое легкое время нашей жизни, первые годы брака. Тогда нас угнетало, словно подлинное несчастье, если, случится, мы вдруг повздорим или соскучимся. Ах, он был моим спутником на скромной жизненной стезе, а потом бросил одну в унылой, страшной пустыне.